- Пока это решается, - сказала Женя. – Но надеюсь… что да…
Вдруг ей расхотелось этого – расхотелось всякого признания, всякой известности. Чем больше известности приобретет она, тем больше угроза для Василия. Уже нельзя это отрицать. Но, может быть, Василий перестанет заниматься ею – и больше никаких неприятностей у него не возникнет?
Жене хотелось только продолжения этих “неприятностей”… Только подтверждения того, что Василий – медиум… Что это не плод ее воспаленного воображения…
- Посмотри-ка, кто сидит вон за тем столиком, - вдруг сказала Саша. – Да посмотри же!
Женя обернулась.
На мгновение на нее словно напал столбняк. Саша была удивлена такой встречей, но далеко не так удивлена и испугана, как Женя. Через два столика от них сидел Миша Кацман, и о чем-то оживленно разговаривал с длинноволосым юношей, которого Женя несколько дней назад встретила в издательстве… С юношей по фамилии Мендель…
“Ну конечно, ведь все евреи держатся друг друга! Но то, что Кацман знает Менделя – это же катастрофа! - подумала Женя. – Ведь Кацману известно, что такое Василий Морозов!”
Она присмотрелась к лицам – голосов отсюда не было слышно. Лица у обоих молодых людей были распаренные, красные, Кацман энергично жестикулировал, но это ничего еще не значило. Они могли обсуждать вопрос, не имевший никакого касательства к Жене и Василию.
И тут, совершенно неожиданно, Жене вспомнилось, как она отказала Мише Кацману в этом же кафе осенью. Конечно, тот ничего ей не предлагал; но отказ был выражен ею и понят им ясно. Миша Кацман был очень умный молодой человек.
- Женя, ты чего? – спросила Саша.
Она потянула ее за рукав.
Женя повернулась к ней. На лице у нее была такая же готовность к худшему, как и у Саши.
- Ничего, - ответила она.
- Поздороваться к нему не подойдешь? – спросила Саша.
Женя улыбнулась. Повела плечом в сторону Мишиного приятеля.
- А ты?
Саша покачала головой.
- Не понимаю, что мы все в нем находили, - шепотом сказала она. – Он же не наш, совсем не наш! Они даже по духу совсем не наши!
- Прежде всего - по духу, - сказала Женя.
Саша несколько мгновений молчала.
- Вы с ним что-то не поделили, Женька?
Женя покачала головой.
“Очень надеюсь, что нет…”
И вдруг Кацман, сидевший к ним лицом, заметил ее с Сашей.
Женя поняла это по жесту Саши, призывавшей ее сохранять спокойствие. Сама Женя не решалась обернуться, чтобы не привлечь внимания еще и Менделя. Ей ни в коем случае нельзя это сделать.
Женя понимала, что происходит за ее спиной, по Сашиному лицу. На нем вначале отразился испуг, потом удивление. Саша проследила взглядом за кем-то, а потом облегченно вздохнула.
- Ушли! – приглушенным голосом сказала она подруге. – Ушли, а ведь он узнал меня! Но делал вид, что мы незнакомы!
- Он, конечно, и меня узнал, - мрачно пробормотала Женя.
- Женька, ты ему дорогу перешла? – спросила Саша с явным испугом.
Женя печально улыбнулась и перевела разговор на другое. Благо Саше было о чем рассказать. Разговаривая о бесчисленных Сашиных семейных неурядицах, Женя временно забывала о том, какую карусель закрутила сама.
***
- Я на самом деле кое-что слышал о нем, - сказал Миша.
Приятели остановились в скверике неподалеку от кафе. Было холодно, и они стояли, сунув руки в карманы, подняв воротники пальто. Миша Кацман сосредоточенно смотрел сквозь оконное стекло на Сашу и Женю, все еще сидевших за своим столиком и занятых разговором.
- Неужели? – спросил длинноволосый остролицый Мендель. Сейчас в нем не было той наглости, с какой он держал себя с Женей Прозоровой, когда она приходила в издательство. Казалось теперь, что этот молодой человек только подражал поведению Соловьева, своего богатого русского приятеля – а может, переменял свою манеру в зависимости от ситуации.
- Да, действительно, - сказал Миша. – У этого господина Морозова, Гриша, есть некоторые способности, необъяснимые современной наукой. Я думаю, если ты постараешься, ты можешь набрать превосходный материал.
Мендель в ответ издал какой-то простуженный звук. В своем кургузом пальтеце он мерз, шапка не налезала на уши, красневшие среди распущенных длинных волос. Миша с жалостью посмотрел на него. Так недолго и заболеть, а у бедняги Гриши и без того денег нет.
- Курить хочешь?
Мендель бледно улыбнулся.
- Спасибо, Миша.
Он вытащил сигарету из протянутой пачки.
Друзья закурили; Мендель при этом не отрывал взгляда от Жени, сидевшей к нему почти спиной. Могло показаться, что этот молодой человек апатичен и сообщение Миши Кацмана не произвело на него никакого впечатления – но взгляд его сощуренных светлых глаз изменился. Теперь он был серьезным и цепким.
- Странно, что никто этого до сих пор не видел, - заметил Мендель, затягиваясь между своими словами. – Я уже полгода служу рядом с Морозовым, и он никак себя не обнаруживал. Никто не поверит, если я напишу о его способностях, вот в чем дело.
Приятели внимательно посмотрели друг на друга.
Миша улыбнулся. Конечно, Гришу беспокоило не столько то, какая доля правды будет в его статье о медиумизме. Он беспокоился, как бы не попасть в беду из-за клеветы. Василий Морозов человек в свете далеко не последний.
- Видишь ли, Гришенька, - медленно произнес Кацман. – Тебе нужна сенсация. И публике нужна сенсация. Правда никому не нужна…
Он задумался.
- Я наблюдал любопытные вещи, - так же медленно продолжал Миша. – Так называемый медиумизм у нашего Василия вылезает наружу от сердечных чувств к некоей знакомой нам барышне. Ну, или, может, - он тонко улыбнулся, - не только сердечных…
Мендель вежливо рассмеялся. Хотя совсем не пикантность этого сообщения его заинтересовала.
- На самом деле, я думаю, тут нет ничего необычного, только расширение физиологических возможностей организма, - сказал Миша. – В свое время наука поймет это. Но русскому народу, в своей массе совершенно безграмотному, нужны чудеса. Поэтому тут требуется провокация. Может быть, попробовать свести Василия с его барышней и понаблюдать внимательно, какая от этого произойдет химическая реакция…
Тут засмеялись оба.
- Фотографический аппарат я тебе одолжу, - сказал Кацман. – Это совершенно необходимо. Образованная публика сыта спиритизмом, и просто так, за здорово живешь, твою сенсацию не съест… нужны факты.
Мендель нахмурился. Что-то в словах Кацмана ему не нравилось.
- Но тогда это и выйдут факты, Миша. Родится новый русский чудотворец, их уже предостаточно.
Кацман покачал головой.
Он улыбнулся, потом склонился к другу и поднял тонкий палец.
- Никоим образом, Гришенька. Мы вначале раздуем эту новость, а потом заставим ее лопнуть, как мыльный пузырь. Ты напишешь опровержение своей первоначальной громкой статьи. Василий Морозов - не духовидец и не чудотворец, он только ярмарочный уродец, человек с неправильной физиологией, и это ты и покажешь, - торжествующе припечатал Миша, ткнув Менделя пальцем с длинным ногтем в плечо. - А может, господин Морозов и вовсе окажется обманщиком.
Мендель молчал. Даже этот беспринципный журналист, казалось, был ошеломлен бесстыдством такого предложения.
- Обманщиком? Но зачем? – спросил он наконец.
Миша пожал плечами.
- Зачем?.. Психология Герострата*, - сказал молодой человек. – Ради дешевой славы. Заметь, все хотят ее, потому что все хотят остаться жить в истории, каким угодно способом. Вот только теперешнее общество уже не одно десятилетие пытается обрести свое бессмертие в этом фантастическом учении. Всемерно мешать распространению спиритизма – наш прямой долг, Гриша. И уничтожить для этого в глазах общества и его собственных глазах мнимого духовидца – благо, а не зло.
Слушая приятеля, Мендель сосредоточенно глядел в сторону и гладил острый подбородок.
- Да, пожалуй, - протянул он в конце концов.
Миша торжествующе кивнул.
- И тебя запомнят, - сказал он. – Да что там, если действовать с умом, ты станешь просто звездой журналистики.