По ночам.
Только в это время Аменемхет мог ходить к своей любовнице, потому что днем его присутствия требовала жена. Неферу-Ра была слишком умна, чтобы не понять в конце концов, что означают отлучки мужа, и не выследить его. А ночами – что ж, кажется, она не возмущалась тем, что муж чаще ночует на своей половине, чем на ее. Ее слишком рано выдали замуж, думал Аменемхет, ей рано отдаваться мужу, она страдает от этого. Он уже понимал, что чувствует женщина с ним. Он уже знал, когда женщина наслаждается…
Другой, может быть, пренебрег бы неудобством жены – ведь он имел право на ее тело; но Аменемхет был не таков, хотя юная жрица никогда не жаловалась, вообще не произносила ни одного слова, которое могло бы уронить ее достоинство или мужа.
К стойкой Неферу-Ра он испытывал смешанное уважение, жалость… и неприязнь, которая все усиливалась, хотя Аменемхет понимал, что его жена только выполняет свой долг, проводя с ним дни и ночи. Но постепенно и ночи с ней стали для него неприятны: юноша совсем не испытывал любви к ее почти детскому телу, и жалел ее, когда ощущал ее страх; все это убило желание и в нем. Он всегда чувствовал глубоко, у него были отцовский ум и сердце.
Аменемхет ждал дня, когда отец разрешит ему в полной мере возобновить служение в храме: сейчас Неб-Амон освободил и его, и Неферу-Ра, чтобы дать им время узнать друг друга; но это время вместе не сближало их, а только увеличивало отчуждение, и в конце концов господин дома тоже это понял. Неферу-Ра и Аменемхет вернулись в храм – вместе, но порознь, точно никогда не были женаты; этот брак был не сердечным союзом, а только узами, смирявшими их и хранившими добродетель обоих.
Что ж, может быть, Неб-Амон этого и добивался.
Больше месяца супруги даже не видели друг друга – в этом не было необходимости: они не занимались никакими общими хозяйственными и жреческими делами, требовавшими обсуждения. А потом Неферу-Ра вдруг сама отыскала мужа и вывела его в храмовый двор для разговора…
- Я хочу, чтобы ты вернулся ко мне, - сказала она.
Аменемхет посмотрел в ее пылающее некрасивое личико и вспомнил, какой маленькой и хрупкой казалась ее головка без парика. Из-за этого он еще больше сдерживал себя с ней; жена казалась слишком… маленькой для его страсти.
- Зачем? – спросил он.
Они были одни, и можно было отбросить приличия, от которых Неферу-Ра в первые дни брака не отступала ни на шаг.
Умная жрица прищурилась, знающе, болезненно, и на ее глазах появились слезы.
- Ты не любишь меня и никогда не любил, - сказала она.
Аменемхет вздохнул и поднял руки, чтобы положить их на ее плечи, но жена отдернулась, словно боялась, что его тяжелые ладони раздавят ее плечики.
- Ты все знаешь, госпожа – мы никогда не говорили о любви, - сказал он жене. – Мы следовали долгу.
Она закрыла глаза, и из-под ресниц закапали слезы. Аменемхет не помнил, чтобы видел ее слезы хоть раз – даже в первую ночь, которую она перенесла как стойкий узник пытку.
- Мое сердце полюбило тебя, - сказала Неферу-Ра. – Ты совершенен…
Аменемхет от неожиданности и жалости усмехнулся. Он снова ступил к ней, протягивая руку для утешения, но жена опять отпрянула.
- Ты презираешь меня, я вижу! – выкрикнула она шепотом. – Почему? Да, мое тело некрасиво, но я неустанно воспитываю мой Ка, я никогда не нарушала своего долга перед тобой и перед богом!..
Девочка плакала, ее лицо стало совсем дурным, плечи сотрясались так, что натягивалось платье, показывая плоскую грудь и выступающие косточки узких бедер.
Аменемхет без труда притянул к себе слабое тело и прижал к плечу бритую головку. Эта головка, как он ни старался скрыть свои чувства, всегда была ему особенно неприятна.
- Я никогда не презирал тебя, “прекраснейшая перед ликом Ра”, - прошептал он, гладя костлявое плечо. – Ты истинно такова – ты достойная госпожа и достойная служительница бога…
- А жена? – спросила Неферу-Ра. Она подняла голову и взглянула мужу в глаза, стянув спутанный и перекосившийся парик; против воли по его спине пробежал озноб от ее некрасивости.
- Я достойная жена? – потребовала дочь третьего хему нечер, прищуривая глаза и сжимая губы. Жалость исчезла, осталась неприязнь.
- Да, - холодно ответил Аменемхет. – Я никогда не мог ни в чем тебя упрекнуть, Неферу-Ра.
- Тогда возвращайся ко мне и на мое ложе, - сказала жрица, вскидывая голову; она так и пылала, но не отводила глаз.
- Ты в самом деле хочешь этого? – мягко спросил Аменемхет.
Неферу-Ра решительно кивнула.
- Бог тебя накажет за пренебрежение женой, - сказала она, и его неприязнь вернулась с удвоенной силой.
- Хорошо, я приду на твое ложе, - резко ответил он, повернулся и ушел; спиной молодой жрец ощутил страх Неферу-Ра.
Он пришел к ней этой же ночью, и все было ненамного лучше, чем раньше – только потом Аменемхет понял, что по-другому. Жрица сегодня постанывала не от боли, а от наслаждения, а когда он хотел заснуть рядом с ней, вдруг со слезами потребовала любви снова.
- Мне мало, муж мой, мое лоно не удовлетворено! - заявила Неферу-Ра, вогнав мужа в краску стыда. Даже Тамит никогда не говорила таких слов. Но он послушал свою жену и снова отдался ей, и в этот раз она начала кричать, судорожными, резкими движениями прижимая его к себе; ее наконец пробудившаяся страсть была такой же некрасивой, как ее прежняя холодность.
Высвободившись наконец из ее хватки, Аменемхет почувствовал, что жена изранила ему спину ногтями. Он был обессилен и несчастен, а она улыбалась, как будто все его силы перешли в нее.
Четырнадцать лет – как его сестра…
Вдруг он почувствовал почти ненависть к этой уродливой женщине-ребенку, с полным правом лежавшей в его постели и требовавшей его тела.
- Ты разбудил мое сердце и мое нутро, - прошептала Неферу-Ра, прижимаясь к нему своей обнаженной головой; Аменемхет прикрыл глаза, держа ее в объятиях. Он испытывал сейчас самые нечестивые чувства.
Неферу-Ра не стала бы так обнимать его, если бы могла слышать, о чем он думает.
С этих пор с женой стало и легче, и трудней – легче потому, что ночи перестали быть мучением для обоих, а труднее потому, что Неферу-Ра теперь не давала мужу отдыха от себя. Казалось, она ослепла сердцем и перестала понимать, что Аменемхет принуждает себя любить ее; вернее, видела только то, что хотела видеть. Эта преданная жена оказалась безжалостна. За свою безупречную верность ему и порядку в его доме она требовала его всего…
Аменемхет никогда бы не подумал, что детская заносчивость его невесты скрывает такую натуру. А может быть, Неферу-Ра стала такой только сейчас.
Но Аменемхет скоро почувствовал, что задыхается от ее любви.
Однако пришли ее дни месяца, и она была вынуждена покинуть ложе своего мужа; он был очень рад такому отдыху, потому что только сейчас получил возможность навестить женщину, которую действительно желал.
Только сейчас Аменемхет понял, что это такое – и какой тяжкой повинностью может быть то, что считается удовольствием. Он не знал, оставила ли Неферу-Ра ему что-нибудь, что он может отдать любимой. Но первый поцелуй Тамит вернул его к жизни: они долго не выпускали друг друга из объятий, ласкаясь и плача – он плакал от любви и горя, он, такой сильный мужчина. Но Тамит все понимала. Она была сама чуткость и нежность.
- Подожди немного, мой господин, - сказала его женщина, когда они лежали рядом в траве; она улыбалась, гладя его широкую грудь. На спине молодого жреца все еще оставались следы от ногтей Неферу-Ра.
- Чего ждать? – угрюмо спросил Аменемхет.
- Не оставляй ее, и тогда она скоро забеременеет, - посоветовала Тамит. – Госпожа Неферу-Ра очень молода, и она не имеет женской силы… когда она будет носить ребенка, все ее силы уйдут на него. Она перестанет звать тебя на ложе, и ты еще затоскуешь…
Женщина засмеялась мурлычущим смехом, откинув голову; ясные белки глаз и черные волосы заблестели в лунном свете. Аменемхет наклонился и с благоговением припал губами к открывшейся ямке у начала шеи.