Мара улыбнулась:
- Знаю, конечно. Там еще ручей по весне разливался широко.
- Вот-вот. Я там и бродила. И было так… - Даэн задумалась на миг, и ведьма вновь приоткрыла глаза, чтоб взглянуть на нее, - Я даже и не могу объяснить, как же. Только птицы вокруг меня щебетали, словно обезумевшие, и мне хотелось смеяться, прыгать, плясать и петь вместе со всеми этими пичужками. И с ветвей капель звенела. Все так сверкало тогда, Мара… А потом, наигравшись вдоволь, я возвратилась домой, где мать уже вовсю голосила о том, что дитя пропало. Меня увидела – в крик, сначала обнимать кинулась, а потом так по хвосту настучала, что я целый день обиженная ходила, - тихонько посмеиваясь, Даэн рассеяно запустила пальцы в волосы. Мара следила за ее жестами и плавными движениями, наслаждаясь их простотой и невероятной красотой, которую она раньше почему-то не могла найти ни в ком и ни в чем. Сейчас же все менялось, все наполнялось смыслом, как ямка на песке наполняется водой – медленно, но в то же время до того быстро, что не успеваешь заметить, как руки утопают во влаге. Птица продолжила, - А потом все в одночасье изменилось – и уже в садах все зацвело, и лес ожил, и мы пускали кораблики на речке всей гурьбой, носились, полубезумные, так радовались… Нас много было – я, Ольдэк, Гарт, Маэр, Ежка, еще кто-то из ребят. Мы мастерили из коры лодочки, делали паруса из листьев да бересты, а потом бежали по берегу смотреть, чья быстрее до мостков доплывет. А однажды я нарвала в саду яблоневого цвета и свой кораблик им украсила. Мачты сделала, флаги из травинок, из сухих былок оградки настроила. Так красиво было… Мой кораблик плыл быстрее других, не перевернулся ни разу, и я за ним бежала, хотела выловить из воды – но не успела: прямо из-под руки ускользнул по течению, я чуть в речку с мостков не шлепнулась. А кораблик – юрк! – за камыши, и только его и видела. Я тогда ревела так, что и в доме твоем, видать, слышно было.
Она рассмеялась, а Мара смотрела, как растворяется дымкой видение, обращаясь еще одной бусинкой памяти на драгоценной золотой нити их жизней. Эта бусинка переливалась хрусталем проснувшихся рек, белела яблоневыми лепестками, пахла сосновой корой, напоенной смолой и солнцем, и глубоко внутри нее горела живым сердцем крохотная искорка того ослепительного мгновения, которое смертные называли «сейчас». Каждый из этих мигов они проживали, каждый из них был настоящим, и Мара поняла, что ныне проживает вместе с Даэн ту ее весну. Время замкнулось, закольцевалось, и былое стало настоящим. Впрочем, не всегда ли оно было им?
Очнувшись от собственных мыслей, ведьма глубоко вдохнула зимний морозный воздух. Даже в нем ощущался тонкий, едва различимый аромат первоцветов, пока еще спящих под снегами, пока еще сонных, несмышленых, таких хрупких и терпеливых. Подожди совсем немного, матушка-Земля. Совсем скоро твои дети откроют глаза и взглянут на этот мир, на своего отца-Небо, на солнце. Я обещаю тебе – зима закончится, и ты проснешься. Так завещал Бессмертный – и я исполню его волю. В груди на миг разгорелось пламя, заполнившее все ее нутро, и по коже пробежала знакомая дрожь. Мара знала: ее услышали. Я – лишь твое орудие, Бог-Вечность, Бог-Пустота. Веди меня.
- В доме моем твой голос и впрямь был слышен – только я путала его с напевами ветра и вслушаться не могла, - тихо ответила Мара, улыбаясь краешком губ. Даэн взглянула на нее, и от того взгляда сердцу стало тесно в клети ребер, - От начала весны и до самой Ночи Сна мы с матерью не сидели дома – она уводила меня за собой в лес, или саму отправляла.
- Как же? – Даэн нахмурилась на миг – без тревоги, впрочем, - Ты ведь девчонкой еще была совсем, куда же тебя в лес саму?
- Сама-то хороша, коль из дому сбежала, едва соображать научившись, - беззлобно парировала Мара, и Птица ухмыльнулась ей в ответ, принимая колкость, - Если уж деревенские дети чувствуют, что лес их не обидит, то ведьмам и подавно бояться нечего. Мать не страшилась за меня – со мной ничего не могло случиться.
- А если бы заблудилась? Или в трясину ненароком попала бы – что тогда?
- Это дети городов да улиц в трясину могут ненароком попасть, - Мара покачала головой, - Выросшие у лесов в ладонях знают свой край. Ты вон наверняка знаешь окрестности Фаулира и Келерии как свои пять пальцев.
- Знаю, - согласилась Даэн, - Ладно, что уж там, признаю: ты права. К тому же, нашла, за кого бояться – за лесную ведьму… - женщина примолкла, задумчиво глядя на ведьму. Мара не отвернулась – ей нравилось смотреть в глаза Даэн. В них она видела глаза Бессмертного, - Как с этим живется, Мара? С даром творить чары? Ведьмами рождаются, или научиться тоже можно?
Тракт выворачивал плавным изгибом вправо, ложась меж невысоких холмов, поросших молоденькими рощами, заснеженными и серебрящимися под лучами света. Дальше, за холмами и курчавой сияющей щеточкой инея, украшавшего ветви, виднелась темная стена родного леса, подкрадывающегося к дороге. Маре вдруг подумалось, что однажды Гарварна расползется по всем окрестностям, медленно, но верно отвоевывая то, что у нее забрали люди – и присваивая то, что никогда ей не принадлежало.
- Всякое случается, Даэн. Бывает, что рождаются – и тогда ничего ты с этим поделать не можешь: хочешь не хочешь, а позовет, будет мучить, тянуть и кликать, - она притихла. Ворох ощущений нахлынул на нее волной, и Мара позволила себе на миг полностью погрузиться в него, подбирая нужные слова, - Меня позвало. Матушка рассказывала…
- …Вечер был, конец лета – яблоки зрели в садах, я слышала, как они падают за окном наземь. Будто ходит кто. Но я пела тебе, а потому не могла отойти от колыбели и проверить, нет ли кого в моем саду. И свечу зажечь не могла – вдруг еще проснешься, если половица скрипнет? Но и без того ладно было тогда, тихо и покойно. За печкою мышь тихонько скреблась, яблоки те падали – как сейчас помню тот звук, ветер завесью шуршал над твоей кроваткой, и ты дышала тихонько так, смешно… - мать рассмеялась, не прекращая перетирать травы в деревянной ступке. Маленькая Мара внимательно слушала ее, чуть склонив голову набок и наблюдая за точными, плавными движениями белых рук с длинными красивыми пальцами, - И ветер в печной трубе пел, да. Мне казалось, что ты уже спишь – я позвала Бессмертного. Он пришел огоньком ко мне.
- Болотным? – девочка пытливо смотрела на мать, забыв о том, что ей и самой должно было толочь лен. Виска кивнула:
- Болотным. Я уж не знаю, как он мой зов услышал так далёко, как от братьев оторвался, да только гляжу, а он в окно – раз! – и к колыбельке. Завис над тобой – любопытно ему стало, чую, что разглядывает, смотрит. Говорю ему: не буди, милый, дочку, она махонькая еще совсем. Вот вырастет, наиграешься вдоволь. А он осторожно так опустился к тебе поближе, льнет к тебе, как тот котенок, к сердечку тянется. Я и прогнать не могу, и за тебя боязно немного – все-таки не знала же, как духи с детками общаются, не могут ли беды какой сотворить не нарочно. А ты вдруг глаза открыла и так ясно на него глядела – я даже испугалась. Не видала, чтоб у несмышленого детеныша такой взгляд был. Ручонки свои к нему тянешь – и он к твоим ладоням, играет с тобой, балуется. В доме темно, по углам совсем черно, а над тобою – словно звездочка сияет. А потом он улетел к братьям и сестрам своим. Только звон тихий в доме оставил, да отсвет у тебя в глазах. Ты с такою тоской ему вслед смотрела, нечеловеческой… Я к тебе руку тяну – а ладонь вдруг закололо, словно зарницу глажу. Вот тогда-то я поняла, что и тебе на долю выпадет по дороге Бессмертного идти.
Где-то с тонкой паутинки ветвей просыпался иней, серебристо звеня, словно легкие хрупкие колокольчики над детской колыбелью.
- После того мне и не стало покоя – мать говорила так. А с того мига, как я себя помню, она мне начала рассказывать обо всем, что сама знала. И в лес отпускала, чтоб я училась говорить с ними. Да только из всех духов я долгое время лишь с болотными огоньками и возилась – остальных не могла даже увидеть. Они ко мне присматривались, наверное, потому-то сами не показывались. А потом уже, когда я сама осталась да подросла чуть-чуть, ощутила вдруг, что во всем есть эта сила… Во всем вокруг. И духи – не что иное, как чистая энергия, сила бога, называй как знаешь. Она воплощена и слита с некоей формой – потому-то мы их можем видеть. Весь мир состоит из этой силы, из крохотных ее капелек. Все – воздух, вода, огонь, снег… - она протянула руку, и подхваченная ветром снежинка опустилась на ее ладонь, тая и обращаясь круглой блестящей капелькой, - Мы с тобой. Только наша сила заперта внутри нас, как в клетке. Вот люди и не могут общаться с духами, вот и считают их бесями, существами иной крови. На самом-то деле, все едино. Мне ведь повезло, Даэн – я родилась с этим знанием. Есть и те, кто изначально слеп и глух к этой силе, и им приходится продираться через жесткую породу форм, плоти, через эти клетки – лишь для того, чтоб однажды ощутить то, что мне посчастливилось ощутить еще в детстве, неученой и несмышленой девочке, - Мара покачала головой, - Так не должно быть. Это осознание должно жить в каждом живом сердце – не только в сердцах тех, кто выиграл у старухи-судьбы в кости, даже не родившись.
