Особенно тяжело переживал Андрей первые месяцы своего пребывания в армии. Сам он записал об этом так: «Сей пункт времени составлял важную эпоху в моей жизни, с оного начиналась для меня жизнь совсем нового рода: до сего жил я на совершенной воле и был властелином над всеми своими делами и поступками, а тут все сие вдруг кончилось и я принужден был готовиться жить в повиновении у многих» [2 Там же. Стб. 273.].
В первом представлении Андрея командиру полка помог Неклюдов. Будучи довольно богатым помещиком, он имел возможность оказывать полковнику существенную помощь деревенскими продуктами, за что пользовался его расположением. Это обстоятельство, а также то, что Андрей был сыном предшественника командира, сыграли весьма важную роль. Полковник благосклонно принял Андрея и сразу же предоставил ему некоторые льготы по полку, в частности разрешил жить не в казарме (как полагалось сержанту), а на квартире вместе с Неклюдовым.
Впрочем, вскоре для Андрея наступили тревожные дни. Выяснилось, что он уже давно числится в просроченном отпуске. Оказалось, что в свое время Тимофей Петрович, зачисляя сына в полк и соблюдая какое-то возрастное условие, прибавил ему год. Поэтому в штабе полка, получив уведомление Военной колегии о предоставлении Андрею отпуска до 16-летнего возраста, полагали, что этот возраст наступит у него не в 1755 г. (как думал он сам), а в 1754г., и уже с того времени стали числить его в просрочке, о чем был подан соответствующий рапорт. Может быть, сам по себе этот факт и не отразился бы особенно на судьбе Болотова, если бы не был связан с другим обстоятельством. В тот период Россия уже начала готовиться к войне с Пруссией, намечалось формирование новых войсковых соединений. Потребовалось увеличение офицерского состава. Одним из резервов его пополнения были сержанты. Штабы получили указание представить их списки. В списках Архангелогородского полка Андрей был в числе первых, и при нормальном ходе событий он получил бы звание офицера автоматически. Но, поскольку в генералитете имелся рапорт о просрочке отпуска, против фамилии Болотова появилась приписка: «За просрочку и неявление и поныне в полку — обойден». Огорчение Андрея еще более усилилось, когда стало известно, что представляли его «через чин», т. е. не на прапорщика, а на подпоручика.
Первое время Андрей старался не встречаться с товарищами, ему казалось, что все будут насмехаться над ним и он сгорит от стыда. Но вскоре выяснилось, что офицеры полка совсем по-другому относятся к неприятности Андрея. Они весьма сочувствовали ему и, не ограничиваясь сожалениями, обсуждали, как можно исправить допущенную несправедливость. Наконец был выработай план действий, согласно которому Неклюдов должен был поехать в Петербург с ходатайством от полка о присвоении Болотову офицерского чина. Официальное письмо командования было сопровождено ходатайством, подписанным всеми офицерами полка. Однако, когда все оказалось подготовленным, Неклюдов заболел. Откладывать затеянное было нельзя, и Болотову пришлось ехать в Петербург самому.
Длительные мытарства, связанные с ходатайством, Андрей Тимофеевич в своих записках охарактеризовал так: «Теперь оставалось мне только исходатайствовать позволение съездить на несколько времени в Петербург, ибо и сие сопряжено было с некоторыми затруднениями. Полковник не в состоянии был сего сделать; он с радостью готов бы был меня на несколько месяцев отпустить, но власть его так была ограничена, что он не мог отпустить меня и до Ревеля; к тому ж и челобитной моей должно было идтить по команде, т. е. сперва от полку представленной быть командующему нами генерал-майору, а от сего представлена быть к генерал-поручику, а от него далее в Петербург к главнокомандующему, генерал-аншефу графу Петру Ивановичу Шувалову, от которого надлежало уже последовать резолюции»[3 Там же. Стб. 303.]. В конце концов положительная резолюция Шувалова была получена, и в полк Андрей вернулся уже не сержантом, а подпоручиком.
Поход в Пруссию
Впрочем, служба нового офицера еще долгое время была необременительной. Дело в том, что в Архангелогородском полку не было свободной штатной должности для подпоручика. Болотову предстояло или получить назначение в другой полк, или остаться в своем «сверх комплекта», т. е. без получения жалованья. Уходить из родного полка, к которому он уже привык и где у него были хорошие друзья, Болотову не хотелось. Жить без жалованья тоже больших радостей не сулило. Тем не менее не склонный к мотовству и разгульной жизни, которую вели многие офицеры, особенно из богатых дворянских семей, Болотов предпочел остаться в своем полку. Но и зачисление «сверх комплекта» требует разрешения высокого начальства. Все это Андрей узнал еще в Петербурге и разрешение получил заблаговременно, используя установившиеся хорошие отношения с начальником канцелярии генерал-аншефа П. И. Шувалова — М. А. Яковлевым.
Довольно свободная жизнь в полку, без определенных обязанностей, предоставила Болотову много свободного времени, что дало ему возможность решить еще одну проблему, которая беспокоила его не менее, чем просрочка с возвращением в армию. Отпуск ему был предоставлен «для окончания наук». А он уже слыхал о случаях, когда «отпущенных» и вернувшихся в армию вызывали в военные коллегии для проверки приобретенных знаний. В основном, конечно, проверялось знание языков и математики. Геометрию, черчение он знал, а вот за языки опасался. В комиссиях требуется хорошая разговорная речь. Андрей старается установить товарищеские отношения с людьми, свободно владеющими языками, ищет квартиры с такими хозяевами, в семье которых говорят на немецком или французском языках. Много времени он уделяет самостоятельной работе с языками, переводит книги с русского на иностранный и наоборот. Впрочем, постепенно беспокойство по поводу проверки проходит, никуда его не вызывают, а жизнь идет своим чередом: в полку открылась вакансия, и его зачислили в штат. Способного офицера замечают, и через некоторое время он назначается командиром роты.
Ранней весной 1757 г. слухи о предстоящей войне с Пруссией обретают реальную основу, в полк приходит указание готовиться к походу. Впрочем, военные действия в Пруссии уже начались, теперь определилось лишь участие в них России. В армии производятся некоторые изменения: дополнительно организуются бригады, вводятся новые тактические построения и перестроения войсковых соединений. Архангелогородский полк вместе с Ростовским и третьим гренадерским составил бригаду, которой командовал генерал- майор Вильбоа. В конце апреля русская армия в районе Риги перешла Двину, а в середине мая бригада Вильбоа вступила в Польшу. Здесь Болотов получил назначение полковым квартирмейстером.
Новая должность доставляла много хлопот, но имела и свои преимущества. Поход велся медленно, с длительными иногда остановками, и квартирмейстер, обеспечив стоянку для полка и снабжение его провиантом и фуражом, был более или менее свободен. Новые обязанности давали возможность Болотову постигать неизвестные ранее житейские мудрости. Вот как он описывает некоторые из них: «На сем месте принуждены мы были опять стоять двое суток, ибо как тут заготовлен был провиант, то должны были мы оный принимать и печь себе хлебы. При сем случае в первый раз случилось еще нам печь хлебы сии в земляных печах и растворять квашни в ямах; зрелище до того невиданное и по новости своей любопытное. Мы, увидев помянутые ямки и в них в рогожах и в мешках растворяемое тесто, а для печения хлебов другие, выкопанные наподобие нор, дивились и не хотели верить, чтоб могло выйти что хорошее; но удивление наше увеличилось, когда увидели после хлебы и сухари столь хорошие и вкусные, что таковых мы до того времени не едали» [4 Там же. Стб. 431.].
Не меньшее восхищение Болотова и его товарищей вызвал прием навьючивания сена.
«Впрочем, что касается до сего фуражирования, то всякому, не видавшему оного никогда, покажется оно весьма удивительно, и он не поверит, что такое великое множество сена можно было увезть на одной лошади, а что того еще удивительнее — верхом; ибо надобно знать, что для скорейшего и удобнейшего привоза сено фуражируется всегда верхами, и из сена связываются два превеликие тюка или кипы, из которых каждая почти с маленький воз будет, и оба сии тюка на веревках перекидываются по седлу через лошадь поперек, а человек садится между ними и едет властно как на возу сена, ибо сии тюки тащатся почти по самой земле, и лошади за ними совсем почти не видно...» [5 Там же. Стб. 489.]
