— Пора.
Один за другим они выскочили на дорогу и облепили машину с двух сторон.
— Навались!
Колеса шевельнулись, поддаваясь, и Беллами, сдирая кожу на руках, надавил сильнее. Тяжелая машина двинулась вперед, к обрыву, с каждой секундой двигаясь все быстрее, набирая ход, и в конце концов Беллами отпрыгнул с криком:
— В сторону!
Он бросил взгляд на Октавию: конечно же, она помогала вместе с остальными. А в следующее мгновение снизу донесся шум и скрежет сминаемого металла, а следом за ним — взрыв.
— На позиции!
Они снова залегли на обочине, прямо над бегающими туда-сюда и невпопад стреляющими военными, многие из которых погибли при взрыве, а тех, кто остался в живых, теснили с двух сторон.
— Огонь!
Беллами почувствовал, как Октавия легла рядом и принялась стрелять. Он покосился, чтобы убедиться: на ее лице сияло выражение восторга.
— Отличный план, Белл! — крикнула она, улыбаясь. — Отличный план!
***
Рация в Аниной руке ожила и затрещала помехами, сквозь которые едва можно было разобрать голос Маркуса.
— Индра мертва, — услышала она. — Мы окружили военных и сомнем их, не сомневайся. Но здесь их всего сотни две, не больше. Остальные идут к вам через Акведук Лос-Анджелеса.
— Мы примем их, — коротко ответила Аня. — Действуй по плану.
Она убрала рацию в карман и сверху вниз посмотрела на Эйдена.
— Готов? — спросила тихо.
— Готов.
Толпа заревела, когда Аня сделала шаг вперед и подняла руку. Кто-то кричал, кто-то свистел, кто-то пытался аплодировать. Но она сделала жест пальцами, и все замолчали.
— Все вы знаете, что прямо сейчас наши воины дерутся не на жизнь, а на смерть с непрошенными захватчиками, — сказала она громко. — Нет такой семьи в племени, которой не коснется сегодня радость или горе. Я верю и знаю, что каждый из наших сыновей и братьев будет достоин встречи с Великим Духом в конце своего пути.
Она на мгновение замолчала, сглатывая комок.
— Но солдаты разделились. Те, кого уничтожат наши братья, это лишь малая часть. Остальные надвигаются на нас через акведук и скоро будут здесь.
Толпа колыхнулась, заволновалась.
— Что нам делать?
— Надо бежать, пока не поздно!
— У нас нет оружия! Мы не сможем сражаться!
Аня снова жестом заставила всех замолчать.
— Вы можете уйти. Прямо сейчас забрать своих детей, свои пожитки, оставив здесь все, что мы построили за эти годы. Вы можете уйти в горы и начать все заново, скрываясь от военных, надеясь, что они никогда вас не найдут. Или…
Она кивнула Эйдену, и тот сделал шаг вперед.
— Приветствуйте командующего Нового мира!
Один за другим земляне опускались на колени, а индейцы смотрели на них, не понимая, что происходит. Но Аня опустилась на колено тоже, и у них не осталось выбора.
Тысяча человек склонилась перед пятилетним мальчиком, смотрящим на них сверху вниз.
— Лекса, Кларк, Джон, — Эйден словно вбивал гвозди в металл, четко выговаривая имена. — Вы знаете их, как командующую, принцессу и вора. Они ушли, чтобы ценой своих жизней дать нам шанс на лучшее будущее. Они умрут, или уже умерли, выполняя свою последнюю миссию — взрывая пункты запуска ракет, способных уничтожить все живое.
Аня поразилась тому, как четко и ясно он говорил. Словно ему было не пять, а как минимум на десяток лет больше.
— Командующая Нового мира сказала мне перед тем, как уйти. Она сказала: ваша свобода в ваших руках. Хватит прятаться и бояться. Вы хотите свободы? Идите и возьмите ее! Сражайтесь за то, что вам дорого. Мы отдали им Люмен, мы позволили им уничтожить его. Но мы не отдадим резервацию! Пока есть здесь хоть кто-то, способный держать в руках палку, мы будем биться за наш новый дом!
Из толпы донеслись крики. Один за другим люди поднимались на ноги, что-то кричали, шум делался все сильнее и сильнее, но сквозь него по-прежнему звенел мальчишеский голос:
— Все, кто хочет уйти, уходите! Но каждый, кто решит остаться, будет знать: останемся мы сегодня в живых или нет, будет зависеть только от нас. Мы все — люди Нового мира! И эта земля принадлежит нам!
***
— Линкольн!
— Октавия!
Она налетела на него, будто кошка, и запрыгнула, обхватывая руками и ногами, и ругалась, и целовала, и снова принималась ругаться.
Все три группы соединились в одну, и оставшиеся в живых воины ходили между трупами, пробивая головы, и оттаскивали в сторону раненых.
— Беллами! Атом! Маркус!
Никогда до сих пор она не была так счастлива. Они победили: ни один из солдат не смог уйти из организованного ими котла, все они были или мертвы, или ранены, или обезоружены и связаны по рукам и ногам.
Но почему-то счастливой была только она. Линкольн хмурился, Атом отводил глаза, а из глаз Маркуса, кажется, катились слезы.
— Что? — спросила она, тревожно вглядываясь в его лицо. — Кейн, что?
Он показал взглядом, и она увидела, как двое воинов несут на носилках темное тело.
— Индра…
Линкольн схватил ее за руку, но Октавия вырвалась и подошла, сглатывая слезы. Индра лежала, будто живая, — такая же суровая, как всегда, такая же хмурая и словно высеченная из камня.
— Инна Дрей, — сказал оказавшийся рядом Маркус. — Ее звали Инна Дрей.
— Сделаем так, чтобы ты нас помнила, — прошептала Октавия, на мгновение касаясь еще теплой руки Индры. — Я сделаю так, чтобы ты меня помнила.
Она смотрела на Индру, а в ушах ее звенело старое, из прошлой жизни: «Воин не оплакивает павших, пока бой не окончен». И тогда, вспомнив это, Октавия вытерла слезы и повернулась к Линкольну:
— Что дальше? — спросила, глядя исподлобья. — Возвращаемся?
— Да, — ответил он. — Мы должны отрезать тех, кто движется к резервации. Иначе это будет пиррова победа.
***
Аня бежала вдоль западной стены резервации, туда, где шум выстрелов был особенно плотным. Она видела сотни людей, выпускающих со стен стрелы, швыряющих камни, выливающих на захватчиков ведра разогретой до состояния кипятка воды.
Всего полчаса длился бой, но многие уже пали, сраженные пулями и осколками мин, которые солдаты выпускали по резервации. Но стены все еще держались, и люди держались тоже.
— Анимигабовиквэ! — она остановилась, чуть не сбив с ног отца. Рядом с ним стояли все его ученики: и индейцы, и белые — все вперемешку. — Мы идем к восточным воротам, там нужна помощь.
— Отец! — взмолилась она в ужасе. — Не делай этого! Мы должны сохранить детей любой ценой, иначе некому будет вести племя, когда все закончится.
Он положил руку ей на плечо.
— Из трусов, прячущихся за спинами других, не получится хороших вождей, — сказал он строго. — Иди и сражайся, и дай нам исполнить свой долг.
Совсем близко разорвалась мина, Аню и остальных засыпало кусками земли, но все были живы. И она кивнула и махнула рукой:
— Идите.
И побежала дальше.
У восточной стены творился настоящий ад. Множество тел — убитых, разорванных на куски взрывами, но оставшиеся в живых продолжали стрелять, укрываясь за камнями, сложенными в главный оплот резервации.
— Надо уничтожить минометы, — закричал Эйден, появляясь перед Аней. — Пока они лупят минами, мы ни черта не сделаем.
Он был весь покрыт кровью, хлещущей из раны на плече.
— Розмари! — крикнула Аня. — Розмари, сюда!
Пока она перевязывала рвущегося в бой Эйдена, Аня забралась на сторожевую башню и в бинокль посмотрела на позиции солдат. Она увидела черного мужчину с седой бородой, стоящего рядом с пятеркой минометов. Достать их отсюда нечего было и думать: они были надежно укрыты за деревьями и живыми преградами в виде стреляющих на поражение солдат.
Эйден был прав: еще полчаса беспрерывного минометного огня, и от резервации останется только воспоминание. Аня на мгновение подняла голову к небу, а потом достала из кармана гранату и принялась спускаться вниз.
Но она не успела. Справа раздался шум двигателя, и прямо сквозь деревья промчался мотоцикл.