Никаких конкретных действий для сближения со Снейпом она не предпринимала. Во-первых, она не знала с чего начать, чтобы не спугнуть его и не разозлить своим вторжением в его личное пространство, которое он столь трепетно оберегал. Во-вторых, боялась, что даже если он и подпустит ее ближе, то она закончит школу, поступит в Аврорат, и робкие ростки их дружбы просто не выдержат разлуки. Возможно, он и сам не захочет сближения по этой же причине – сложно ожидать постоянства от 18-летней девушки в дружбе. А главное – ей до сих пор не до конца понятны ее собственные чувства к этому человеку, слишком много всего намешано, слишком все сложно, чтобы привести все это к общему знаменателю. Слава Богу, думалось ей, она – не какая-нибудь не в меру романтичная особа, не умеющая держать в узде собственные эмоции. Какова бы ни была природа ее изменившегося отношения к Снейпу, не стоит его беспокоить этими внезапно зародившимися «розовыми соплями».
То, что Хильда способна улавливать малейшие колебания настроения и самочувствия собеседника, Диана знала давно. Она могла сколь угодно напускать на себя равнодушный вид, скрывая свои злость, досаду, печаль, все это Хильда «прочитывала» на раз. И начинала выяснять причины – то осторожными расспросами, по крупице, незаметно вытягивая из нее информацию, то спрашивая сразу «в лоб».
Перемены в ее поведении Хильда, конечно же, заметила. Сначала, видимо, предположила, что виноваты приближающиеся ТРИТОНы и вступительные экзамены в Высшую школу Авроров, шутливо подкалывая ее этим. Поскольку Диана никак не реагировала и продолжала пребывать в состоянии перманентной задумчивости, решила зайти с другого фланга и напрямую спросила, помнит ли она, Диана, что как-то обещала первой поставить свою подругу в известность, если ее угораздит влюбиться.
Диана тут же напряглась. Обещание это было дано ею в шутку, больше года назад, это она отлично помнила. Первым ее желанием было сказать что-то вроде «Да мало ли чего я тогда наобещала, это же не всерьез», но потом решила, что Хильда обидится. Поэтому, чтобы хоть что-то сказать, она нехотя произнесла:
– Я сама еще толком не знаю, что… – и неуверенно замолчала. – Не знаешь, что испытываешь – просто привязанность, симпатию, желание стать другом или нечто более сильное? – определенно, Хильде бы только психологом работать. – Угу, – буркнула Диана, старательно пряча глаза, хотя знала наверняка, что легиллименцией Хильда не владеет. – Мы подруги, так? – Вроде… – Вот что ты ко мне испытываешь? – Ну…- Диана замялась. Она впервые задумалась над тем, что можно испытывать к подруге, которую знаешь семь лет. Но, похоже, Хильда и не рассчитывала на подробный ответ. Хитро подмигнув ей, она сказала: – Есть один способ определить, говорят, отлично помогает. Постарайся представить, что мы с тобой занимаемся любовью.
Диана уставилась на нее с таким видом, словно Хильда предложила ей ограбить Гринготтс:
– Че-го?! Ты что, сливочное пиво с огневиски мешала? – Нет, ты просто представь! В порядке бреда, так сказать.
«А почему бы и нет», подумала она и действительно попыталась представить все это, но уже через секунду начала глупо хихикать – настолько нелепыми были картины, возникшие в ее воображении.
– Ну, и как? – поинтересовалась Хильда. – Да никак, – сквозь смех ответила Диана и шутливо пригрозила: – Попробуешь поцеловать меня в губы – получишь в ухо! – Вот! – в голосе Хильды слышалось удовлетворение. – А теперь представь на моем месте, ну, например, Лоуренса Гиббса, ты же вроде им восхищаешься!
Похожий на античного красавца семикурсник Лоуренс Гиббс был ловцом и по совместительству капитаном квиддичной команды Рейвенкло, по нему сохла добрая половина девчачьего состава Хогвартса, начиная с третьего курса. Но Диане нравилось в нем то, что этот Гиббс был, что называется, ловцом от Бога, любоваться на его виражи в воздухе в погоне за снитчем было настоящим эстетическим удовольствием, в эти минуты он казался действительно чем-то вроде божества, настолько естественно и органично он смотрелся в полете.
Диана послушно попыталась представить, как Гиббс целует ее в губы. Глупо хихикать, когда она по совету Хильды вообразила лесбийскую сцену между ними, ее не тянуло, но и других, более уместных эмоций, у нее так и не возникло. «А если вздумает засунуть язык мне в рот или схватить за грудь – точно заеду коленом между ног», – подумала она.
– Ну? – нетерпеливо спросила Хильда.
Диана снова засмеялась:
– Да ну тебя с твоим способом! Пусть с ним кто-нибудь другой кувыркается! – Так. А теперь поставь на его место того, о ком ты думаешь!
Диана тут же прекратила смеяться. Потому что, стоило ей на мгновение, лишь на мгновение представить, что незнакомец без лица и с до дрожи знакомым голосом из ее снов может воплотиться в реального Северуса Снейпа, как жаркая волна окатила ее с головы до ног, сбив дыхание и отозвавшись странным напряжением в животе.
Она поднесла ладони к пылающим щекам.
– Твою мать! – вырвалось у нее.
Хильда театрально прижала руки к груди и воскликнула:
- Свершилось! Наша мисс Холодность и Рассудительность наконец-то сравнялась с нами, простыми смертными – она влюбилась! Пойду, отмечу этот день в календаре красным цветом!
- Если ты посмеешь хоть кому-нибудь хоть словечко… – Диана угрожающе наставила в ее сторону указательный палец, словно волшебную палочку.
– Я – могила, ты же меня знаешь! Я даже не буду спрашивать тебя, кто он, чтобы ты успокоилась! – Почему не будешь? – А зачем? Захочешь – сама расколешься, – и, тряхнув прямыми, как солома пепельными волосами, с победоносной улыбкой на губах Хильда направилась к двери, ведущей в их общую гостиную, а у Дианы мелькнула мысль, что Хильда и так знает о ком идет речь, просто щадит ее самолюбие.
«Срочно в туалет к Миртл! Свари себе Охлаждающее зелье, а то неровен час… Ох, дура ты, Беркович, набитая! Только тебя могло так угораздить!»
Диана в последний раз помешала варево против часовой стрелки и с удовлетворением увидела, как содержимое котла стало совершенно прозрачным, словно вода. Она наклонилась и осторожно принюхалась – так и есть, никакого запаха. Значит, все в порядке и веритасерум готов.
Под потолком зависло дремлющее привидение Плаксы Миртл. Вначале она проявляла живой интерес к действиям Дианы и пыталась ее разговорить, но Диана молчала с упорством партизана на допросе в гестапо, делая вид, что не замечает Плаксы в упор. Отчаявшись получить ответы на свои вопросы и даже просто поболтать, Миртл воспарила к потолку и решила впасть в нирвану.
Диана вынула из кармана мантии крошечный пузырек темного стекла с притертой пробкой. Остудив зелье в котле заклинанием, осторожно налила веритасерум в бутылочку и тщательно заткнула ее пробкой. Несколько секунд она разглядывала пузырек на просвет, а затем спрятала его в тот же кармашек, из которого вынула.
Интересно, подумала она, кому-нибудь прежде приходила мысль использовать веритасерум в качестве эликсира храбрости. По крайней мере, несколько капель этого снадобья помогут ей не впасть в ступор и сказать все, что она хотела. Все то, что в нормальном состоянии она не сказала бы ни под каким видом, ни ему, ни кому-либо другому.
Затем она убрала из котла остатки веритасерума, уменьшила сам котел до размеров грецкого ореха и сунула его в другой потайной кармашек, которыми изобиловала ее мантия. Теперь осталось только выбрать удобный момент, когда ей никто не сможет помешать совершить главную глупость в своей жизни.
Платье от «Gucci», которое ей привезла Мира из очередных гастролей в Милане (ну и плевать на всех этих хогвартских модниц, которые все до единой, не сговариваясь, заказали праздничные тряпки в магазине мадам Малкин, сделав ей за две недели годовую выручку) дожидалось своего часа, аккуратно разложенное на кровати. Черное облегающее платье до колен на тоненьких бретельках, с серебристой отделкой по краю лифа и едва заметными серебристыми искорками, словно вкрапленными в ткань, выглядело одновременно и просто и роскошно. Да, конечно, согласно этикету, поверх него придется надеть парадную мантию, но затем, когда начнутся танцы, мантию она снимет, а на плечи набросит черный шелковый палантин и можно быть уверенной – второй девушки в таком же платье она точно здесь не встретит. Не Бог весть какая радость, но все же Диана впервые в жизни почувствовала что-то вроде женского тщеславия, когда осознала, что ее наряд будет самым оригинальным на балу, потому что – откровенно магловский.