— Рукотворный?

— Холм? Должно быть. Весь мавзолей покрыт кудзой, поэтому я мало что могу сказать о постройке. В любом случае, как я уже сказала, это лишь некоторые из особенностей, которые привлекли моё внимание. Я не помню отвёрнутых надгробий, но они должны быть. Давайте обойдём кладбище, чтобы знать наверняка.

— Неплохая идея.

В этот момент к нам подошла Регина Спаркс, её круглое лицо блестело от жары. Девушка приподняла волосы, чтобы проветрить шею.

— Жарче, чем в аду. Влажность должно быть под сто. — Она одарила меня дружелюбной улыбкой. — Поверить не могу, что мы встретились. Регина Спаркс.

— Амелия Грей.

— Она кладбищенский эксперт, о котором я рассказывал, — представил меня Девлин.

Регина бросила на него взгляд, а затем повернулась ко мне. Казалось, она тоже не застрахована от Девлиновского магнетизма.

— Вас зовут Королевой кладбища?

— Да, но откуда вы знаете?

Я была одновременно рада и смущена, что она знает мой ник.

— Моя тётя живёт в Самаре, штат Джорджия. Она прислала мне видео с вашим интервью и парящим «привидением», — объяснила Регина, делая в воздухе кавычки. — Это была самая сенсационная новость в этом городке за последние лет сорок. Тётя про вас все уши прожужжала.

— Мир тесен, — пробормотала я.

— Без шуток. Вот подождите, я про нашу встречу ей расскажу. У вас не найдётся надгробия с оттиском или чего-нибудь с вашим автографом?

— Э-м-м, нет, извините. А оттиски я не рекомендую. Процесс может быть разрушителен для надгробия.

— Правда? Как жаль. Тёте бы очень понравилось.

— Вы не возражаете? — вмешался Девлин. — Если не проблема, я хотел бы узнать твою первоначальную оценку.

— Амелии? — Регина мне подмигнула. — Милая девушка, уверенно держится на камеру.

— Я про останки, — сухо перебил Девлин.

— Ах, ты про трупик. Мёртв, как покойник.

Вероятно, такому человеку, как Девлин, трудно воспринимать остроты Регины. Он весь в деле, и я бы удивилась увидеть что-то большее, чем намёк на улыбку. Люди, за которыми охотятся привидения, часто ходят мрачнее тучи, и их вряд ли можно за это винить.

Регина откинула чёлку, отчего у неё на макушке образовался странный хохолок, хотя я сомневаюсь, что именно такого вида она добивалась.

— Мне тут особо делать нечего. Я даже не могу сказать наверняка, что мы нашли не первоначальное захоронение. Рука чертовски чистая. Ни мышц, ни связок, только кости. Кем бы ни был этот бедный мужичок, он здесь уже лежит не один год.

— Должна быть женщина, — заметила я, и ответом мне стали одновременно поднятые брови. — Если кости из первоначального захоронения, то останки, скорее всего, женского пола.

— Вот как. — Регина прихлопнула комара, оставив кровавый след на руке, и машинально вытерла руку об джинсы. — Могу я полюбопытствовать, как вы пришли к такому выводу. Надпись на могильной плите ведь совсем не разобрать.

— Если посмотреть на верхнюю часть камня, то можно заметить цветочный мотив... роза, которая почти всегда символизирует женственность. Бутон ли, цветок или что-то среднее между ними указывает на возраст умерших. Бутон — ребёнок до двенадцати. Полураскрывшийся цветок — подросток, и так далее. Распустившаяся роза и бутон иногда используются вместе для обозначения совместного погребения матери и ребёнка. На этом камне я увидела одну розу в полном цвету.

Регина повернулась к Девлину.

— Ну, видимо не зря её прозвали Королевой кладбища.

— Очевидно, что не зря. — Его глаза казалась почти чёрными в тени. — Что-нибудь ещё добавите?

— Да, и это немного странное совпадение, учитывая наш предыдущий разговор. Если присмотреться, то можно разглядеть очертания крылатого лика. Только не мёртвую голову, а херувима, который получил распространение в середине девятнадцатого века.

— Может, просветите, о чём вы, — сказала Регина, почёсывая место укуса.

Я дала ей самое короткое объяснение:

— Череп, мёртвая голова, используется для представления таких мрачных аспектов смерти, как конечность жизни и покаяние, но эволюция образов херувимов и подобных ему символизировала более оптимистичное отношение к загробной жизни — душу в полёте и вознесения на небеса.

— Душу в полёте, — задумчиво произнес Девлин. — Как перо на другом камне?

Вот она. Связь между телом, обнаруженным прошлой ночью, и скелетными останками, найденными меньше часа назад. Никто из нас ничего не сказал, но я знала, что наши мысли потекли в мрачном направлении.

Регина недоуменно переводила взгляд между нами.

— Ну и?..

Девлин кратко пересказал ей наш прошлый разговор. Она выслушала его с хмурым видом.

— Я никогда не задумывалась, как все эти надгробия ставятся, но разве крылышки и перья — все эти души в полёте — не распространены на христианском кладбище?

— Да, это не редкость, — согласилась я. — Особенно на таком старом кладбище, как «Дубовая роща». Разные эпохи используют разные образы, но некоторые символы никогда не исчезают. Они просто изменяются.

Регина повернулась обратно к Девлину.

— Ты правда думаешь, что это имеет отношение к делу?

— Я займу выжидательную позицию. Ещё слишком рано считать, что символы больше, чем просто интересное наблюдение.

— Вот именно, интересное. — Она посмотрела на меня. — Вам есть что ещё нам сказать?

— Только это. Если кости из первоначального захоронения, то вам необходимо уведомить центр государственной археологии. Останки, которым более века, попадают под юрисдикцию Темпл Ли. Я могу позвонить ей, если хотите.

Регина пожала плечами.

— Лишним не будет.

— Нам нужен Шоу для эксгумации и энтомолог, чтобы помочь определить ИПМ.

— Что такое ИПМ?

— Интервал пост мортем. Количество времени, прошедшее с момента смерти.

— Я думал, Шоу всё ещё на Гаити, — заметил Девлин.

Регина вытащила телефон из заднего кармана.

— Есть только один способ узнать наверняка.

Она отошла позвонить, оставив меня наедине с Девлином.

— Она про Итана Шоу говорила?

Девлин удивлённо взглянул на меня.

— Да. Он судебно-медицинский антрополог, и обычно мы пользуемся его услугами в подобных случаях. Я так понял, вы его знаете?

— Я встречалась с ним один раз, совсем недолго, через его отца.

— Охотника за привидениями?

— Руперт Шоу — больше, чем охотник за привидениями. Он руководит одним из самых уважаемых институтов по исследованию парапсихологии в нашей стране.

— Вряд ли это заслуживает доверия, — заметил Девлин. — Не говорите мне, что верите во всё это мумбо-юмбо.

— Стараюсь держать разум открытым. А вы его знаете, доктора Шоу?

— Наши пути пересекались.

Что-то в его голосе привлекло моё внимание.

— По работе?

— Послушайте, я, наверное, не тот человек, которого стоит спрашивать про Руперта Шоу. По-моему, в лучшем случае он чудак, в худшем — мошенник. Хотя не удивлён, что он смог сделать себе имя в этом городе. Чарльстонцы всегда были высокого мнения об эксцентриках.

— Но не вы.

На его лицо упала тень.

— Я не особо верю в то, что не могу увидеть собственными глазами.

Интуиция подсказывала мне, что нужно закрыть эту тему, но, видимо, я не особо прислушивалась к предупреждениям в последние дни, ни к голосу рассудка, ни к другим увещеваниям.

— А что насчёт эмоций? Страха, одиночества, печали. Или даже любви. Просто потому, что вы не можете что-то увидеть, ещё не значит, что этого нет.

Он замер, и я заметила, как что-то мелькнуло в его глазах: тьма, от которой у меня побежали мурашки по коже, прежде чем наваждение прошло.

— Просто дружеский совет насчёт Руперта Шоу. Я не знаю, какие дела вас связывали с этим мужчиной, но я бы осторожнее отнёсся к будущему сотрудничеству.

— Я ценю вашу заботу, но если вы не можете предложить что-то более определённое, чем презрение к его профессии, то я не вижу необходимости менять своё мнение или отношения с доктором Шоу. Он всегда был со мной любезен.