Поиски продолжались недолго – и теперь успех ждал и остальных: несколько свитков и одна тяжелая книга перекочевали в сумки и за пазухи. Все теперь улыбались и смеялись, хлопали друг друга по плечам. Факельщика с ожерельем мертвеца и с сорванной спиной подхватили с лавки под руки.

- Вперед, ленивец! Отдыхать будем потом!

Венгры покинули замок, спустились по ступеням и сели на коней, которые были привязаны во дворе.

Не обменявшись друг с другом больше ни словом, грабители - как когда-то выезжал с этого самого двора великий боярин, господин Трансильвании, - дали шпоры и помчались в темноту.

Проехали они недолго – пострадавший факельщик запросил отдыха. Непристойно ругаясь, его товарищи вынуждены были остановиться; все спешились и сели на землю, и кое-кто вместе с факельщиком сразу растянулся на траве. Двое предложили развести костер.

- Да ведь заметят! – заспорили товарищи.

- И пусть их, - махнул рукой самый старший. – Мало ли тут костров! С тех пор, как господаря Влада свалили, цыгане почем зря шастают…

- Тихо! – одернули его при упоминании Дракулы.

Однако, посовещавшись, костер развели – победители опасались: опасались нечистоты места и того, что могло к ним привязаться в склепе. Но какова бы ни была нечисть, она всегда боится огня.

А им уже казалось, что вокруг них сжимается кольцо – стоило сесть в круг, и точно какая-то сила возрадовалась такой фигуре. Венгры посмотрели друг на друга, на свои мужественные лица в свете братского костра, и посмеялись над собственными опасениями. Кто мог взять их! Еще никогда не бывало, чтобы один ледащий мертвец одолел многих живых и крепких мужчин, это все бабьи сказки.

Удальцы пустили по кругу флягу, а потом даже вздремнули у костра, выставив часового. Сон их был крепок, но не одному казалось в забытьи, что холодная рука хочет взять его за сердце.

Однако на них никто не напал – и венгры проспали несколько часов, пока не занялся рассвет. Тогда они подкрепились сухарями и, еще раз хлебнув из фляги вкруговую, сели на коней и без оглядки помчались на запад – в Венгрию, куда лежал их путь. Больной больше не жаловался: во сне ему полегчало, и чужая земля безостановочно, спасительно убегала под копыта.

Пока они не схлестнулись с отрядом турок.

В Трансильвании турецкое иго ощущалось не так, как в Валахии, - и о том, что они сейчас все равно, что на турецкой земле, венгры вспомнили только тогда, когда услышали молодецкий посвист, крики “Аллаху акбар*!” и увидели сверканье искривленных мечей. Нет, перед ними были не разбойники, а настоящие воины; и турки вступили с венграми в бой, не начиная никаких переговоров.

- Дракула! – закричал предводитель венгров, первым бросаясь на того, кто казался предводителем турецкого отряда, самого представительного из нападавших.

- Дракула! – повторили его воины; и яростно схлестнулись с врагом следом за вождем.

Турок было больше числом, и умением они тоже взяли; и бой кончился их полной победой. Факельщика с сорванной спиной и с ожерельем за пазухой выбили из седла в первую же минуту, и он лишился чувств. Потому и уцелел до тех пор, пока все его товарищи не оказались перебиты. Турки, взбеленившиеся при звуке имени Дракулы, не пощадили никого.

Когда все стихло, предводитель турок, красивый рослый мужчина с подстриженной черной бородой, посмотрел сверху вниз на мертвого вождя венгров – его всклокоченная борода торчала кверху. Осман усмехнулся и поставил убитому ногу на грудь.

- Дракула, - пробормотал он сквозь зубы. – Что за ослы!

- Мы бы все равно вытянули из них всю подноготную, если бы кто и остался жив, - улыбаясь, откликнулся другой турок. Вождь кивнул.

- Обыскать! – приказал он, указав пальцем на трупы.

Приказание было немедленно и подобострастно исполнено. Вскоре к ногам предводителя свалили груду свитков и почтительно положили книгу в бархатном переплете. Забыв о важности, осман упал на колени и впился взглядом в найденную книгу; расстегнув застежку, открыл, пробежал глазами несколько латинских строк и просиял.

- Хвала Аллаху, - сказал он.

И тут внимание турка привлек стон, донесшийся из травы.

В мгновение ока он очутился около несчастного факельщика, приставив к его горлу свой меч.

- Собака! – сказал турок сквозь зубы.

Смертельно бледный осквернитель гробницы пытался обжечь его таким же презрением.

- У меня есть кое-что… чего тебе не понять, - простонал венгр; ему самому казалось, что он лежит на раскаленном железе, так была разбита несчастная спина. – Об этом я буду говорить только с тем, кто тебя послал!

Турок, не слушая больше пленного, выпрямился и убрал оружие в ножны. – Он жив и не ранен! – радостно оповестил он своих воинов. – Отнимите у него все, чем он может лишить себя жизни, а мы доставим его к нашему большому белому паше… Обыскать его немедленно!

Вскоре венгр лишился своей драгоценной добычи, и теперь на нее так же алчно, как сам факельщик, таращился турок.

- Так-так… не понять, значит, - пробормотал он наконец, торжествующе улыбаясь и очерчивая пальцем серебряные витки.

Это украшение очень походило на приз, какие венгерские рыцари брали на турнирах. Но среди линий ожерелья, складывавшихся, казалось бы, просто в один из трансильванских цветочных узоров, спрятался дракон, изогнувший спину.

- Нам послал тебя сам Аллах, - сказал осман факельщику, который успел уже тысячу раз пожалеть, что не догадался… или не нашел решимости лишить себя жизни, пока его не нашли. Правда, все самоубийцы попадали в ад. Но разве не в ад его повезут теперь – ад, какого не выдумает и сам сатана?..

На осквернителя склепа Кришанов опять повеяло смрадом, чудовищной отравой, которая вызрела за протекшие месяцы в каменном гробу валашского рыцаря, унесшего свое величайшее сокровище с собой в могилу, но не уберегшего его и там… до поры до времени.

Венгр, первым коснувшийся тела Раду Кришана, взмолился об избавлении, но небеса не вняли.

*”Аллах величайший” (араб.) - слова, входящие в намаз, ритуальную молитву мусульманина.

========== Глава 81 ==========

Матьяш Корвин отдавал валашскому князю в жены свою двоюродную сестру, Илону Жилегай, - девицу образованную, как сам молодой король, и преданную долгу, привитому суровым католическим воспитанием. Конечно, никто из сватов и самих брачующихся и не помышлял о любовной страсти. Влад Дракула был не из таких женихов.

Отвагой благородной венгерки можно было только восхищаться – она стояла прямо, высоко подняв гладкую темноволосую голову, и даже почти не побледнела, когда ее руку при высоком собрании вручили человеку, безобразному снаружи – и, что куда ужаснее, явившему всему миру великолепное уродство своей души. Может, дело было в том, что князь ее зачаровал, как зачаровывал даже свои жертвы.

Он был ниже своей невесты, но Илона потерялась в его тени – она сама казалась тенью, которую отбрасывал этот коронованный палач. На них надели златолиственные венки, по валашскому обычаю, и Дракула предстал каким-то языческим вождем, которого увенчал венком за заслуги утонченный римский император, робеющий перед мощью духа своего гостя… Дракула, разодетый с варварским блеском, любимым валахами и турками, взирал на церемонию, которой его подвергали, со спокойным, холодным торжеством – точно сторонний ее наблюдатель.

Когда католический священник свершил над ними обряд, казавшийся замечательно ловким политическим сочетанием обеих ветвей христианства, и пришло время поцеловать невесту, валах и венгерка повернулись друг к другу. Все увидели, что Илона закрыла глаза и совсем побледнела, - она была выше своего мужа, и едва ли Владу Дракуле могло это понравиться. Но князь, едва заметно улыбаясь, схватил ее за затылок и пригнул к своим губам. Поцелуй длился беззастенчиво долго, так что в ближайших рядах сидящих зрителей даже заахали.