— Я сегодня только на работе об отцовской любви думал, в принципе, я преступление совершил, но не мог иначе. Ты знаешь, вот иногда стоишь перед выбором, на одной стороне закон, а на другой — собственная совесть и человеческая жизнь. И почему-то человеческая жизнь перевешивает.

Она уже улыбалась и смотрела на него с восхищением.

— Что там случилось у тебя опять?

— Девочку привезли с болями внизу живота. Девочке четырнадцать, она мусульманка. Сопровождающие меня просто вырубили. Мать рыдает, все как положено. Отец злой. И жених с отцом. Жениху двадцать один. Говорят, что калым заплатили. Осматривать мне позволяют только в их присутствии. Я их выгнал, конечно, разговариваю с девочкой в присутствии ее матери и медсестры. Выясняю, что месячных у нее еще ни разу не было, а боли месяц назад были, но она отлежалась и прошло. Но так сильно не болело, а тут до потери сознания. Я ее на кресло, а там…

— Порок развития половых органов. Атрезия девственной плевы. Гематокольпос¹, гематометра².

— Абсолютно права. Я говорю матери, что дело пустяковое, рассекаем девственную плеву и через пару дней пусть забирают домой. Ан нет. Нужно разрешение отца. Ты думаешь, он его дал, это разрешение? Нет, не дал. Его позор волновал больше, чем жизнь дочери. Пусть умирает, но чистой. Вот, что он мне сказал.

Вера во все глаза смотрела на мужа.

— И что ты сделал?

— Говорил долго, убеждал, объяснял. А он мне в живот врезал и ушел, сказал, с милицией вернется. Сказал, что его дочь и это не мое дело. Много чего он мне говорил. Я пошел к жениху. Объяснил, что это вмешательство спасет ей жизнь и нет, никакого криминала нет. А он видел ее пару раз, невесту эту. Короче, сплошная тупость и невежество! Я пошел к главврачу и написал объяснительную и заявление на проведение операции по жизненным показаниям. Вот и провел ее в присутствии главврача, замов по хирургии и по гинекологии. Знаешь, что меня спасло? Они же меня толпой на улице ждали. Это жених со своим отцом подошли, мне руку пожали и поблагодарили за невестку. Сказали, сами ее заберут сразу к себе, а мулла их поженит.

— Господи! Как это достало. В первый год работы, меня украсть решил брат моего пациента. И знаешь, что меня спасло? Даулет сказал, что меня уже украл, что я его токал — она усмехнулась.

— Так вот я к чему это тебе рассказал.

— Боишься, что приносишь свою дочь в жертву?

— Да.

— Саша, я думаю, тебе поехать туда надо и все увидеть своими глазами, и там ты сам поймешь, где правда и в чем правда. Поговоришь с Галей, с Машей этой отцовской. Встретишься с Настей. А потом привезешь ее, а там видно будет.

— Ты же не готова ее принять?

— А ты готов?

— Нет, Верочка, не готов, но ты права. Я должен поехать.

Комментарий к Разговор ¹ Гематокольпос — скопление крови во влагалище.

² Гематометра — скопление крови в полости матки.

====== Свекровь ======

Дни ожидания тянулись невероятно тяжело. Вот уже неделя, как Саша уехал. Уехал вместе с отцом. И начались мучительные ночи тоски и раздумий.

Конечно, он звонил каждый день, но что там происходит, не говорил, или почти не говорил, только спрашивал, как она себя чувствует и не забывает ли пить таблетки.

Как же забудешь тут! От этих таблеток зависит жизнь ее ребенка. Самочувствие тоже желало лучшего. Тошнило и от беременности, и от таблеток. Даньку на руки брать ей запретили, но как же быть, когда просится, ему же невдомек, что родители еще одного сообразили, а мама у него… такая, что нормально выносить ребенка и родить самостоятельно никак не может.

А еще сильно угнетало одиночество. Она настолько привыкла быть при Саше, что практически срослась с ним, что перестала ощущать себя самостоятельной единицей, что на любое действие ей оказывается требуется его одобрение, даже молчаливое, даже в виде простого кивка головы или почти ничего не значащего «угу». А теперь без этого «угу» все валилось из рук. Все было не так.

Начались боли и тяжесть в пояснице. И никто не успокоит, и никто ничего не сделает и не посоветует. Позвонила в отделение, а Ленка уволилась и уехала. А все там чужие, даже заведующий новый. Саше предлагали место заведующего, но он отказался, сославшись, что бумажная работа не его стезя. Вот не его, и все. Он, видите ли, только руками работать может. Где же эти его руки сейчас, когда так нужны ей! Боже, вот совсем она никто без него. А еще рыпалась куда-то. Куда? Зачем? Сидеть надо тихо и наслаждаться тем, что при муже и он может решения принимать. Сама-то не способна.

И Оля уехала, совсем уехала… И уже никогда… Все уже никогда, все, что связано с Олей, — все никогда… Никогда не встретятся, никогда не поговорят, никогда не поплачут друг другу в плечо, никогда не пройдутся вместе по магазинам, никогда не обсудят наряды, никогда не покритикуют мужчин. Все, кончилось, все абсолютно, что их связывало. Они как бы умерли друг для друга, оставшись только в воспоминаниях…

А еще мысли о девочке. Как она будет с ней, сможет ли полюбить так же, как Данилку своего любит. Ведь иначе никак нельзя, иначе неправильно. Ребенок будет чувствовать, что нелюбим, нет, не нелюбим, а недостаточно любим, и как сможет стать полноценным человеком, если ее любят немножко не так.

Вот проблема, так проблема, и решить ее никак не получается. Ведь сердцу-то не прикажешь, а оно все не слушается, все никак не соглашается впустить туда ребенка, чужого ребенка. Большого ребенка, который все видит и все понимает.

Это было слишком мучительное ожидание. И даже втайне Вера надеялась, что там все совсем не так, как преподнес свекр, и Саша вернется один, и будут они жить по-старому, как будто и не было никогда никакой Насти.

Но потом Вера сама себя отдергивала за такие мысли, понимая, насколько они эгоистичны.

И вот на исходе второй недели ожидания к ней в гости пожаловала свекровь.

Вера не готовила, просто не хотелось. Отварила картошку и открыла консервы — кильку в томате. И не потому что там почему-то. А просто потому, что организм требовал кильку, с головами и глазами. А не шпроты и не сайру. Наталья Викторовна уселась за стол и скривилась:

— Это что? Чтоб ты последний раз свекровь такой гадостью встречала. Не хочешь, чтобы я приходила? Так я не к тебе прихожу, а к внуку. Внук мой, между прочим, и приготовишь в следующий раз все как положено. Я к вам не так часто заглядываю, а огурцы почему покупные? Что, ума не хватает закрыть самой, или руки не из того места выросли?

И тут Веру накрыло. Вдоволь наобнимавшись с унитазом, она появилась пред очи свекрови.

— Ты что, беременная?

Вера лишь кивнула в ответ.

— Сдурели? На кой-оно вам? Одного поднимите. Может, еще не поздно избавиться?

Вера промолчала, моля Бога, чтобы бабушка уже нагостилась и отправилась восвояси.

— Я говорила с Сашей по поводу его дочери, — продолжала Наталья Викторовна, демонстрируя всю свою значимость. — И я решила. Ты сделаешь аборт. Саша сделает, какой бы срок ни был, а девочку я заберу себе, так что не волнуйся, вам она не помешает. Будете жить, как жили. Мне на ребенка, естественно, деньги давать будете. Я ее на пенсию не прокормлю. И там, ей же то трусики купить надо, то чулочки.

— Колготки, — Вера все-таки сорвалась, — теперь девочки носят колготки. И еще, делать мне аборт или нет, решать будете не Вы, а я. И Сашина дочь будет жить с нами. Мы своих детей никому не подкидываем и в советах по содержанию и воспитанию не нуждаемся. Хотите видеть внуков — милости просим. Но в нашу жизнь лезть не советую. А то Вы еще, не дай Бог, мой характер увидите. А свою семью я защищать умею.

— Ух, ты как заговорила!

— Это я еще промолчала, так что и Вам советую промолчать.

— Ты думаешь, он жить с тобой будет, не ты первая, не ты последняя.

— Разберемся, с кем и когда он жить будет.

— Я ему все расскажу, как ты меня приняла в отсутствие мужа.

— Обязательно.

Когда за Натальей Викторовной закрылась дверь, Вера поняла, что приобрела еще одну проблему на свою голову.