По-прежнему глядя прямо ему в глаза, она пояснила:
– Вообще-то я собиралась, как вы изволили выразиться, убраться, но не смогла взломать закрывающий пароль на входной двери, вы ведь сами ее запирали. А Дымолетного пороха у вас осталось на самом дне банки. Вот и пришлось остаться тут.
Снейп тут же направился к камину и заглянул в банку. Действительно, пороха, можно сказать, там не было совсем.
– Хорошо, – вынужден был согласиться Снейп. – Но это не объясняет, за каким чертом понадобилось меня раздевать! Решили поиздеваться надо мной?! Она опять пожала плечами (как же этот ее жест порой раздражал!): – Ну, если по-вашему, избавить раненого человека от неудобства, вызванного одеждой и обувью, можно расценивать как издевательство, то да: я над вами издевалась. А если серьезно, я подумала, что так будет лучше для вас. Спать в одежде и обуви не слишком удобно. И потом, я же не возмущалась тем, что вы несколько дней лицезрели меня в одном нижнем белье? – Значит, вы мне мстили таким образом? – Конечно! А вы сомневались? – теперь в ее голосе звучала откровенная насмешка. Снейп снова ощутил, как в нем поднимается раздражение. – Беркович, не перегибайте палку! – тихо и угрожающе произнес он, подходя к ней ближе.
Он не заметил, как ее лицо оказалось совсем близко, и он будто впервые увидел то, на чем раньше не заострял внимания: нежную, персикового оттенка кожу, небольшой, красиво очерченный рот, прямые и очень густые ресницы, отчего ее глаза почти всегда казались лишенными блеска, небольшой шрамик под левой бровью. От ее волос исходил едва уловимый запах – смесь вереска и сосновой хвои. Снейп застыл, не в силах оторвать взгляда от этих густо-кофейных глаз, чувствуя, как начинает терять ощущение реальности.
Усилием воли он заставил себя отстраниться и изобразить на лице подобие саркастической усмешки.
– Что ж, полагаю, что в таком случае мы квиты, – сказал он, отходя от нее на достаточное расстояние. – Надеюсь, что своим видом я не доставил вам эстетического наслаждения, потому что в вашем случае смотреть было особо не на что!
С удовольствием он заметил, как она покраснела, а глаза чуть сузились. Однако, больше ничем не выдавая своего возмущения, она спокойно отвернулась к креслу и взяла с него свою помявшуюся куртку и шарф.
– Скажите, профессор, – совершенно будничным тоном начала она, наматывая шарф на шею, – почему у вас такое отторжение вызывает сама возможность принятия помощи от другого, даже когда вы в ней остро нуждаетесь?
Такой резкий переход от насмешки к почти дружескому общению застал Снейпа врасплох настолько, что он не нашел ничего лучшего, чем ответить правду:
– Отсутствие привычки эту помощь получать. – Не могу поверить, что за все эти годы так и не нашелся тот, кто не предлагал бы вам помощи в случаях, подобных этому. – Все, кто меня знает, в курсе, что я и сам вполне могу справиться.
Она взглянула на него, как ему показалось, с сожалением:
– Знаете… Ночью с вами случился странный приступ. Казалось, будто вам снится кошмар, вы метались и звали кого-то. Я сперва не поняла, а потом увидела, что ваша Метка горит. Ночью Сами-Знаете-Кто звал вас. Думаю, вы должны это знать. Он снова будет вас вызывать, и вам нужно будет подготовиться.
Снейп почувствовал, как под ним будто покачнулся пол. От ее слов в памяти мгновенно всплыло то, что привиделось ему этой ночью, этот тягучий кошмар с полным ощущением реальности происходящего – его собственный провал и наказание от рук слуг Темного Лорда. Боль, испытываемая им во сне, была настолько сильной и реальной, что он и сейчас, вспомнив о ней, будто почувствовал ее отголоски во всем теле. А затем сквозь этот кошмар прорезался чей-то голос, так похожий на голос Лили, голос, который называл его по имени, звал его, успокаивал. Боль сменилась прикосновением чьих-то прохладных ладоней ко лбу и груди, а потом из густого багрового тумана выплыло лицо Лили. Кажется, он просил ее остаться…
Значит, голос, который он слышал во сне, принадлежал Диане Беркович. И это ее руки он ощущал на своём лбу… Интересно, много ли он успел наболтать в своем сне?
Не в силах смотреть ей в глаза, Снейп отвернулся и хрипло, с усилием произнес:
– Мисс Беркович, вам лучше уйти. – Да, конечно, – голос ее был тих и очень серьезен. – Поправляйтесь, сэр.
Он заклинанием отпер дверь, и она бесшумно выскользнула наружу. Без сил опустившись в кресло, Снейп вдруг вспомнил, что даже не поблагодарил ее.
Вот уже несколько лет Лили ему не снилась. Иногда он даже досадовал на это, мечтая увидеть ее хоть так, во сне. А тут вдруг этот сон. Похоже, его подсознание выдало желаемое за действительное – только так можно было спутать голос Беркович с голосом Лили. У Беркович голос ниже и глуше, чем был у Лили. Кажется. А может, он попросту уже начал забывать ее голос?
Снейп застонал от досады. Даже зная, что Беркович не станет любопытствовать насчет того, кого он звал в своем сне и тем более болтать об этом с кем-либо, ему было сильно не по себе оттого, что часть его тайны теперь известна и ей. Память о Лили принадлежала ему и только ему, он никому не мог позволить прикоснуться к тому единственно светлому и чистому, что было (или могло бы быть) в его жизни.
Он вспомнил, как она говорила о том, что ночью Темный Лорд изъявлял желание видеть его, и внутренне напрягся. Этот вызов мог означать что угодно – от беспокойства за своего единственного зельевара и шпиона в стане Дамблдора (Волдеморт мог разбрасываться мелкими сошками, но членов «ближнего круга все же в какой-то мере ценил, хотя бы за их немалый опыт) до желания сорвать на нем злость за провал в Министерстве. Был еще и третий – наихудший, вариант, но о нем Снейп предпочитал лишний раз не думать, тем более что к подобному повороту он давно внутренне был готов. Все еще чувствуя слабость, Снейп решил не тащиться завтракать в Большой зал, поэтому вызвал с кухни домовика и велел принести кофе и чего-нибудь еще. Сегодня занятия у него начинались только со второго урока, а значит, есть время еще немного отлежаться и прийти в себя.
Хотя Снейп был готов к тому, что Темный Лорд снова попытается его дозваться и ждал очередного сигнала весь день, все равно жжение в Метке застало его врасплох – именно тогда, когда он в очередной раз пытался «довести до ума» состав зелья, который он сам назвал «Жидким Империусом». Это был заказ Волдеморта и отличался от обычного Непростительного (которому можно сопротивляться и действие которого рано или поздно заканчивается) тем, что после трех дней приема жертва оказывалась в полном и пожизненном подчинении у того, кто будет находиться рядом с ней все эти дни. Идею создания подобного состава Лорд почерпнул в одной из книг в библиотеке Лестрейнджей. Собственно, это и была чистая идея, снабженная лишь кое-какими теоретическими наработками неизвестного алхимика времен Реформации, и Снейпу было велено превратить идею в рецепт, что он и делал. Попутно, уже в тайне от Волдеморта, пытаясь создать и антидот к нему.
Когда Метка «загорелась», Снейп от неожиданности и боли едва не уронил в котел сушеные крысиные селезенки, которые собрался, было, растолочь в ступке. Он шепотом выругался – не хватало еще загубить зелье, которое было уже на второй фазе приготовления. Вернув на полку банку с селезенками и законсервировав содержимое котла, он медленно направился в комнату, подошел к шкафу и вынул из него плащ и маску Упивающегося, уменьшил их и спрятал в карман сюртука. Затем сделал несколько глубоких вздохов, очищая сознание и выставляя прочный блок, частично скрывавший события минувшей ночи, точнее – собрание Ордена, а также участие Беркович в его лечении. Около минуты Снейп просто стоял посреди спальни, внутренне привыкая к блоку, как бы сживаясь с ним и дожидаясь, когда полностью исчезнет то, что Лорду видеть нежелательно, а затем решительно направился к выходу.
Он дошел до границ антиаппарационной зоны Хогвартса, дотронулся до Метки, и через несколько секунд его выбросило недалеко от кованых ворот Малфой-мэнора. Легко преодолев защитный барьер (обладатели Метки могли проходить его без каких-либо магических манипуляций, барьер как бы «узнавал» их), Снейп подошел к воротам, которые тут же распахнулись перед ним, как только он дотронулся до них пальцами.
