— Да уж, — я тоже улыбнулась, и сердце застучало чаще.

И снова эта двусмысленная тишина.

— Ты голоден? — спросила я.

— Ужасно, — ответил он шепотом.

— Хочешь, я что-нибудь приготовлю?

— Нет, — его взгляд посерьёзнел.

Взяв чашки, я аккуратно поставила их на столик. И тогда, стремглав бросившись к нему, неспешно его оседлала.

— Тогда ладно, — сказала я.

Взяв его лицо обеими руками, я тщательно, глубокого его поцеловала, чувствуя вкус чая на его губах. Он нежно отвечал на поцелуй, рука его пробралась вдоль шеи в гущу моих распущенных волос. И все мои расплывчатые планы на сегодня вдруг испарились, как роса в знойный полдень. Мы оба излучали жар. От меня не осталось ничего кроме движений, все слова и мысли куда-то утекли. Его поцелуи стали еще настойчивее, руки заскользили под рубашкой, по голой спине по обе стороны от позвоночника. Потом он добрался до моих ягодиц и сжал их, рванул меня к себе, и я громко глотнула воздуха. Когда он стягивал рубашку с моих плеч, пытаясь её снять, я намертво запуталась в рукавах, обе руки оказались стянутыми сзади меня, точно в ловушке. И он не стал меня освобождать, так и оставил.

— Не двигайся, — прорычал он и взял обеими руками меня за грудь, обхватив их ладонями и сжав. Заведя одну руку мне за спину он потянул за рубашку так, что мне пришлось выгнуть спину, подставляя ему груди.

Он их потер, играя с ними обеими, прежде чем остановиться на одной, потягивая за сосок, скользя языком по моей коже. Я уже была мокрой — ошеломительно мокрой — и у меня в животе уже все ныло, моля об освобождении. После прошлой ночи внутри еще побаливало, но боль была скорее желанной, чем мучительной. Я запрокинула голову и задвигалась, пытаясь перетянуть его ласки и на другую сторону, руки все еще были в плену за спиной — его большая ладонь комкала ткань, удерживая меня на месте. И я была в восторге от пребывания в этом плену. Его губы переползли мне на плечи, стали ласкать мне шею. Он будто пожирал меня, и пульсация внизу живота стала практически невыносимой.

— Можно я тебя коснусь, — беспомощно зашептала я.

Пит не ответил, лишь притянул к себе для поцелуя, а его пальцы осторожно вынули мои запястья из рукавов рубашки.

Наконец освободившись, мои руки стали бродить по его широкой груди и мощным плечам. Рот прокладывал дорожку вдоль его шеи, пробуя на вкус шрамы. Мне все еще было непривычно и сладко ощущать его кожу губами. Он застонал от моего напора, и мне было приятно сознавать, что я заставляю его издавать такие звуки. Тем временем его руки нырнули между моих ягодиц, вглубь, и он еще сильнее застонал, когда почувствовал, какая же я мокрая. Слегка меня приподняв, он несколькими судорожными движениями бедер освободился от трусов, и его желание выскочило наружу, явно истомившись в неволе. Взяв мою руку, он положил ее на эту часть своего тела, позволив мне себя направить, когда, держа меня сверху, медленно стал прижиматься ко мне тазом, и его сам собой неспешно проник в меня. Меня вновь настигло это чувство наполненности. Но в этот раз он взял меня медленно, не так, как прошлой ночью, позволяя мне привыкнуть к ощущениям от присутствия внутри себя, как я теперь думала, весьма большого мужского органа — хотя сравнивать мне было вообще-то не с чем, ведь прежде мне никогда еще не доводилось видеть мужской эрекции.

— О, Пит! — выдохнула я, до конца на него опустившись, наполненность теперь я чувствовала много сильнее, чем прошлой и позапрошлой ночью.

И он впился в меня поцелуем, не давая двинуться, пока мы оба смаковали ощущение того, что он теперь полностью, весь был внутри меня. Мне было невдомек, как нужно двигаться, и я позволила ему мной рулить, пока он сам был в поисках самого подходящего для нас способа двигаться в унисон. Я стонала прямо ему в губы, вращала бедрами, заставляя и его стонать, потом стала слегка на нем подпрыгивать, чувствуя, как он скользит внутри меня.

— Китнисс! — выдохнул он, сжимая мою талию и начиная приподнимать меня и затем вновь медленно опускать на себя. Когда же он, не в силах больше сохранять сидячую позицию, откинулся на кровать, приподнимаясь навстречу мне на локтях, я убрала руки с его плеч, схватив его теперь за поясницу, используя ее как опору. От этого ощущение полноты только усилилось, хотя прежде это казалось уже невозможным. Наклонившись, чтобы покрыть поцелуями его грудь и шею, я прочертила языком узоры на его коже, дразня его соски так, как он раздразнил мои. Он же от этого начал корчиться, и его стоны дарили мне пьянящее, головокружительное ощущение своей власти над ним. Он продолжал отрывисто двигаться внутри меня. И я, усевшись на него с прямой спиной, стала сама подниматься и опускаться, и он внизу толкался в меня бедрами, наши движения обрели четкий ритм. Сильные руки сжимали мою грудь, настойчиво гладили бока, живот и бедра.

— Потрогай себя, Китнисс.

Я посмотрела на него сверху вниз в недоумении. Но он взял мой палец и поднёс его к маленькому бугорку между моих ног. Когда я прикоснулась к этой точке, по позвоночнику проскочил заряд электричества. Он нежно направлял меня, безмолвно обучая меня тому, что сам делал для меня вчера. Когда я смогла подстроиться к нашему ритму, который вызывал во мне еще больше ощущений, он взял меня за талию и мы продолжили эту гонку всерьёз. Это было самое сильное чувственное ощущение, которое мне доводилось переживать, пружина внутри меня сжалась до упора, прежде чем раскрыться, дав мне освобождение, при том я еще могла её удерживать. И я стонала, задыхалась, хныкала, издавала звуки, которые были для меня немыслимы при любых иных обстоятельствах. Пит же, закусив губу, любовался тем, как я уже настойчиво себя ласкаю.

— Ах, я так близко, — выкрикнула я. Скоро, слишком скоро, я c криком выгнулась назад. — О, Пит! — и запрокинула голову, теряясь в сладких конвульсиях, от которых волны блаженства толчками растекались по всеми телу.

Пит увеличил скорость, сжав меня еще крепче. Я видела, что он борется, пытаясь удержаться на краю, когда его захлестнули мои настойчивые волны. И я остановилась, на миг перестав в него врезаться, и вновь вильнула бедрами, наслаждаясь действием, которое это на него оказывает, своей властью над ним. Теперь уже он выгнул спину, почти задохнувшись от моего внезапного натиска. В конце концов, больше не в силах сдерживаться, он начал бешено в меня толкаться. И я слегка отступила, позволяя ему вести, отдавая ему весь контроль. И вскоре его прекрасные черты исказились, и я почувствовала это: невероятное напряжение внутри меня, затем тепло. Все его тело содрогнулось в экстазе.

Он притянул меня вниз, к себе и тесно сжал, пытаясь побороть сбившееся дыхание. Так и мы и лежали несколько бесконечных минут, и его пальцы поглаживали мне спину. Я полностью растворилась в частом и сильном стуке его сердца возле своего уха, в ритме его тяжелого, глубокого дыхания.

— С тобой все хорошо? — прошептал он чуть погодя.

— Даже слишком, — был мой ответ.

За его смешком угадывалось смущение.

— Разве может быть слишком хорошо?

Я вздохнула.

— Наверно. Тем более, что я считала, что больше никогда не буду счастлива. И мне все кажется, что что-нибудь ужасное еще может случиться. И хоть теперь мы в безопасности, я все еще чувствую себя такой…

— Уязвимой? — предположил Пит.

— Да, именно. Как было с Прим, — мой голос сорвался. — Пит, я так ее любила. И жила в страхе, что потеряю её, и потеряла, потеряла… — я вся задрожала, ведь я не привыкла так смело вызывать ее образ в сознании при свете дня. Чувствуя, что слезы подступают, я всячески пыталась их унять, — Теперь у меня есть ты, и мне хочется запереть все ставни и все двери, и положить у изголовья лук и стрелы, как будто нож над тобой уже занесен. Мне все еще кажется, что в любую минуту сюда могут ворваться миротворцы, забрать тебя, и мне останется только кричать и звать тебя, безо всякой надежды вновь тебя увидеть, — я спрятала лицо у него на груди, напуганная тем, что он может подумать об этой моей вспышке, невольно вспоминая об ужасе Квартальной Бойни, когда мы с ним в отчаянии изо всех сил кричали и звали, не в силах друг друга найти…