Но турок не позволил ей отстраниться. Обняв Василику одной рукой за плечи, другой Абдулмунсиф стал ласкать ее. Василика затрепетала, когда он коснулся ее груди; и рванулась из его объятий, когда горячие пальцы турка скользнули вниз, за пояс ее нижних штанов.

- Тише, - шепнул любовник.

Он прикасался к ней так, как служанки в бане, - только делал это еще бесстыдней и с неизмеримо большим наслаждением. Василика, потеряв голову от смятения и желания, откинулась Абдулмунсифу на грудь. Ей казалось, что она и этот человек, который держит ее и ласкает, уносятся в небо и заполняют его собою. Абдулмунсиф зажал наложнице рот, чтобы она не закричала; Василика громко всхлипнула, пытаясь оторвать его пальцы от лица.

- Как ты мог… Я теперь умру!

Она плакала и тряслась в его объятиях.

- Отчего ты умрешь? – ласково спросил Штефан. Взяв Василику за подбородок, он заставил ее посмотреть на себя. – Разве ты не сотворена женщиной, как я мужчиной? Бог сотворил нас такими, какие мы есть.

- Это грешно даже мужу, - зажмурившись, прошептала Василика. – А уж тебе…

Он сжал ее плечи.

- Ты думаешь, что когда-нибудь сможешь принадлежать другому мужчине, кроме меня? – спросил Штефан с неожиданной суровостью.

Девица затихла.

- Нет, - сказала Василика.

Конечно, нет! Разве сможет она когда-нибудь посмотреть другому мужчине в глаза – после того, что Штефан делал с ней?

- Ну вот и хорошо, - ласково ответил турок. Он вздохнул, сжав ее пальцы. – Бог сотворил нас такими, какие мы есть, - повторил ее господин.

Василика молчала, с несчастным и потерянным лицом. Штефан положил ей руку на плечо.

- Ты была бы несчастна, если бы вышла замуж в своей стране, - серьезно сказал он.

Василика встрепенулась.

- Как ты можешь знать!

- Я знаю, - спокойно ответил ее господин. Он улыбнулся и хлопнул в ладоши. – Здесь твоя судьба!

Взяв ее лицо в ладони, Штефан посмотрел ей в глаза.

- Ты Фатиха – покорительница! Такой воительницей была твоя госпожа, но она была княгиня; а ты только раба…

- Ты сделал меня… воительницей, - мрачно ответила валашка. – Я такой не была!

- Значит, на то воля Господа, - сказал Штефан. Он усмехнулся. – Разве не так учит Библия?

Василика поднялась и отошла от него в угол. Стала, уткнувшись лицом в стену, скрестив руки на груди.

- Здесь я раба куда хуже, чем была в Валахии!

- Ты не раба, - живо возразил Штефан. Василика в изумлении повернулась к нему. – Ты… маленькая госпожа! – воскликнул прекрасный турок и засмеялся, как будто удачнейшей шутке.

Василика подумала, что христианин никогда не поймет неверного - хоть век проживи под одной крышей.

- И что ты думаешь делать со мной? В наложницы я не дамся, - заявила валашка.

- Бог рассудит, что делать с тобой, - вздохнул Штефан. – Но обещаю, что не стану тебя принуждать… к любви.

Он посмотрел ей в глаза, а Василика покраснела.

- К любви нельзя принудить! Любовь может только сама прийти! – воскликнула невольница.

- Да, ты права, Фатиха, - согласился Штефан. В глазах его искрился смех. – Пока ты будешь жить как моя гостья. А будущее препоручим Богу.

Василика кивнула. Больше ничего не остается. Из этого человека можно только клещами вытянуть правду – о том, зачем она ему понадобилась… пока она не знает других людей здесь.

- Ты говорил, что познакомишь меня со своей семьей, - сказала валашка. – Когда ты это сделаешь?

- Когда это будет… удобно, - нахмурившись, ответил Штефан. – Моя семья живет отдельно от меня, и я возьму тебя с собой, когда они пожелают меня повидать.

Василика удивилась, а потом ужаснулась. Значит, он полный хозяин в этом доме? Хотя для нее так даже лучше – другим господам здесь она и вовсе чужая.

- Хорошо, - сказала невольница.

Василика попросила дать ей какое-нибудь занятие, пока ей нечего больше делать, - хоть шитье: хозяин охотно согласился. Штефан поцеловал ей руку и ушел.

Ей принесли дорогих тканей и шелков, а потом кто-то за стеной заиграл на лютне. Василика не видела этого музыканта, как будто попала в волшебное царство. Потом, когда она увлеклась работой, одна из служанок потормошила ее и спросила – не желает ли госпожа научиться танцевать.

Василика поняла все, когда служанка показала телом.

Василика изумилась; но потом согласилась охотно. Отчего же не потанцевать, если в этом нет стыда?

Лень, разливавшаяся по всем членам в гареме, грозила оцепенением и ее разуму. Валашка отложила рукоделие и пошла в комнату, где полнотелая пожилая женщина с густо насурьмленными глазами, которые только и виднелись из-под многих покрывал, стала показывать ей удивительный танец, который женщины танцевали поодиночке, - наставница, несмотря на свои годы, двигалась легко и с наслаждением. Василика стала повторять за ней, и скоро пришла в восторг.

- Это как вечная молодость! – воскликнула она, смеясь и хлопая в ладоши.

Турчанка ничего не поняла, но засмеялась тоже и погладила ученицу по голове. Василика почувствовала, что ей начинает нравиться жизнь в гареме - как лакомство, которым нельзя объедаться.

Она поспешно оборвала танец и попросила увести ее назад, в ее комнаты. Там Василика попыталась прочесть христианскую молитву. Но читать христианские молитвы здесь было все равно что молиться по-турецки в Тырговиште… Сам густой благовонный воздух затыкал рот.

“Нет, мой хозяин никак не может быть христианином”, - с неожиданной уверенностью подумала Василика. Но он и не мусульманин тоже. Он как будто был и то, и то сразу – принял оба обычая, насколько они подходили ему.

Ей принесли чудесный, как в сказке, обед, а потом Василика легко и с удовольствием вздремнула. Тело даже во сне горело радостью. А вечером к ней пришел господин – и под музыку, в облаке курений, тихо, напевно рассказывал ей сказки своей земли и других восточных земель. Когда она научится читать, пообещал Штефан, Василика сможет сама наслаждаться этими историями. У него в доме есть книги, много.

Василика заснула в объятиях турка.

Еще один день прошел в таких дурманно-радостных занятиях: Штефан к ней не приходил, но Василика беспрестанно вспоминала его. Этого человека нельзя было изгнать из мыслей, даже если изо всех сил захотеть.

А на третий день Штефан пришел и радостно сказал, что повезет ее к своей семье – они согласны принять их: его отец, мать и три сестры.

- Мои сестры еще малы – и не замужем, поэтому в отцовском доме, - объяснил турок, поняв удивление Василики.

А та подумала: цветут же женщины на турецкой земле, если рожают здоровых детей даже под старость.

========== Глава 74 ==========

Василику нарядили в престранное платье: женское сверху, богатое бархатное платье, похожее на одеяние валашской боярыни, но снизу мужское - шерстяные шаровары и сафьяновые остроносые сапоги. Ее крутые кудри покрыла бархатная шапочка, шитая жемчугом, поверх которой опустилось покрывало. Василика потребовала зеркало – и посмотрелась на себя, на эту диковинную восточную княжну в золотых серьгах, черты которой только угадывались под чадрой.

Поднять покрывало и посмотреть на свое накрашенное лицо в таком чужом обрамлении Василика не осмелилась. Ей показалось вдруг, что эта особа, если ей откроют лицо, выпрыгнет из зеркала и набросится на дворовую девушку, как зверь…

Штефан пришел, одетый удивительно похоже на нее – с такими же кудрями, умащенными маслом, в бархатной шапке, шароварах и кафтане. Он, сияя улыбкой, пригладил усы – и вдруг поднял покрывало Василики, точно фату невесты, и поцеловал ее.

По всему ее телу разлилось тепло и желание. Валашка неожиданно застонала от тоски и в первый раз крепко обняла своего господина; ей стало так странно, точно сердце вдруг забилось и вверху, и внизу. Почувствовала, что любовник так же трепещет всем своим сильным телом, как она.

Штефан что-то простонал, не то признание в любви, не то проклятье. Потом вдруг оттолкнул Василику.