Он придал себе уверенный вид и приблизился к знакомой калитке, около которой никого не было – как будто и в саду тоже; но когда Аменемхет коснулся ограды, в конце дорожки появился стражник.

Мужчина замер, увидев его, потом сделал несколько быстрых шагов к мальчику… а потом просто остановился, решив никак не вмешиваться. Он глядел в сторону.

Аменемхет чуть улыбнулся и, отворив калитку, вошел. Глубоко вздохнув и расправив плечи, он направился к дому. Где госпожа Тамит?

Но ведь она может быть только дома… Она заключенная…

Тамит появилась, когда гость прошел половину пути. Женщина остановилась в огромном изумлении, когда осознала, что сын верховного жреца пришел без ее сына…

- Аменемхет? Где мой сын?

Она не приветствовала его, как полагалось, но Аменемхет сейчас смотрел только на то, как сжались на животе ее руки, как побледнело лицо и метнулся к калитке взгляд.

Сейчас я сделаю еще хуже, подумал мальчик.

Он поклонился, преисполненный почтения и сочувствия к этой матери.

- Госпожа, проведи меня в дом, - сказал он. – У меня для тебя плохие вести.

Тамит ахнула, несколько мгновений впивалась в него взглядом – а потом повернулась и побежала в дом, а Аменемхет побежал следом. Престранное поведение для тюрьмы; хотя все правила этой тюрьмы были уже ими нарушены…

- Он умер? – воскликнула Тамит, едва только она и ее гость остались наедине. – Умер?

Она шагнула к нему, и Аменемхету вдруг показалось, что эта женщина, которая была по рождению, несомненно, ненамного выше служанки, сейчас схватит его за плечи и затрясет.

- Нет, госпожа, Хепри жив, - быстро отступив, сказал Аменемхет.

Тамит выдохнула, потом шагнула назад, пошатнулась…

Аменемхет сам не понял, как подхватил ее в объятия. Удерживать ее оказалось и тяжело, и легче, чем он думал – стройное, упругое и горячее женское тело, близость которого оказалась очень приятной.

Несколько смущенно он усадил госпожу дома на циновку и неловко отпустил. Тамит тяжело дышала, глядя перед собой невидящим взглядом, словно не понимая, что только что случилось.

- Что с моим Хепри? – пробормотала она.

- Госпожа, ему запретили видеться с тобой, - понизив голос, сказал мальчик. – Запретил мой отец. Только следуя этому запрету, он сможет остаться в школе Амона.

Тамит как будто не понимала, что услышала. Аменемхет подумал, что следует повторить, но тут Тамит воздела руку, точно прерывая невозобновленную речь, и подняла взгляд. В нем было полное понимание.

- Значит, запретили? – спросила женщина.

Поразительно спокойно.

Аменемхет кивнул.

- Да, госпожа. Прости.

Лицо ее переменилось – в изгибе улыбнувшихся губ и в блеске глаз выразилась такая жестокость, какой Аменемхет не видел даже во взгляде грозного отца; такая жестокость, что смелый мальчик и господин по рождению ощутил цепенящий ужас. Но это длилось только мгновение.

- Понятно, - сказала Тамит. Теперь она снова стала слабой, бледной, потрясенной женщиной; голова склонилась на грудь, руки упали, потом поднялись к лицу, скрывая слезы. Она плакала – тихо, стыдливо, ее выдавали только содрогания плеч. Аменемхет ощутил потребность утешить ее, защитить…

- Мне так жаль, - прошептал мальчик. Он встал бы и обнял ее, если бы это не было просто невозможно…

- О, я тебе так благодарна, - прошептала Тамит, взглянув на него сквозь пальцы; он видел слезы, блестящие на ее длинных черных ресницах. – Мой благородный утешитель… Я и не надеялась, что мне сообщат о том, что лишают меня сына – ведь я только преступница…

- Я и не смела надеяться, что это сделаешь ты, господин Аменемхет, - прибавила она. – Неужели тебе не страшен гнев отца?

- Нет, - сказал Аменемхет.

Он ощущал себя сейчас очень смелым, настоящим героем. Он таким и был.

- Я восхищаюсь тобой, - прошептала женщина, сложив руки; а потом вдруг припала к земле, схватив себя за волосы, и начала тихо стенать и раскачиваться, словно ее горе было так велико, что не могло найти выражения…

У Аменемхета разрывалось сердце.

- Не плачь, госпожа, - прошептал он, придвинувшись к ней; он все же решился коснуться ее. Тамит вздрогнула, а потом вдруг крепко обняла его, точно в забытьи. Мальчик задыхался от волнения в ее объятиях. Он ощущал себя сразу и другом, утешающим друга, и сыном, утешающим мать… и как будто вдруг на несколько мгновений превратился в мужа этой слабой и прекрасной женщины, к которому она припадала, ища защиты от горя…

Тамит опомнилась первая.

- Прости, - прошептала она, отстраняясь и скрещивая руки на груди, точно от ужасного стыда. – Прости, господин Аменемхет, я повела себя ужасно! Как я могла!..

- Что ты, госпожа, успокойся, - взволнованно перебил ее мальчик, хотя сам раскраснелся. – Я понимаю… Тебя некому утешить…

- Ты утешил меня лучше всех, - прошептала Тамит, утирая глаза. Вдруг Аменемхет заметил, что она не накрашена – ее красота предстала сегодня по-новому, но ничуть не уменьшилась.

- Уходи, - попросила Тамит. – Тебе нельзя быть здесь долго… И нельзя приходить! – вдруг воскликнула она, вскакивая на ноги, точно очнувшись.

- Я не могу подвергать тебя опасности! – воскликнула женщина. – Ты опозоришь свое прекрасное имя, господин, тебя застанут здесь… это тебе повредит…

- Думай сейчас о себе, госпожа, - нахмурившись, ответил мальчик. – Ты намного несчастнее меня, и в большей опасности.

- За тебя я боюсь больше, - ответила Тамит, и он поверил.

Как же добра была эта женщина – она была так же прекрасна изнутри, как и снаружи… Неужели никто не видел этого?

Аменемхет ощутил себя спасителем, избавителем – он открыл то, чего никто не видел, кроме него самого и его друга. Он должен помочь Хепри и госпоже Тамит, даже больше ей – она мать, и она осталась совсем одна.

- Госпожа, я принес тебе папирус, - мальчик вспомнил об этом и подтянул к себе сумку, упавшую на пол. – Напиши письмо своему сыну. Ты сумеешь? – вдруг встревожился он.

- Как ты щедр, - прошептала Тамит. – Я и вправду немного училась писать, господин Аменемхет, но боюсь, что не обойдусь без помощи. Если ты будешь так любезен, что окажешь ее мне…

Она подняла на него большие умоляющие глаза.

Так на него могла бы смотреть женщина, любящая его и жаждущая его власти над собой… когда он станет мужчиной.

- Конечно, - сказал Аменемхет. – Давай сядем рядом, госпожа, спрашивай меня – и я отвечу на любой твой вопрос, насколько разумею. Я не постиг еще всех способов письма*…

- Я не сомневаюсь, что твои познания намного превосходят все мои скромные нужды, - с улыбкой перебила его Тамит.

Она улыбалась, но в глазах были слезы. Она старалась крепиться, эта храбрая женщина…

Оба склонились над чистым папирусом; Тамит как будто не знала, с чего начать. Потом застенчиво попросила знатного друга направить ее руку и подсказать, о чем и как написать.

- Я теряюсь! – воскликнула она шепотом. – Ты такой умный, ты так близко знаком с этими священными предметами!

Аменемхет улыбнулся и, с волнением взяв ее за руку, поправил в ней неловко легшую кисть. Потом шепотом посоветовал слова, с каких, по его разумению, следовало начать, и пальцем начертил в воздухе незнакомые Тамит знаки.

- Я не сумею сама, - прошептала женщина, расширив глаза. – Нарисуй этот знак! Сделай милость!

Аменемхет оказал ей милость – и вышло странное письмо, в котором аккуратные знаки, поставленные им, чередовались с ее неуклюжими закорючками. Тамит то смеялась, то плакала; под конец мальчик почувствовал, что уже едва владеет собой от переполнивших его чувств…

- Я пойду, - сказал он, поспешно поднимаясь на ноги и пряча письмо в сумку. Тамит кивнула – потом поклонилась.

- Что бы я делала, не приди ты, - прошептала она. – Но больше не приходи – я боюсь за тебя… Лучше я буду страдать, чем ты пострадаешь…

- Ничего, - ответил Аменемхет. – Боги благоволят смелым. Жди меня в скором времени…

Он спохватился и вынул из сумки папирус, предназначенный ей, и письменный прибор. У него всегда их было больше, чем нужно. Надо же, он чуть не забыл о такой важной вещи!..