Корнел рассмеялся.

- Если это такой рай, Господь милостив к моей Иоане!

Николае почувствовал, как в нем забурлила кровь. Ему вновь предстал тот морозный день, когда Корнел поверг на землю его сестру – ударил, совсем не зная Иоаны; как любой муж, который бьет неверную жену…

- Да как ты смеешь! – сжав кулаки, закричал Николае на своего гостя, совсем забыв, как страшен этот человек. – Сестра моя мученица… она была великая жена, и умерла в великой славе!

Николае сам не знал, откуда к нему пришли такие слова; но он осознал с полною ясностью, что так все и было. Он вскочил, готовый насмерть сражаться за честь покойной сестры. Корнел поднялся тоже: не вскочил, а именно поднялся, стремительно, но в полном спокойствии.

Николае увидел совсем близко черные бездонные глаза витязя Дракулы; и вдруг воинственный пыл его угас.

Юноша тяжело дышал, мелко дрожа с головы до ног, но не смея даже занести руку для удара. Корнел кивнул, по-прежнему глядя Николае в глаза – карие, как будто они недобрали черноты и силы в сравнении с его собственными.

- Может, все было и так, как ты сказал, - задумчиво проговорил витязь Дракона. – Господь рассудит нас…

Николае тяжело дышал, как после поединка, - он стоял перед гостем, сжав губы и опустив глаза долу.

После долгого молчания Корнел спросил:

- Здоров ли мой сын?

- Здоров, - сквозь зубы ответил Николае.

Он прикрыл глаза, подумав, что сейчас Корнел пожелает видеть мальчика – и что он, Николае, не сдержит своего гостя, даже если ляжет костьми на пороге дома. Но Корнел не пожелал этого.

Николае ощутил руку Корнела на своем плече – и с усилием поднял на него глаза. Корнел улыбался.

- Спасибо… тебе спасибо, - сказал витязь.

Он убрал тяжелую руку с плеча Николае, и боярский сын вздохнул с великим облегчением.

Мужчины снова разошлись и сели друг напротив друга. Теперь Корнел взял свою нетронутую кружку вина и приложился к ней. Он не отрывался долго, а потом утер темные роскошные, как у самого Дракулы, усы и хрустко закусил яблоком. Зубы у него все еще были прекрасные.

Николае заметил, что Корнел хорошо, добротно одет – платье его было опрятно, сшито по мерке и даже, казалось, почти не ношено.

- Тебе ведь неплохо живется сейчас? – хмуро спросил юноша.

Корнел слабо улыбнулся.

- Нет, совсем не плохо. Бывало куда хуже, - ответил он. – Меня отпустили под честное слово, - прибавил витязь, предупреждая следующий вопрос. – Князь Дракула поручился за меня. Сам князь не покидает замка, а его витязи могут отлучаться, и кое-кто даже завел здесь семью и зажил своим домом…

“А ты сам?” - подумал Николае; но вовремя прикусил язык.

Он мимолетно удивился тому, что витязи Дракулы женились на католичках, - но после брака самого Дракулы едва ли стоило этому удивляться.

- Неужели король Корвин так верит вам… и князю? – прошептал юноша.

Корнел пристально посмотрел ему в глаза.

- Мы доказали нашу верность и крепость нашего слова, - сказал он.

Николае не посмел ничего ответить.

Корнел опять вгрызся в свое яблоко – и грыз его, пока не съел с косточками. Николае молчал, глядя в свою кружку, - он налил себе, но так и не выпил.

Корнел выплюнул последнюю косточку на землю и, постучав пальцами по столу, спросил:

- А ты не забыл моих уроков?

Николае принужденно рассмеялся.

- Нет, - сказал он. – Я… Я ведь присягнул королю, - признался он, невольно покраснев. – Я давно беру уроки у его рыцарей…

Корнел поднялся из-за стола, и Николае тут же встал следом, как почтительный ученик. Корнел опять подошел к хозяину и положил руку ему на плечо.

- Может статься, мы еще пойдем вместе на Царьград.

Николае покачал головой; он был не слишком хорошо осведомлен о государственных делах, но это прозвучало как совсем неуместная шутка. Корнел похлопал его по плечу, потом убрал руку.

- Мне пора… Я заходил только узнать, как вы поживаете, - с улыбкой сказал витязь.

Он пошел к калитке, а Николае – за ним. У калитки Корнел обернулся и посмотрел на юношу.

- Обними и поцелуй за меня Раду.

Николае кивнул, чувствуя, как защипало в глазах. Он сморгнул.

- Ты знаешь, что наш отец… старый Раду умер?

В неподвижных глазах Корнела что-то мелькнуло, точно на миг показался утопленник в черном пруду.

- Бедняга, - сказал витязь.

Он крепко сжал руку Николае.

- Обними же и благослови за меня моего сына.

Корнел повернулся и зашагал прочь, легким молодым шагом. Темная полуседая грива рассыпалась по могучим плечам. Николае долго провожал витязя взглядом – и грудь его вздымалась от тревоги.

Когда гость скрылся за углом, боярский сын повернулся и направился в дом. Он почти бегом ворвался в двери, точно боялся, что, пока его не было, дитя похитила нечистая сила.

- Раду! – крикнул он. – Раду!

Николае вбежал в комнату.

- Дядя! – ликующе крикнул мальчик. Он был счастлив просто потому, что жил.

Николае подхватил его на руки и прижал к сердцу, точно мать. Он поцеловал и взъерошил темные кудри Раду.

- А кто к нам приходил? Собака лаяла, - сказал Раду, посмотрев в глаза отчиму.

- Чужой человек… Он уже ушел, - прошептал Николае.

========== Глава 79 ==========

Когда на море поднялась качка, Василике стало худо: и, как ей ни хотелось любоваться морем и туземными берегами, Василике пришлось уйти в каюту и лечь. Штефан был рядом – и участливо гладил ее руку, когда сама девица думала, что куда как нехороша: бледна, даже зелена…

- И хорошо, что ты сидишь внутри, - прошептал турок. Он утер пот, оросивший ее лоб. – Кораблем владеет мой старинный друг-грек, но на его судне много других греков, которые мне не друзья: если они приметят тебя, может быть большая беда…

- Я тогда попаду на невольничий рынок? – спросила Василика, почему-то почти не испугавшись.

- Константинопольский рынок рабов – один из самых больших, - сумрачно ответил ее хозяин.

Ее положение рабы при нем теперь служило Василике скорее защитой, чем цепями: оба давно уже понимали, что Штефан обходится с нею вовсе не как с рабою. А всего вернее – все подданные Мехмеда были рабы, одни из которых тиранствовали над другими…

- Или тебя могут заметить пираты, которых немало в этих водах, - серьезно сказал ее господин.

Штефан поцеловал ей руку, и Василика стала гладить его волосы. Оба ощутили желание, но Василика понимала, что господин не возьмет ее, пока не получит какого-нибудь высшего дозволения… Пока не сможет освятить их любовь благословением церкви, над которой сам смеялся…

“Да ведь ему нельзя жениться на мне! - озарило ее. – Мехмед узнает, что Штефан христианин… или то, что Штефан и его братья называют христианами: султану доложат шпионы, и тайна ордена откроется. Пожалуй, мой господин взял бы меня даже для того, чтобы спасти от Андраши и его присных: но гнев султана для нас страшнее. Или же Штефан намеренно будет хранить меня, чтобы прикрываться мною от белого рыцаря: несчастный Андраши помешан, и моя девственная кровь кажется этому человеку залогом земного счастья, которое супруг моей княгини навеки утратил… Штефан сможет использовать Андраши и удерживать его и его силы, каковы бы те ни были, от попыток овладеть Стамбулом, дразня своего вождя мною…”

Да и незаконное дитя им нельзя зачать: Василика знала, что есть способы уберечься от зачатия, но ни один не помогал наверное. Земная любовь никогда не была свободной и безопасной, тем пиром души и тела, которым каждый любовник услаждал себя более в мечтах, чем наяву.

Желудок у нее успокоился, любовное томление прогнало прочь дурноту, и Василика заснула под шум моря.

Сон ее оказался еще страшнее действительности: перед ней хохотала, выхваляясь своей нечеловеческой ловкостью, злоумная Марина, и сулила Василике страшную и скорую смерть…

“Но ведь этого быть не может, что ты говоришь! - крикнула Василика, поняв наконец, в какую ловушку ее заманила высокородная бесовка. – Нельзя воскресить человека против воли Господа!”