Сама же Сарса всю ночь просидела перед своим чадом, наблюдая за ним. Суил попытался вчера вечером объяснить, что Мири (именно так звали дочь хозяйки) сегодня точно не проснется, но женщина оказалась довольно упрямой.

Первое что услышал Суил, встав с кровати:

- Она так не спала с тех пор, как стала такой, - не выспавшееся лицо Сарсы улыбалось, - а сейчас спит, как котенок

Мужчина подошел к кровати протирая глаза. Та выглядела на много лучше: гнойники уменьшились, дыхание из сиплого стало бесшумным и ровным. Лицо разгладилось и стало видно, что девочка оказалась не девочкой, а девушкой шестнадцати лет.

- Если она вылечится, то я до конца жизни буду тебе обязана, и пусть духи деревни будут свидетелями моим словам, - сказала Сарса дрожащим голосом, на ее красивом лице снова появились признаки слез.

- Мне кажется духи деревни уже покинули эти места, иначе такого бы не допустили, - ответил псевдоволхв, но поняв, что говорит что то не то, перевел тему, - еда есть в доме? Когда она проснется, то жутко будет хотеть есть, желательно мясного. Да я и сам бы поел с удовольствием.

Сарса сказала, что уже приготовила кашу, но мяса нет.

- Ладно, давай пока свою кашу. Я позже схожу на охоту, а потом ты расскажешь в подробностях как произошла эта вся чертовщина, которая кучей лежит на краю деревни.

Вернулся охотник в полдень и принес две утки. Для охоты воспользовался луком мужа Сарсы, ныне покойного. Свое оружие еще в Диком лесу пришло в негодность, а сделать на ходу не представлялось возможным. Хорошо еще, что силки позволяли ловить птицу, да гензд на деревьях было много.

Сарса взялась за готовку. От запаха жарящегося мяса Суил не сразу даже смог сконцентрироваться на начавшемся рассказе хозяйки дома. Та многого не знала, что и где происходило, но историю умирающей деревни поведала.

Все началось с чьей то охотничьей собаки. Она начала себя агрессивно вести: огрызаться и лаять даже на хозяина. Все подумали - подцепила бешенство и убили ее. Только одно показалось странным - бешеные животные боятся воды, а эта ела и пила как обычно. Спустя пару дней подобным образом начали вести себя несколько других собак. Одна даже укусила кого то. Их тоже убили. Так все и продолжалось - собака за собакой - в течении недели почти все охотничьи псы в деревне были перебиты своими хозяевами. Это явление долго обсуждалось на вече и решили собак пока никому не заводить. Начали приходить известия из центрального погоста общины и других деревень о том, что такая бесовщина происходит везде. И все бы ничего, собак можно потом других завести, но через какое то время начали хворать люди. Сначала слегли в койки мужчины-охотники, затем сразу их семьи, все происходило с умопомрачительной скоростью. Дом за домом в их деревне все больше жителей охватывала странная хворь, и с каждым днем им становилось хуже, они покрывались волдырями и страшно мучились. Они не могли ходить и тихонько теряли понимание окружающего. Через несколько жней захворавшие сьановились буйными, и лежа в кровати орали и бесились. Это походило на бешенство, но только гораздо хуже с быстро возникающими гнойниками по всему телу. Началась паника, волхвы стали говорить, что это злые духи объявили войну и напали на людей. Люди начали собираться на площадях и приносили жертвы: кто злым духам, чтоб те угомонились, а кто добрым, что б те защитили. Но ничего не помогало, люди ложились как трава на сенокосе, кладбища заполнились буквально за месяц. Кто то умирал за два дня, кто то мучился полторы недели, но всех ждала одна участь Никто не мог объяснить точно, что происходит, каждый придумывал свою причину. Вскоре начали дохнуть скот и лошади - все в таких же конвульсиях.

Сарса после смерти мужа, пытаясь спасти дочь, заперлась в своем доме, набрав воды и продуктов. Никому не открывала, и сама не выходила. Постепенно на улице становилось все тише. Они продержались какое то время, но это не помогло. Когда она увидела красные точки на лице дочери в одно из утренних пробуждений, то весь мир для нее перевернулся, как не переворачивался при смерти всех остальных людей вокруг. Она плакала долго, пока Мири становилось все хуже, но при этом боялась к ней прикоснуться. Поняв всю бесполезность сидения взаперти, Сарса вышла из дома и увидела, что вокруг никого нет, все опустело. Страшная куча из людей возвышалась в конце деревни. Из всех остался только дед по соседству, который ходил туда-сюда по улице и стонал по потерянным сыновьям и внукам. Да и тот скоро окочурится, злые духи его тоже решили забрать. Так прошла неделя, неделя слез и мольб, проклятий и тихих истерик в подушку. Неделю мать смотрела, как постепенно умирает в мучениях ее любимая дочь и ничем не могла помочь. Пока не появился странный незнакомец, великий волхв, как она его иногда называла.

Суил в этот момент повествования подумал об иронии, что называемый великим волхвом даже не особо разбирается в травах и обрядах.

Все это Сарса рассказывала спокойным голосом без эмоций, а Суил слушал нахмурив брови. С каждым предложением все сильнее возникало смешанное чувство, а не связано ли это с тем самым озером? На все Межгрядье напали какие то злые духи, а у него, возможно, есть способ изгонять их - в том озере воды достаточно, чтоб напоить всех выживших. Как это все совместить и понять? Неужели он оказался в центре борьбы каких то сил? Сейчас для него вопрос уже не стоял в том, куда убежать от сестры, которой возможно в живых уже нет. Нужно спасать Межгрядье! Но что ему делать? Говорить всем людям куда бежать? Они все быстрее передохнут в Диком лесу, чем доберутся до черного озера. Да и найти его даже не смогут.

Когда Сарса окончательно завершила рассказ, Суил поинтересовался:

- Те двое в чёрных плащах говорили, что все уходят в лес в какой то лагерь. Что они имели ввиду?

Сарса ответила, что не знает. Что пропускала мимо ушей практически все, до того момента, как услышала " я могу помочь вашей дочери".

Мири проснулась вечером. Мать, не спавшая всю прошлую ночь, сидела перед ней и начала уже засыпать: кренила голову набок и вздрагивала просыпалась. Суил в это время делал себе новый лук на крыльце. Он устал убеждать Сарсу поспать немного.

- Мммммххх, - вдруг прозвучал в тишине хижины хриплый еле слышный молодой голос. Дремлющая мать чуть не упала со стула, когда резко проснулась.

- Мири, доченька моя, - завопила Сарса.

Прямо на нее смотрели глаза дочери, в которых появилась прежняя искра жизни. Сердце матери чуть не разорвалось. Ей так хотелось обнять своё милое драгоценное чадо, расцеловать ее всю, руки аж дрожали. Разум даже опьяненный счастьем не позволял прикасаться к желанному. Кожа девушки хоть и обрела более здоровый вид, но гнойники еще присутствовали. Мать только вцепилась в край кровати и не могла произнести ни единого слова, к горлу подкатился огромный комок мешая говорить членораздельно. Она только мычала, сдерживая рыдание.

Мири ничего не говорила, а только шипела и открывала рот, словно пытаясь что то сказать. Сарса испугалась и хотела окрикнуть великого волхва, но тут до нее дошло, нужно же дать воды и еды. Все уже приготовленное стояло рядом. Женщина поднесла кувшин ко рту страждущей. Та только почувствовав влагу на губах, будто ожила: привстала и схватила сосуд, трясущимися, как у заядлого пьяницы руками, чуть не опрокинув его на себя. Но мать удержала кувшин и придерживая помогла дочери с этим процессом. Та пила большими глотками с соответствующими звуками, часть воды стекала по подбородку на грудь и одеяло.

Вошёл Суил и встал рядом, наблюдая за происходящим. Ему вспомнился собственный опыт мучительной жажды.

Когда безумный водопой девушки закончился, жидкости в кувшине почти не осталось. Молодая отстранила кувшин и наконец посмотрела на мать более осознанным взглядом:

- Мам, - прошипела она, голос звучал устало. После этого короткого слова мать не выдержала и бросилась к дочери. Наплевать, перейдет ли к ней одержимость, что там будет дальше, она потеряла рассудок. Обняла дочь, прижавшись к ней, и зарыдала в голос. Мири на сколько хватило сил приобняла мать в ответ, слабость в ее теле была очень заметна. Сарса трогала дочь за щеки, за лоб, за губы, как будто убеждаясь, что все происходит по настоящему. Пыталась что то сказать, спросить, но выходило только какое то меканье беканье, нижняя губа искривилась и дрожала. У Мири при всем этом было спокойное выражение лица, только тихо текли слезы, при виде матери.