Прокурор: Представьтесь, пожалуйста.

Таня: Татьяна Цветкова, медсестра родильного отделения.

Прокурор: Расскажите, что вы видели.

Таня: На следствии я уже говорила, что видела мужчину в синей куртке. Он был высокий, но Лёша-то выше него.

Прокурор: Вы называете подсудимого Лёшей. Вы хорошо с ним знакомы?

Таня: Ну естественно. 10 лет в школе за одной партой с ним просидела.

Прокурор: Каким он был тогда?

Таня: Отличный парень, добрый, отзывчивый. Никогда никого не обижал.

Прокурор: Вы говорите о нём таким тоном… Между вами что-то было?

Таня: На что вы намекаете? Нет, не было. Хотя всем хотелось, что бы было. Все девчонки нашего класса за ним бегали, а он только на свою Свету и смотрел.

Взглянув на Романова, Таня подумала:

«И что это такое я ляпнула? Галя же говорила, что когда Света рожала первого ребёнка, Романов ждал её в роддоме. И он был уверен, что это его дочь, хотя на самом деле она Лёшина. А банкир-то, по ходу дела, и не догадывается, что Лёша – Светин муж. Ну и от меня он этого не узнает.

«Таня, что ты делаешь? – кричала в душе Света. – Если ты назовёшь мою девичью фамилию, то это конец. Катастрофа! Ещё неизвестно, когда Лёша выйдет из тюрьмы, и выйдет ли вообще после твоих показаний!

Прокурор: Может, вы просто выгораживаете его, потому что боитесь испортить с ним отношения?

Таня: Да какие отношения? Я уже давно с ним не общаюсь. Знаю только, что он днями и ночами в мастерской торчит.

Прокурор: Когда вы видели его в последний раз?

Таня: Не помню.

Прокурор: А 16 марта?

Таня: Я говорю, что было темно, немного далековато, потому лица человека я не разглядела! А цвет куртки различила, потому что там фонарь был. Я видела, как человек присел на корточки. Не прошло и полминуты после этого, как приехала милиция. Я решила поспешно уйти оттуда.

Прокурор: Человек на корточках – это точно Копылов. Возможно, из-за того, что он сидел на корточках, вы не поняли, какого он точно роста.

Таня: Я не знаю.

Соломатин: А больше вы ничего не видели?

Таня: Нет. Хотя… помню, женщина кричала.

Прокурор: Но на предварительном следствии вы об этом не говорили.

Таня: Я только потом об этом вспомнила. Я слышала крик: «Помогите!», один-единственный, а потом всё стихло.

Прокурор: Сколько времени прошло между услышанным вами криком и тем, что вы заметили человека на корточках?

Таня: Минут десять. Я была ещё далеко от Пушкинской улицы. Услышав крик, я не стала спешить. Во-первых, было далеко, и я бы не успела помочь, а во-вторых, там, возможно, произошло убийство, а мне не очень–то хотелось быть убитой.

Прокурор: А что вы делали поздно ночью на улице?

Таня: Почему поздно? Время-то детское было, ещё и 8-ми не было.

Прокурор: Вы шли с работы.

Таня: Нет, от подруги. Тогда ведь 16-е было, а мне на работу 18-го.

Прокурор: В воскресенье?

Таня: Я работаю по графику, сутки – трое дома.

Судья: Ещё будут вопросы к данной свидетельнице?

Прокурор: Нет.

Соломатин: Пока нет.

Судья: Присаживайтесь. Вызывается свидетель Плотников.

–– Ну, Валера, не подведи. – прошептала Света. – На тебя вся надежда.

Валера рассказал почти всё то же самое, что уже сообщил суду Лёша. Прокурора опять заинтересовала история с отъездом Лёши из Валдая.

Прокурор: С чем был связан отъезд подсудимого Копылова из города?

Валера: А разве это имеет отношение к делу. Ну, если хотите – на Лёшу наехали, денег с него потребовали.

Прокурор: Кто конкретно?

Валера: Они не представились. Когда я спросил Лёшку, что это за люди, он ответил: «Тебе лучше не знать – крепче спать будешь». Когда они пришли снова, уже в январе этого года, им даже говорить не надо было, к кому именно и зачем они пришли. И так было видно.

Соломатин: Когда вы видели Станислава Романова в последний раз?

Валера: Примерно за неделю до происшествия. Каждый раз, когда он приходил, то начинал надоедать одним и тем же вопросом: «Почему ты меня уволил? Чем твой Лёша лучше меня?» Я ему сто раз объяснял разницу, а он всё понять не мог. Ну что с дурака возьмёшь? Извините, Борис Викентьевич, но ваш Стас полный дурак. Не повезло вам с сыном.

Романов: Не тебе судить, повезло мне с ним или нет! Ты кто такой, чтобы обсуждать Станислава?

Валера: Я просто высказываю своё мнение.

Романов: Лучше держи его при себе!

Судья: Тишина в зале! Не надо пререкаться. Потерпевший, свидетель Плотников вправе высказывать своё мнение.

Романов: Ну хорошо, хорошо. Я признаю – да, мой сын не очень умный человек. К сожалению, он пошел не в меня, а в свою мать-покойницу. Она была красива, но особым умом не отличалась

Соломатин: У меня вопрос к свидетелю. Почему из мастерской вы ушли один в тот вечер?

Валера: Собирались идти вместе, но внезапно заявились 2 клиента с автомобилями. Они потребовали срочно их отремонтировать. На все возражения о том, что рабочий день закончен и нам пора домой они твердили, что машины нужны им уже завтра, а ведь завтра была суббота, то есть выходной.

Соломатин: Но как бы они смогли тогда забрать свои машины, если мастерская закрыта?

Валера: Мне пришлось бы открыть её, чтобы сдать заказ. Так бывало и раньше. Но тот день был особенным. Мы оба очень устали за неделю. К тому же, на улице стояла жуткая погода и нам хотелось поскорее вернуться домой. Но Лёше пришлось остаться.

Соломатин: Далеко ли от мастерской вы живёте?

–– Да, очень далеко. – усмехнулся Валера. – Мастерская и мой дом находятся по одному адресу. Но с работы я пошел не к себе, а в магазин. Когда я вышел оттуда, мне сказали, что возле мастерской стоит милицейская машина, и я сразу помчался туда.

Соломатин: значит, во время происшествия вы не были на улице?

Валера: Нет, и я ничего не видел.

Соломатин: Скажите, а что-нибудь необычное в тот день происходило?

Валера: Да нет, вроде. Всё, как всегда. Вот только домкрат пропал. Лёша всю мастерскую перерыл, но так и не нашел его.

Соломатин: Когда он начал поиски домкрата?

Валера: Точно не помню, но незадолго до этого к нам пришли двое. Это было в полдень.

Соломатин: Вы их знаете?

Валера: Нет.

Соломатин: А описать сможете?

Валера: Вряд ли. Дело в том, что у одного из них лицо было обмотано шарфом. И не удивительно, в такую-то погоду! Они у меня что-то спросили (я даже не помню, что) и ушли.

«Опять эта пара и человек с лицом, обмотанным шарфом, – подумал судья. – И Копылов, и Плотников дают одни и те же показания, хотя свидания у них во время следствия не было, и сговориться они не могли. Значит, оба говорят правду – и о парочке, и о пропавшем домкрате, и даже о наезде бандитов».

Судья и не подозревал, что у них был связной в милиции, который им всё докладывал. Конечно, Сева очень рисковал, но, к счастью, уже был суд, а его ни в чем не заподозрили.

«Выходит, парня банально подставили. – продолжал рассуждать судья. – Но кто и зачем? Кому могла быть выгодна смерть Станислава Романова? У любого преступления должен быть мотив, а у Копылова, по-видимому, его просто быть не могло. Ну не убивать же из-за того, что кто-то тебе надоел! С другой стороны, Копылову могли заплатить за убийство. У следствия, кажется, была и такая версия, но Копылов упорно продолжает утверждать, что он не нападал на Романова».

Следствие пыталось надавить на Лёшу, его избили, требуя, чтобы он написал чистосердечное признание, но он оставался непреклонен и отвечал одно и то же: «Ничего подписывать не буду, я ничего не совершал». Только поняв. Что они ничего не добьются, следователи, наконец, отступились от него, но внезапно запретили свидания с адвокатом. Он и понятно – они не хотели, что бы Соломатин увидел, до чего они довели его подзащитного. Однако он и так догадался, что тут дело нечисто, когда его не пустили к Лёше. Глеб обманом проник в изолятор и увидел Лёшку издалека, а после отправился к Симакову.