Мы посрывали друг с друга одежду, не обращая внимания ни на кусочки налипшего к ней теста, ни на белые пятна муки, ни на то, что пальцы оставались липкими от цветной глазури и сахарной обсыпки. Безумие этой недели отлетало как хлебные крошки, налипшие к нашей одежде, которая теперь валялась на полу. Пит резко отпрянул, вновь увидев теперь уже поблекшие синяки, но я не выпустила его из своих объятий, вцепилась в него крепче. И на сей раз он не стал отстраняться. Его челюсть заметно напряглась, но он все же отвечал на мои поцелуи, скользя руками по моей коже, и все мои чувства пробудились, чтобы сосредоточиться на нем, я уже дрожала от невероятного желания. Когда он прижался ко мне, моя обильная влага смочила его тугой член, и он застонал, не отрываясь от моего рта. Чувствуя его нетерпение, я промурлыкала ему на ухо: «Обойдемся без прелюдии. На этот раз.»

Он с облегчением кивнул и тут же погрузился в меня. И я радостно приветствовала в себе его желанную тяжесть. Это было все равно как снова начать дышать, мне казалось, я вот-вот вспыхну, и подожгу все вокруг. Мне был хорошо известны многие вещи: как выживать, как гибнут люди, как подступает безумие, но знала также — что это такое — чувствовать любимые руки на своей коже, испытывать отчаянную жажду с ним соединиться, пусть и ненадолго, быть с ним вместе, чтобы никто вас не прерывал… Во в мне вспыхнули невероятные благодарность и радость оттого, что мы одержали еще одну пусть маленькую, но нелегкую победу: мы побеждали в этой битве всякий раз, как Пит меня касался. Держась за него, я ощущала его нежные толчки. Пока что зверь внутри него успокоился, и, когда мы взорвались с ним в унисон, я ощущала, что принимаю его всего, без остатка, даже его темные стороны, и хотя вдали маячила тревожная тень, сейчас в моей душе царили только лишь мир и покой.

***

Когда мы оба задремали в нашей квартирке, это было вообще-то ненарочно — просто сказалась череда бессонных ночей. Нас как будто разом отключили, и я, как мне казалось, довольно скоро снова открыла глаза. Было темно. Пит натянул на нас одеяло, и я лежала на сгибе его локтя, чувствуя щекой его ровное, глубокое дыхание. Мне было тепло и уютно в этой ночи. Мы нарушали свое недавно установленное правило, но сейчас ни мне, ни, очевидно, ему, не было до этого дела. Я чувствовала себя в безопасности сейчас с ним, и позволила себе снова нырнуть в сон, усилием воли оттолкнув от себя мысли о грядущем завтра визите Гейла.

***

Этого впервые входящего в нашу пекарню в сопровождении целой свиты человека я будто бы никогда прежде и не видела. И при этом не могла его не узнать. Он был все так же красив, высок и внушителен, все тот же Гейл Хоторн. И не утратил безупречной физической формы и выправки, отшлифованной тренировками в Дистрикте Тринадцать. Темные густые волосы модно подстрижены. Простой строгий костюм никакой капитолийской пышности — простой и сдержанный покрой, темно-серая плотная ткань. Пристальный серый взгляд завораживал, и я на миг почувствовала тот эффект, который, верно, производили на людей и мои точно такие же серые глаза и моя внешность — ведь мы же были с ним действительно так похожи.

Гейл выглядел здоровым, полным сил, и это отчего-то наполняло меня противоречивыми, от печали до радости, чувствами, главным их которых все же было удовлетворение.

Рядом с высоким гостем шел мэр Гринфилд, и его долговязая фигура лишь подчеркивали сдержанную элегантность Гейла. Сразу становилось ясно, что наш мэр — не вояка, а книжный червь, хотя и не теряется, когда надо. Мэр от всей души потряс руку Пита, и они завели светскую беседу.

— Как поживает Уэсли? — спросил Пит. — Он тут как-то заходил сюда с друзьями из школы.

— Он тут простудился, весь вечер проскакал с мальчишками по снегу. Но ничего страшного вообще-то, — ответил мэр, и они продолжили дружелюбно общаться в том же духе.

Стоя за прилавком, я смотрела на своего некогда лучшего друга и чувствовала, как первый всплеск эмоций от узнавания гаснет. Гейл поднял руку перед репортерами и помотал головой.

— Никаких снимков, — сказал он тихо, но твердо. Те разочарованно загудели, но он не отрываясь смотрел лишь на меня. — Только если ты разрешишь.

— Полагаю, немного можно, — выдавила я. Пит уже был рядом и жал руку Гейлу, и, к моему вящему удивлению, не только не нервничал, но и демонстрировал безупречные манеры, и даже предложил провести короткий осмотр пекарни. Я тихо пошла за ними и слушала, как Пит говорит о ее устройстве, выражает благодарность Дистрикту и Капитолию за то, как быстро нам помогли здесь все отстроить. Это была одна из самых странных сцен в моей жизни, какую мне доводилось видеть. Все происходило невероятно чинно.

Я все никак не могла разобраться в том, что я чувствую, наблюдая за Гейлом и Питом, за которыми трусил мэр. И все пыталась осмыслить тот факт, что мой жених показывает нашу пекарню моему прежнему лучшему другу, которому я когда-то вверила благополучие моей семьи, который вызвался спасать своего соперника, и чья изобретательность погубила самого дорогого мне тогда человека.

Мне хотелось бы вовсе ничего не чувствовать, или если и чувствовать что-то — лишь праведное негодование. Но вместо этого мной завладела печаль столь глубокая, что она чуть не стерла меня в порошок. Лишь взглянув на то, как Пит уходит, чтобы показать гостям кухню — свое маленькое убежище — я ощутила, что агония отступает.

Почти все время, пока длился этот визит, я не сводила с Пита глаз, беспокоясь о его реакции, сосредоточившись на нем до такой степени, отбрасывая прочь свои переживания. Сейчас мне нужно было думать не о себе. В противном случае меня бы скрутило от разрывающих меня противоречий. У меня даже голова закружилась и я еле-еле удержалась от того, чтобы не сбежать наверх и спрятаться в шкафу.

Когда я все-таки пришла в себя, то обнаружила, что вместе с Питом и Гейлом позирую у нашей вывески - той, которая отыскалась на развалинах прежней пекарни и теперь была выставлена в булочной в специальной витрине. Потом было еще несколько фото на фоне нашей выпечки и все куда-то отступили. Пит завязал беседу с кем-то из журналистов и мэром, предоставив нас с Гейлом самим себе.

— Славное место, — сказал он от всей души. — гораздо лучше, чем прежняя пекарня.

- Да, пожалуй, — сказала я, неожиданно смутившись.

Неловкость, которая царила между нами, была настолько ощутима, что мы едва могли разговаривать. Это наверняка его сильно разочаровывало, но мне и правда было нечего сказать.

- Эй, как там сейчас в лесу? — спросил он и в его голосе прозвучала неподдельная тоска.

— Холодно. Ну, знаешь, снег и лед. Дичи немного, но я умудрялась добывать белок, индеек, даже оленя, — я изо всех сил старалась скрыть дрожь в голосе.

— А я уже целую вечность не охотился, — ответил он. И, когда я промолчала, добавил. — Завтра утром у меня есть зазор в расписании. Как думаешь, ты сможешь пойти со мной туда? — он кивнул кучке людей, которые пришли с ним. Один из этих сопровождающих, коротко стриженый тип, давал недвусмысленные сигналы, что пора бы уже идти.

— Ассистент? — пробормотала я так, что Гейл рассмеялся.

- Ага, они даже в туалет меня пускают по часам, — он повернулся ко мне и я остро почувствовала на себе его взгляд, его физическое присутствие. Я испытала удушье и захотела поскорее ускользнуть из его поля видимости – он, как мне казалось, и так уже заглянул слишком глубоко мне в душу.

— Завтра утром, как обычно, на нашем месте? — настаивал он.

Я коротко кивнула.

— Ладно. Думаешь, сможешь теперь встать так рано? — я пыталась шутить, но вышло слишком резко.

— Да, старые привычки не умирают, — сказал он и вновь так на меня посмотрел, как будто пытался всю без остатка вобрать в себя этим взглядом. Теперь, когда я привыкла, что на меня смотрит так только Пит, мне стало от этого очень не по себе.

Сделав вид, что мне нужно поправить стул, я отступила назад, отвоевав себе то личное пространство, в котором так нуждалась. В тот же миг Пит оказался рядом и обхватил рукой за плечи. Это был спонтанный и нежный жест, а вовсе не демонстрация права собственности, и я была благодарна ему за то. что он понимает меня без слов. Я вся была как натянутая струна, но от его прикосновения напряжение меня стало постепенно отпускать.