А он удивлялся, но в эти минуты наблюдая за ней, ему было очень уютно на душе.

Когда она уходила, он с детьми возвращался домой.

Нет, у него не было к ней чувств, да и какие чувства могли возникнуть у отца семейства к нимфетке. Нет, он просто любовался ею.

Они встретились почти случайно три года назад в железнодорожной больнице, где он работал. У него только что родилась дочь, и жена сидела дома. Тогда и позвонила ее коллега — мама Веры, с просьбой помочь госпитализировать ее мать, то есть бабушку Веры. Он согласился, случай был интересный, достаточно редкое заболевание. Вот он ее положил и вел сам. Интересно же. Даже диагностика была трудной. Он ее консультировал у кого только мог, но сколько врачей, столько мнений, и разбираться пришлось самому. Назначил лечение, стало легче, но все равно погряз в литературе, это было уже делом чести.

Мария Михайловна была интересным человеком. Фармацевт по образованию, она практически не работала после замужества, все ее время занимали ее родители, родители мужа, а после их смерти — дочь и внучка. Внучку растила именно она. Дочь была практически единственным кормильцем в семье. Мария Михайловна была достаточно привередливой, на все имела свое оригинальное мнение и свои привычки. Как правильно и как хорошо, знала только она, и ее слово было законом. Одной из ее причуд, как казалось Алексею, было то, что она не ела больничную пищу и даже не заходила в столовую.

Еду привозила дочь.

Вот именно по поводу еды для бабушки они и познакомились с Верой.

В этот день обед привезла двенадцатилетняя Вера. То ли транспорт подвел, то ли она засмотрелась на что-то, или не нашла сразу больницу, но приехала она в тихий час. И как положено, ее к бабушке не пропустили.

Вот тут началось самое интересное. Девочка на полном серьезе стала доказывать вахтерше, что если бабушка не получит горячий обед, то умрет с голоду. Потому что больничную еду есть просто невозможно, и дело не в том, что это не вкусно, ее готовят без души. А если в еду не вложена душа, то еда вредит организму.

Она доказала свою точку зрения, и вахтерша поверив ей, пошла за лечащим врачом, то есть за Алексеем.

Когда он спустился в фойе больницы, то увидел Веру всю в слезах. Девочка повторила свою пламенную речь о вреде больничного питания. Ему же стало просто смешно, он взял сумочку с едой из ее рук и отправился к бабушке. Стоило ему только намекнуть на то, что Вера привезла обед, бабушка разрыдалась. К такому повороту событий молодой тогда совсем врач готов не был. Пустить девочку в тихий час в отделение он тоже не мог, и он пошел к ней рассказать… Так и ходил раза три от одной к другой, передавая сообщения, а они все плакали. Бабушка, что внучку не увидела, а внучка, что с обедом опоздала.

Вот так он увидел Веру впервые. А потом его просто наняли для лечения бабушки. И он ходил в дом раза два-три в месяц.

Бабушка же и не думала выздоравливать, болезнь постепенно прогрессировала и текла как-то совсем атипично. А вот внучка росла и превратилась в почти взрослую девушку, с очень даже интересными формами.

А еще она решила поступать в мед. И Алексею казалось, что не без причины. Она с ним была всегда очень уж мила.

Его предложение о романе на глазах у бабушки при сматывании бинтов было шуткой, хотя приглашение на дежурство — очень даже настоящим. Пусть девочка посмотрит, куда лезет. Может, она и не представляет, как оно все на самом деле, и нет там птичек и еловых лапок в профессии. Вдруг у нее романтика играет, или начиталась чего. Он действительно хотел помочь ей, она ему была небезразлична.

Но Мария Михайловна обвинила его черт знает в чем, а мама Веры ее поддержала. Ему было велено приходить в дом не одному, а только в сопровождении семьи.

Дети в общении с Верой не мешали, она к ним была очень даже расположена.

В этом городе он оказался потому, что женился. Великой любви, наверно, не было. Хотя по началу казалось, что была. Он увлекся. Очень сильно увлекся выпускницей литературного института, а она была из Алма-Аты. Возвращаться домой в Архангельск ему не хотелось, возможности остаться в Москве, где он учился, не было совсем. К тому же Наталья забеременела. Это решило все. Им отдали родительскую квартиру в самом центре города, он устроился работать в одну из клиник, и все было хорошо, но душа требовала большего. Только чего, он сам не понимал. Ведь было все. Редко у кого из его сокурсников, вот так сразу, было все, а у него было.

Даже частной практикой Бог не обидел. И деньги водились всегда. И удовольствия от работы было предостаточно. И друзья в отделении что надо.

Потом родилась дочь. Любил он ее безумно, больше, чем сына. А она еще копия он: и светленькая, и глазки голубые, и большие, распахнутые, не то, что у Натальи. Вот тогда, после рождения дочери, для себя решил, что просто обязан вырастить детей, и никогда не думать о разводе. А кто, если не он.

Да и жена не так уж и плоха, если присмотреться.

Вот город не нравится, он тут чужой, и люди здешние ему чужие. Другие они, с не такими, как у него, привычками, с иными понятиями. А климат — это нечто. Ужасное жаркое лето и холоднючая зима. Но ничего, он почти привык.

Вот это «почти» его очень сильно напрягало. Там — «почти» достаточно, тут — чуть-чуть не хватило, так и жил: «почти» счастливо!

Всего хватало на работе. Вот то место, где он был абсолютно счастлив. Его очень любили больные, а он любил их лечить. У него были хорошие руки и острый ум, то есть именно то, что делает хирурга хирургом от Бога. Он умел лечить даже словом, и был хорошим психологом. Его боготворили, его просто обожали, им восхищались.

Да и внешне он смотрелся на все сто. Высокий, под метр девяносто, хорошо сложен. С интересным, запоминающимся лицом. Он разбил не одно сердце. И не одна смазливая медсестричка рыдала в уголке, когда его жена являлась к нему на работу в отделение или приемный покой. А она являлась, потому что считала необходимым напоминать о его статусе женатого мужчины.

Зато на работе в школе она — библиотекарь — слыла почти королевой. Она была лисичкой, хитренькой, миленькой, когда надо слабенькой, а когда требовалось участие в чужой судьбе, то Наталья могла стать лучшей подругой.

Мама Веры — Ирина Вениаминовна, очень ценила ее за это. По природе своей сухая и вся очень правильная, она и Наталью считала такой же.

Только никак не могла взять в толк, почему их с Алексеем сын родился через полгода после свадьбы. Но у них такая замечательная семья, что этот досадный факт можно опустить. Молодые жили в Москве, вдали от родителей, вот и согрешили. Ирина долго думала над этим, но решила не обращать внимание на такие мелочи.

====== Неприятности в школе. ======

Оля поджидала Веру после школы во дворе.

— Вер, привет!

— Привет!

— Долго дуться будешь?

— А ты правда пробовала курить?

— Это так важно?

— Это не правильно.

— Вера, в жизни не бывает все правильно. Почему у тебя все делится на правильно и не правильно?

— А как? Бывает полуправильно? Или бывает недопреступление, или недоубийство?

— Бывает пятерка с минусом, а бывает с плюсом, никогда такого не получала? А если получала, то разницу должна чувствовать.

— Да, чувствую. Пятерка с минусом — это почти тройка, а с плюсом нормально.

— Опять у тебя крайности. Ну да ладно. У нас мир?

— Мир.

— Зайдешь вечером?

— Маму в школу вызывают.

— Твою? Смеешься?

— Нет, я сегодня на истории отвечала про культ личности Сталина.

— И?

— Был открытый урок, а я вспомнила записки Светланы Аллилуевой и процитировала.

— Где записки взяла?

— У Ермека.

— Ты ненормальная, ты знаешь, чей он сын?

— Знаю, министра.

— Да, Веруня, с тобой не соскучишься. А Сталин что?

— Я пыталась увидеть в нем человека. Они не поняли. Спросили, по какой литературе я ответила. Я сказала, что читала статьи, интересовалась.