И Василика поняла, что верно угадала причину того, что творилось с ее покровителем.
Они стояли, держась за руки, и улыбались горячему морю, которое тяжело перекатывалось за бортом, и слушали, как кричат над волнами чайки, - и Василике казалось, что она внимает этой древней жаркой песне не только за себя, а и за какую-то другую, великую, душу.
========== Глава 78 ==========
Николае Кришан сидел во дворе своего дома в Буде и цедил превосходное вино, которое ему отпускали из королевских погребов. Король Корвин по-прежнему осыпал его дом милостями – и хотя этот совсем молодой, неоперившийся последыш благородного семейства понимал, что судьба милостива к нему не по заслугам, на душе от такого сознания было тем более скверно.
“Сестра моя, конечно, умерла, - думал юноша, чувствовавший себя так, точно ему нет и никогда уже не будет своего места в жизни. – Несчастная Иоана, верно, приняла страшные муки перед смертью – может, за все наши грехи? Может, и мне бы так следовало, вместо того, чтобы сидеть тут на чужой земле и кормиться от щедрот чужого короля?”
Конечно, Иоана умерла – и, конечно, Николае ничего не сказали об этом. Боярский сын чувствовал, что о таких женщинах, как его сестра, языки молчат: такие необыкновенные женщины… слишком смущают умы и жизнью своей, и смертью. Но он знал, что на валашский престол воссел Раду Красавчик, и этого было довольно, чтобы вообразить участь, постигшую Иоану…
Николае отставил кружку и, закрыв лицо руками, стиснул зубы, стараясь не разрыдаться; грудь разрывала нестерпимая боль. Кто и когда так страшно проклял их? Уж не тот ли, кто посадил над ними Влада Дракулу? Но где бы были они все без черного князя – этого величайшего заступника христианской веры? Почему же за христианскую веру, за дело величайшей божественной любви к людям проливается столько человеческой крови, сколько не проливалось ни за одну языческую?
Николае отнял руки от лица и хмуро посмотрел перед собой; все смешивалось перед глазами из-за слез. Вдруг молодой человек подумал о Корнеле – о законном муже Иоаны, чьего ребенка он растил как своего, о рыцаре, которым он когда-то восторгался и на которого хотел равняться. Николае вспомнил, как подло все их семейство обошлось с этим человеком: а теперь, если Корнел не сгинул в боях, он мог попасть в плен к туркам или погибнуть под пытками по злой воле князя-содомита… Малыш Раду уже задавал своему отчиму вопросы об отце… что Николае мог ответить невинному дитяти?
Николае был в таких летах, что уже сам мог жениться; но он и смотреть не мог на венгерок, на католичек, которые все, даже красивейшие и любезнейшие из девиц, были сделаны из совсем другого теста, нежели он сам, - даже природа их, казалось, была иная. Николае Кришану порою представлялось, что католики даже худшие враги им, чем ненавистные турки…
И, конечно, он не мог отречься от своей веры – а это было непременное условие, чтобы взять жену-католичку.
Быть может, такой у него крест – растить сына сестры вместо своего, которого ему не суждено иметь.
Николае в два глотка осушил кружку и, поморщившись, утер губы. У него даже усы еще не начали пробиваться, а он уже похоронил надежды на свою семью и счастье…
Боярский сын, покачнувшись, встал из-за деревянного стола, который был сколочен и вынесен в сад уже после того, как Иоана бежала со своим прельстителем, ставленником Корвина. Николае помнил, как Иоана любила свой сад, - и ему представлялось каким-то священным долгом хранить привычки своей дорогой сестры-мученицы.
Вдруг он услышал, как залаял пес. Гость? Николае знал, что чужака встретит привратник, а потом проводит к хозяину; но он сам двинулся навстречу пришлецу, одолеваемый каким-то странным, большим чувством. У него редко бывали гости – Николае мало знался с венграми, прилежно исполняя только обязанности перед королем. Может быть, это вестник от его величества?
Но Николае ошибся.
Юноша ахнул, увидев, кто подходит к нему, - в первый миг он изумился, что такого гостя вообще впустили; и только потом осознал умом, кого видит перед собой.
Страшный, невозможный гость – уж не собственная ли совесть Николае выткала из воздуха этот кровавый призрак?
- Ты – Корнел? – прошептал Николае. – Корнел, муж моей сестры и рыцарь короля Матьяша?..
- Уж давно и не тот, и не другой, - ответил тихий голос.
Мужчины долго молчали, глядя друг на друга, - и младший был полон благоговейного ужаса, а старший созерцал этот ужас с каким-то тихим торжеством, лукавым торжеством дьявола, гордящегося делом рук своих. Корнел слишком долго служил дьяволу – служил ему с горделивым сознанием долга…
- Идем… Я прикажу, чтобы принесли вина, - наконец торопливо проговорил молодой хозяин. Он повернулся и пошел вперед, качая головой. – Господи, - бормотал Николае под нос. – Я же не сплю? Господи!
Корнел Испиреску следовал за Николае в полнейшем молчании; и усмешка не сходила с губ возлюбленного витязя Дракулы, а черные глаза его таили память о нечеловеческих ужасах. Хозяин подвел гостя к садовому столу, не решаясь приглашать в дом – в собственный дом Корнела; и витязь сел, не спуская с Николае все понимающих глаз.
Боярский сын распорядился о вине – и вернулся к гостю: сделал то, что должен был сделать.
Под взглядом этого человека у него кровь в жилах стыла. Но Николае, бледный и безмолвный, медленно подошел к столу и опустился на скамью напротив витязя.
Корнел долго глядел на молодого хозяина через стол – казалось, даже птицы в саду смолкли. Это черноглазое мужественное лицо, когда-то представлявшееся Николае прекраснейшим лицом на свете, теперь, с отпечатавшимися на нем следами бесчисленных мучений, ужасало юношу более, чем любое другое лицо на свете: только такой образ мог бы принять ангел смерти, явившийся по его душу.
- Зачем ты пришел? Откуда ты? – наконец проговорил Николае.
Он подумал о Раду – и обрадовался, что его племянник и пасынок увлечен игрою в доме; как долго Николае сможет держать здесь Корнела и не пускать к сыну? Если Корнел пожелает видеть сына, Николае его не остановит.
Корнел улыбнулся, не спуская глаз с Николае.
- Нет, я не с того света, - тихо сказал он. – Я пришел от моего князя, а Влад Дракула все еще на этом свете.
Николае побледнел еще больше.
- Но как ты вернулся к нему? – спросил юноша. – Как… как он принял тебя назад? И как король…
Корнел поднял руку, и Николае тотчас замолк.
- Король простил грехи даже Колосажателю, - улыбаясь все той же непонятной улыбкой, проговорил витязь. – А значит, слугам его все простилось и подавно. Ведь ты знаешь, что князя освободили из темницы и перевезли в вышеградский замок?
Николае с осторожностью кивнул. Конечно: он знал, как знала и вся Венгрия.
Тут принесли новый кувшин вина и блюдо с яблоками. Николае быстро встал и налил гостю вина, но Корнел не стал пить. Он взял с блюда румяное яблоко и поиграл им.
- Князь даже женится здесь – ты знаешь? – спросил витязь. – Его величество сосватал князю Владу свою родственницу.
- Неужели? – ахнул Николае.
Корвин решил сочетать православного князя с католичкой? А Дракула согласился?
Что ж: кругом, что ни день, совершается столько надругательств над верой, что это неудивительно.
Вдруг Николае ощутил, как голова у него закружилась, к горлу подкатила тошнота: это были тошнота и ужас безверия, накатывавшие как самая страшная болезнь…
Корнел молчал, глядя на младшего товарища и родича: казалось, витязю была хорошо знакома эта болезнь.
- Иоана умерла… - прошептал Николае, когда смог отдышаться. Он воззрился на Корнела с глухой враждебностью, точно винил в этом единственно его. А кого еще он мог винить?
- Ты знаешь? – спросил боярский сын.
Корнела, казалось, совсем не поразила эта новость: он как будто знал… да, давно знал.
- Умерла, - прошептал витязь. Он улыбнулся, неподвижно глядя перед собой. – А я недавно видел мою жену во сне. Она там миловалась с каким-то златокудрым рыцарем с голубыми глазами – схож лицом с одним венгром, которого я знал… А может, это и не он; может, уже и другой…
