- Это легенда об Изломе? – нахмурилась Атеа, перебивая ведьму. Меред тоже насторожилась: за легендами обычно стояло что-то большее, нежели красивая сказка, а слишком многое в рассказе Тэарги указывало на Дикую Охоту. Змей мог быть и прикрытием для темных духов.

- Нет, - ведьма даже головы к ним не повернула, - Тот край не знал Изломов – было что-то иное. Схожее – но не Излом. Впрочем, никто и не знает ныне о том.

- Ладно, - задумчиво протянула Атеа, - И что было дальше?

- Дальше – змей явился к эльфу и потребовал, чтобы тот отдал ему кристалл. Но мастер отказался, и змей напал на него, обрушив всю свою мощь, весь подземный ужас на него. Из глаз его текла мгла и пламя, прожигающее насквозь камни и землю, и весь мир содрогался в агонии. Эльф сражался с ним – сталью, ворожбой, силой, однако все было бессмысленно. И когда казалось, что змей вот-вот победит, мастер вдруг вынул цветок, спрятанный у сердца, смеясь, словно ребенок, разгадавший сложную загадку. Сияние заполонило весь мир, и подземный змей закричал – свет ослепил его, и глаза его закрылись навеки. Израненный, он уполз обратно в свои норы, поклявшись однажды вернуться и отомстить, а цветок в руках мастера вдруг раскололся. Великое сокровище эльфийского народа превратилось в осколки.

Голос ее постепенно стих, схлынул шелестом волн у подножий скал, и Меред запоздало поняла, что ждет продолжения.

- И-и? – многозначительно спросила Атеа, наклоняясь вперед и внимательно разглядывая Тэаргу. Ведьма пожала плечами:

- И все. Эти осколки были признаны защитой нашей земли, а потому мастер раздал их светлым князьям, чтобы те увезли их в свои города. Однако часть эльфов прокляла его – он создал сокровище, накликавшее беду на их дом. Они отказались от дара мастера и ушли, покинув свои родные земли в поисках иного края, - она помолчала, как-то долго и тяжело вздыхая, - Ушли за моря, за океаны, за высокое небо, за звезды… Я не знаю, куда мы ушли – и откуда. Знаю лишь одно: этим мы обрекли себя, согласившись на смертную жизнь. И, возможно, навсегда лишились того дара богов, что мог бы сейчас помочь нам.

- Постой, - Меред нахмурилась, медленно поднимаясь с лежанки, - Постой-постой… А что за осколок был в руке у того сказителя?..

На одну минуту ей показалось, что где-то там прячется истина – в груди разлилось обжигающее тепло, так похожее на волнение, и почему-то хотелось подпрыгивать на месте. Неужели эльфийская легенда была правдой? Но Тэарга лишь покачала головой:

- Стекло. Он держал в своих руках простую безделушку. Цветок мастера не спутаешь ни с чем, ни с каким драгоценным камнем – ибо такого камня вы никогда не видели.

Атеа, что-то обдумывающая в это время, чуть сощурилась, глядя на ведьму:

- Получается, что все нынешние эльфы Бар-эс-Тиллада – потомки тех, о ком ты рассказывала? Откуда они родом? Где их дом?

- Знающие думают так, - эльфийка чуть повернула к ним голову – ровно настолько, чтоб они могли видеть ее губы, изогнувшиеся в горькой улыбке, - А где наша родная земля – не знает никто. «За морями, за океанами, за высоким небом, за звездными вратами…», - она вновь вздохнула – почти незаметно, - Память наша разбилась на осколки, как тот самый цветок. Горе тому народу, который забыл свою историю; горе тем, кто не помнит своей земли и звука своей речи. Мы отреклись от вечности, рассорились меж собой, изменили свой язык… Морские наши братья ушли в пучины вместе со своими городами и ныне спят там. С другими нас связывают долгие войны и взаимная ненависть, хотя раньше мы были повязаны кровью наших предков. Все забылось, и теперь эта история кажется всем нам легендой, волшебной сказкой, что на самом деле не про нас. Все мы знаем ее, впитываем с материнским молоком каждый образ и каждое слово тех песен, что еще остались нам от той земли – но и их постепенно забудут. Если уже не забыли. Останутся лишь сказки. Не драгоценные камни, а всего-навсего стекло.

- Тем не менее, вы свободно общаетесь с нами, - как бы невзначай заметила Атеа, - В Лореотте вы говорите на общем языке, и чистый эльфийский я слышала от силы пару раз. О каком изменении тогда может идти речь, госпожа Знающая?

Меред в который раз восхитилась тем, как умело Атеа выхватывает из разговора тонкие ниточки, на которые другие и внимания бы не обратили. Лебедь всегда подмечала какие-то незначительные, на первый взгляд, моменты и расставляла ловушки именно там, где надо. Правда, сейчас Меред не совсем понимала, что на самом деле движет ею – недоверие к Тэарге и ее словам или же простое любопытство и стремление отыскать истину.

- Ваша культура удивительна, - ответила Тэарга, буквально соскальзывая с подоконника и выпрямляясь. Складки ее одежды колыхнулись так, словно она двигалась в воде, и отяжелевшая ткань напиталась влагой, - Она поглощает все, что хоть на миг коснулось ее. Мы не могли жить в изоляции – нам пришлось налаживать диалог со смертными, и ваш быт медленно врос в нас. На наших землях раньше не было границ – вы же их строили; пришлось и нам закрываться от вас, чтобы сосуществовать с вами. Вы создавали систему, и мы, как ее часть, не могли обособиться от нее. На нас влияло все: ваша речь, которую нам пришлось изучать, чтобы торговать с вами; особенности ваших ремесел, которые нам пришлось осваивать; ваш взгляд на мир и на явления в нем. Мы отдавали вам свои знания и умения, и вы охотно принимали их, в скором времени забывая об этом. Впрочем, это естественно – любое знание устаревает, ибо информация – это река, и мир – та же река. Знание не статично. Вы не могли зациклиться на том, что эльфы отдали вам. Здесь нет вины смертных – таковы законы жизни.

- Еще бы вы попробовали приписать нам вину за свои глупости, - фыркнула Атеа, скрещивая руки на груди, - Не надо было вашим прабабкам искать лучшей судьбы. Тогда и проблем бы никаких не возникало!

- Полотно плетет себя само, - отозвалась Тэаргавар, и Меред вскинула на нее глаза: от ведьмы веяло спокойствием и миром. Слова Атеа никак ее не задели, - Как ему хочется, так и плетет. Оно повело нить так, и никто бы не сумел этому воспротивиться. Боги много взяли с нас, запросив непомерно дорогую цену – однако и дали нам не мало. Смертным дарована жизнь со всеми ее красками, оттенками, радостями и печалями. Бессмертные застывают во времени и медленно каменеют, пока все их чувства не обращаются пеплом у их же ног, - эльфийка отвернулась от них, вытягивая руку на свет и оглядывая ее, - Я благодарна за этот дар и за это тело, которому дарован страх смерти. Я боюсь не успеть… не успеть очень многого – а значит, у меня есть смысл идти вперед и бороться, сражаясь за каждую крупицу времени. Значит, мне нельзя останавливаться и становиться камнем.

Последнее она вымолвила очень тихо, и Меред почудилось, что за ее словами что-то прячется, что говорит она о чем-то, что было им невдомек. Ведьма стояла к ним спиной, недвижимая и тихая, словно статуя, а где-то внизу пела свирель, и ныне это казалось лишним. Атеа вновь подала голос – на этот раз ни нотки ехидства в нем не было.

- Ты же говорила, что вы заплатили бессмертием за это… Я так поняла, что ты бы хотела вернуть себе вечную жизнь, отсутствие морщин навсегда, все такое – а сейчас говоришь о том, что благодарна за смерть?

- Да, - ответила ведьма. По голосу Меред поняла, что она улыбается.

- Ммм… Я не совсем понимаю, - пробормотала Лебедь, сдвинув брови к переносице, и Тэарга мягко оборвала ее:

- Когда-то мы знали вечную жизнь – и не ценили ее, замирая и с каждым веком обрастая камнем. Мы стали утесами, замшелыми и древними, холодными, не-живыми. Мы начали существовать. Теперь же мы знаем смерть и быстротечность времени, и это учит нас ценить то, что нам отмерено, и стремиться возвратить утраченное. Ничто былое не возвращается в прежней форме – оно обретает новую, более совершенную. Мы хотим вернуть себе вечность – однако живую, яркую и настоящую, пластичную, светлую. Такую, какой она была в самом начале пути… Я хочу.

В наступившей тишине чуть слышно раздавался шелест дыхания, да долетал гомон из нижних залов, приглушенный толстыми стенами и полами. Птицы смотрели на ведьму – а та даже не оборачивалась на них, словно их здесь и не было, словно она говорила сама с собой.