Следующая работа была ненамного лучше, хотя радовало уже то, что в вопросе про второй компонент Бодроперцового зелья была указана не мандрагора, а все-таки хинин. Но и эта работа больше чем на «Плохо» не тянула.
Попадались и вполне неплохие тесты, большей частью студентов-рейвенкловцев. За одну из них она в порыве великодушия чуть было не поставила «Превосходно», но все же нашла за что зацепиться (одна-единственная ошибка!) и, следуя рекомендации Снейпа «выставьте оценки так, как это сделал бы я сам», поставила «Выше ожидаемого». С внезапной обидой подумала, что за свою такую работу с одной маленькой ошибочкой она удостоилась бы от своего профессора только «У».
Диана уже не могла сдерживаться и то и дело прыскала со смеху, когда натыкалась на очередной «перл». И это – работы четвертого курса?! Неужели Снейпу приходится читать такое каждый день? Теперь понятно, почему он столь низкого мнения об их интеллектуальных способностях.
Проверять работы ей понравилось, но, тем не менее, ей хотелось поскорее уйти отсюда. Душу точил червь сомнения – уж больно неадекватным ее проступку выглядело сегодняшнее наказание. Ладно, испорченное зелье она переделала, но как быть с тем, что она нахамила своему декану? Наказание за хамство – всего лишь выполнить часть работы за Снейпа? Причем далеко не самую трудную часть? Не ждет ли ее куда менее приятный сюрприз?
Когда стопка работ четверокурсников иссякла, она встала из-за стола и направилась в сторону Снейпа, держа в руках пергаменты. Молча сложила их ему на стол и в ожидании уставилась на него. Он также молча взял их и сложил к уже проверенным.
Некоторое время они просто глядели друг на друга, ничего не говоря. Наконец, Снейп сказал совершенно будничным тоном:
– Можете идти. – Это все, сэр? – вырвалось у нее. – А чего вы еще ждете? – Ну… – Идите, иначе я передумаю, – в его голосе послышалась угроза.
«Ничего не понимаю!» – думала она, идя медленно к двери. Уже взявшись за ручку, она обернулась и снова посмотрела на Снейпа. В его глазах промелькнуло странное выражение, охарактеризовать которое ей не удалось, затем он встал из-за стола и направился куда-то в подсобку. Диана распахнула дверь и решительно вышла в коридор. Более странной отработки у нее еще не было.
====== Глава 19 ======
Снег падал крупными хлопьями, словно равиоли из итальянской забегаловки «Чиничита», что напротив ее дома. Это Рождество было скучным, как, впрочем, и прошлогоднее. То ли дело в том, что она повзрослела и все очарование волшебной сказки для нее померкло, то ли в том, что количество каникулярных заданий превысило все мыслимые пределы и большую часть каникул она проводила, сидя за книгами.
В декабре она подала предварительную заявку для поступления в Аврорат. Если эта заявка будет одобрена, специальная комиссия будет присутствовать на ее выпускных экзаменах, чтобы принять окончательное решение относительно ее допуска к вступительным экзаменам, для чего ей необходимо будет получить на ТРИТОНах «Превосходно» или «Выше ожидаемого» по заклинаниям, трансфигурации, зельварению и защите от Темных искусств. Правда, и это не давало гарантии поступления, так как экзамены туда оценивались по куда более строгим критериям, к тому же всем поступающим предстояло пройти серию тестов на психологическую устойчивость, физическую подготовку и способность действовать в стрессовых ситуациях.
С немалым удивлением она узнала, что документы в Аврорат подала также Дора Тонкс – та самая улыбчивая хаффлпаффка с волосами цвета «бешеной фуксии», которая шагу не могла ступить, не опрокинув стул или не спихнув со стола пару-тройку предметов. Диана была уверена, что та провалится – даже если она сильна в тех же зельях или заклинаниях, боевой маг из нее – как из Снейпа Санта-Клаус, с ее-то «грациозностью» и «ловкостью».
Сразу после Нового года Хильда прислала письмо, в котором с осторожной радостью сообщала, что «жених», обещавший зайти сразу после их личной встречи в доме родителей Хильды, пропал и не подает признаков жизни уже вторую неделю. Что, скорее всего, означает, что Хильда ему не понравилась и он отправился на поиски другой чистокровной ведьмы, не скомпрометировавшей себя дружбой с «грязнокровкой», да к тому же еще и еврейкой. «Представь себе, – писала Хильда, – когда он стал расспрашивать меня о моих друзьях, я сразу же назвала тебя. Узнав о тебе подробнее, он скривился, из чего я сделала вывод, что в дополнение ко всем своим «достоинствам», господин фон Лаубш еще и антисемит. А когда я сказала, что твоя мама – сквиб, а отец – магл, он и вовсе потерял ко мне интерес. Ну и неудивительно, учитывая, кем был его отец. Судя по всему, я никак не отвечаю его представлениям о настоящей леди, достойной влиться в славную семью истинных арийцев и чистокровных магов».
Диана, правда, усомнилась в том, что «жених» исчез окончательно и бесповоротно. Дружба Хильды с ней – недостаточно основательный повод для того, чтобы отменять помолвку. Скорее всего, фон Лаубш просто взял тайм-аут и решил как следует все обдумать или же прозондировать почву в какой-нибудь другой семье, где есть взрослая дочь на выданье, а потом уже сделать окончательный вывод.
Возвращение после каникул в школу не принесло желаемой радости, хотя раньше обычно так и было. Неведомая ранее тоска все сильнее овладевала ею, отнимая способность сосредоточиваться и мыслить рационально. Видеть Снейпа во время трапез в Большом зале и на зельях стало невыносимым. Невыносимым оттого, что она не могла понять, что ощущает в его присутствии. Он – бывший Упивающийся смертью, она это ни на минуту не забывала, вернее, постоянно себе напоминала об этом, когда в очередной раз ловила себя на том, что осторожно разглядывает его из-под челки и чувствует… что? Она, привыкшая все и вся раскладывать на составляющие, анализировать каждую свою мысль и каждое ощущение, приходила в отчаяние, когда не смогла дать название тому чувству, которое у нее возникает каждый раз, когда она видит своего декана. К раздражению из-за того, что он стал занимать слишком много пространства в ее мыслях, восхищению его умом и талантами, недоумению и страху, вызванных его прошлым, примешивалось совершенно новое чувство, похожее на жалость и смутное желание утешить. То, что он нуждается в утешении, ей пришло в голову как-то сразу, причем она ни на секунду в этом не усомнилась. Ей хотелось поговорить с ним, узнать причину, по какой он носит эту вечную маску равнодушия и презрения, из-под которой порой отчетливо проглядывали боль и отчаяние. Ей даже странно было, что никто, кроме нее этого не видит. Почему она с недавних пор стала видеть в нем не просто стервозного препода, «гоняющего» и своих и чужих, придирчивого и порой несправедливого, а надломленного и опустошенного человека, замкнувшегося в своем прошлом и ненавидевшего свое настоящее, она так и не смогла себе ответить. Это было сродни громкому слову «озарение», или, скорее, пресловутой женской интуиции, хотя интуиция никогда не была ее сильной стороной.
Разглядывая его тайком, она порой ловила на себе его острый взгляд, но тут же отводила глаза, не давая ему установить зрительный контакт, в опасении, что он захочет узнать по какой причине она на него пялится. Казался ли он ей красивым? Нет конечно, у нее были свои представления о мужской красоте, и Снейп в них не вписывался никаким боком. Она находила его скорее своеобразным – тонкокостный, чуть сутуловатый, быстрый и при этом бесшумный в движениях, он напоминал одновременно и летучую мышь и ворона. Тем не менее, ей нравились эти острые резкие черты лица, его тонкие губы и крючковатый нос. Его глаза, которые все считали холодными и пронизывающими, ей казались просто пустыми и печальными, саркастическая усмешка, часто кривившая его губы – скорее горькой и вымученной. Сочувствие в ней вызывали и его нездоровый цвет лица, и круги под глазами, и прямые тонкие волосы, с утра вроде нормальные, но к ближе вечеру свисающие безжизненными сосульками – постоянное нахождение в сырых непроветриваемых подземельях, наполненных вредными испарениями зелий, здоровья и красоты никому не прибавляют.
