Тут она окинула взглядом свое белое атласное платье, притронулась к искусственному букетику из флердоранжа*, прикрепленному к корсажу, и подумала, что, возможно, в скором времени та же участь грозит ей самой. В последние дни перед свадьбой Женя почти не чувствовала себя счастливой – только безмерно взволнованной. Даже желудок у нее расстроился.

Саша разделась и оказалась даже симпатичной – в просторном шелковом зеленом платье, с уложенными по-сельски косами.

- Здравствуй, невеста, - улыбаясь, сказала она, обняв Женю. – Очаровательно выглядишь!

Женя улыбнулась.

- Я уже жена.

Конечно, ведь венчание в церкви уже состоялось, и теперь она – госпожа Морозова, “в здравии и болезни, в богатстве и бедности, пока смерть не разлучит…” Ощущение серьезности своей жизни вдруг охватило ее, словно прошлось по ногам холодным ветром.

- А где Игорь Исаевич? – встревоженно спросила вдруг госпожа Виргинская, деликатно оставшаяся в стороне. – Женечка?..

- Он приедет с братом и его женой. Скоро, - сказала Женя. Вид у нее вдруг стал какой-то испуганный.

- Василий будет? – понизив голос, уточнила Саша.

Женя кивнула. Она поправила жемчужную нить на шее.

Нелли Георгиевна слушала их с изумлением и предчувствием чего-то необычайного. Конечно, она, “как все образованные люди”, не поверила слухам о медиумизме Василия Морозова. Нелли Георгиевна не знала ровным счетом ничего…

Но, тем не менее, госпожу Виргинскую, как и всех, теперь тоже волновало имя Морозовых, стараниями “Русского слова” придавшее остроты пресноватому существованию горожан.

- Проходите в гостиную, Нелли Георгиевна. Саша, может быть, тебе пойти отдохнуть? – спросила Женя.

Саша сердито махнула рукой.

- Перестань обращаться со мной, как с инвалидом!

Она поджала губы, деловито оправила одежду, косы.

- Говори, может, тебе чем помочь?

Женя покачала головой. Саша знала, что ей откажут, но сейчас с трудом скрыла досаду.

- Ну ладно, посидим подождем жениха, - сказала она, протискиваясь мимо Жени и уводя под руку мать.

Женя осталась в передней, сжимая плечи холодными от волнения руками. Она не могла уйти от двери, точно ожидание Игоря и Василия Морозовых магнетизировало ее.

Тут из гостиной вышла Серафима Афанасьевна – сегодня просто шикарная, благоухающая, гордая и умная в своем золотом пенсне. Даже в такой день она не могла удержаться, чтобы не затмить дочь.

- Что ты тут торчишь на сквозняке? Простудишься, и гости тебя ждут!

- Подождут, - ответила Женя. Желание позлить мать в очередной раз оказалось непреодолимым.

- Несносная девчонка, - пробормотала госпожа Прозорова и скрылась в дверях, придержав пышный турнюр*.

Женя, улыбаясь, села на подзеркальный шкафчик, обхватив руками в белых скрипучих перчатках колено, обтянутое кружевной юбкой. Да, сегодня все будет так, как ей угодно. Сегодня ее праздник, даже если потом спустится вечная ночь.

- Игорь… Игорь, - прошептала она, словно впервые в жизни пробуя это слово на вкус. – Игорь Исаевич Морозов…

Это имя всегда отдавало чем-то демоническим. И она его жена? Жена фантома?

И тут раздался звонок в дверь. Женя вскочила, в первый миг не сообразив, что делать, куда идти; она застыла, прижав руки к груди. Но тут мимо нее, топая, пробежала Дуня.

Женя с облегчением отступила в сторону. На минутку, еще на минутку отсрочить этот миг…

- Здравствуйте, барин… Ой, матушки!

- Здравствуй, Дуня, - спокойно сказал Василий Морозов, точно не замечая ее разинутого рта и испуганных глаз. Он был бледен сегодня – как будто нездоров или испытывал какую-то тайную сильную тревогу. Но красив еще более, чем раньше, той самой воспетой немецкими и русскими романтиками “роковой” красотой: темные волосы оттеняли его бледность. “Как будто уксус пьет, точно трагические поэты”, - нелепо подумала Женя.

- Здравствуйте, Евгения Романовна.

Василий подошел к ней первым – и жену, и Игоря оставил позади, как будто тот даже сегодня, даже женихом не мог не остаться в тени брата.

- Позвольте вас поздравить.

Василий, с серьезным и печальным видом, склонился к ее руке. “Ну точно Кентервильское привидение”, - подумала Женя.

А ведь он теперь ей родственник. Как там эта степень называется?..

Женя чуть было даже не спросила Василия о причине его вида, но вовремя прикусила язык. К ней подошла Лидия. Женя почувствовала, как вспыхнули щеки; она с некоторой робостью подняла глаза.

Женя ожидала ненависти, презрения – и, в общем, почти не ошиблась в своих ожиданиях. Лидия смотрела на нее отстраненно, неприязненно.

- Поздравляю вас, Евгения Романовна.

Она протянула ей руку, и невеста пожала эту недружелюбную холодную руку.

“Вот уж это совершенно лишнее”.

Но наконец Женя избавилась от так смущавшего ее общества обоих и осталась наедине с женихом. На него она несколько мгновений вообще не решалась поднять глаза. Это был не жених уже – муж…

Игорь приобнял ее и поцеловал в висок.

- Здорова ли ты, дорогая?

- Да, вполне…

Ее опять тошнило от переживаний, как утром.

- Пойдем к гостям.

Игорь взял ее под руку. Он сегодня смотрелся старше… нет, представительнее, чем всегда, и почему-то казался окруженным таким же трагическим ореолом, как и брат. Хотя это должен был быть “самый счастливый день его жизни”.

Женя поморщилась от пришедшего на ум затасканного оборота.

Она позволила мужу отвести себя к родителям и гостям. Женя обвела взглядом улыбающиеся и встревоженные лица и подумала, что уже эту ночь проведет не дома. Она, в отличие от Саши, переезжала на квартиру к мужу – и он не скрывал нетерпеливого желания увезти ее, как только приобретет на это право…

“О господи, как же мне страшно…”

Ее кто-то поздравил, кто-то подал запотевший бокал шампанского. Женя чокнулась с мужем, потом неловко поцеловалась с ним под чье-то одинокое “Горько!”. Бурных восторгов никто не выражал. Настроение царило такое, что казалось, будто это не свадьба, а поминки – вернее, будто это не свадьба, а бесовский обряд… Может быть, от присутствия “российского Юма”…

Игорь, отвернувшись, заговорил с госпожой Виргинской. Серафима Афанасьевна подошла к Жене и тронула за плечо.

- Сейчас будет музыка. Сумеешь танцевать? – шепнула она, как всегда, озабоченная только лицом семьи перед чужими.

- Не трогай меня, мама, - холодно сказала Женя.

В присутствии обоих Морозовых Серафима Афанасьевна могла только подавить свое возмущение в ответ на эту грубость. Она отошла, полная шекспировского негодования на “детскую неблагодарность” дочери, и зашепталась в углу с музыкантами.

Грянул гром-вальс, и Женя вздрогнула. Игорь обошел ее и предложил руку; он улыбался, стараясь ободрить жену. Не утруждая себя никакими положенными любезностями, Женя молча позволила повести себя в танце; к счастью, она была все же не такой плохой танцоршей, чтобы опозорить мать.

***

Праздник закончился довольно рано – может быть, Игорь, а может, Женины родители не хотели позволить везти Женю в чужой дом в потемках. Женя неуклюже простилась с отцом, едва улыбнулась матери и отправилась в прихожую. Игорю пришлось почти самому одеть ее. Все валилось у Жени из рук, ноги едва держали.

Хорошо, что хотя бы вещи ее уже упаковали и отправили домой к мужу…

Игорь под руку довел ее до извозчика и подсадил в экипаж. Буквально подсадил, взяв на руки. Женя чувствовала, как ее трясет от холода и страха, даже зубы постукивали.

Игорь сел рядом на скамеечку, и Женя без сил прислонилась к его плечу, прикрыв глаза. Она ехала, ощущая его тепло, окруженная запахом его одеколона, и думала, что ничего еще даже не начиналось. Интересно, каким с ней будет муж? Ласковым или грубым? И одинаково ли мужчины и женщины понимают ласковость?

- Ты спишь? – шепнул ей муж.

- Нет, - отозвалась Женя.

Он замолчал.

Когда они приехали, Игорь, не говоря ни слова, тронул ее за руку, потом осторожно помог обессилевшей Жене спуститься с подножки. Дальше новобрачные пошли молча. Женя все сильнее и сильнее опиралась на руку мужа. Понимал ли он что-нибудь?..