Василика, вскрикнув, содрогнулась и быстро осмотрелась: невозможно было поверить, что это существо видит и слышит она одна. Несколько голов и в самом деле смотрели на ее воз с земли, с лошадей: но только на нее одну, на чудную полонянку турецкого рыцаря, с которой вдруг приключились корчи. Василика взглянула направо, налево – Марина пропала.
Какому творению ада она отныне обречена подчиняться – и в чем? Но, кто бы эта женщина ни была, Василику некому оборонить от нее. Господь к ней глух – как уже давно, давно глух к страданиям всей Валахии.
Василика заползла поглубже в телегу, насколько позволили тюки шерсти – должно быть, купленные или взятые силой у валашских пастухов, - и задумалась над тем, что ей сказал этот дух, нечистая сестра покойной княгини. Не обманула ли она ее? Но ведь немного погодя все равно станет понятно, куда и к кому они едут.
Валашка свернулась на возу и задремала. Беседы с Мариной отнимали у нее много сил.
Когда совсем стемнело, они стали на привал – и подле Василики тотчас очутился Абдулмунсиф.
Он снял ее с воза скорее бережно, чем грубо. От него сильно пахло лошадью, но это было приятно; горячие руки турка согревали ее плечи. На ее хозяине была яркая дорогая броня и валашская шапка с бархатным верхом – не знай Василика, кто перед ней, приняла бы за своего, за дворянина…
- В какую сторону мы едем? – спросила Василика.
- На север, навстречу султану, - ответил турок, избегая ее взгляда. Но в темноте он приобнял ее крепче. – Идем, там для тебя раскинули палатку, поспишь одна!
- Спасибо, - сказала Василика.
Она пошла, чувствуя руку господина на своем плече, а нож, который готовилась обратить против него, - в своем сапоге. Об этом Абдулмунсиф по-прежнему молчал.
Когда ее подвели к палатке, Василика спросила – нельзя ли умыться. Турок молча кивнул. Вскоре ей принесли горячей воды, которой она умылась так старательно, как только могла. Василика уже скучала по баням, в которых во дворце купались и девушки княгини: госпожа держала при себе только опрятных прислужниц… Можно ли будет так купаться в Турции?
Василика звонко засмеялась, поймав себя на таком соблазне. О чем она думает!
Больше Абдулмунсиф не целовал ее и почти ничего ей не говорил, кроме самого нужного. Василика иногда видела его подле князя, хотя сама думала, что они проводят вместе намного больше времени, чем это ей видится. Кто ее хозяин князю – неужели и в самом деле брат, сын того же отца? Быть такого не может!
Но эти двое, несомненно, были в родстве.
Через два дня они съехались с султаном.
Василика по-прежнему сидела на возу и могла наблюдать встречу вождей так же свободно, как мужчины. Она вытянула шею, напрягла слух, пытаясь понять – что говорит золотоволосый и прекрасный собой Бела Андраши, который близко подошел к могучему бородатому и уродливому султану и склонился перед ним, но не пал ниц, как это полагалось.
Андраши говорил по-турецки, и Василика не поняла ни слова. Потом Мехмед усмехнулся и так же по-турецки, громко и грубо, как ей показалось, ответил.
- Влад Дракула был костью в моей глотке, которую в конце концов раскусил ворон! – сказал султан венгру. – Тобой же я долго давился, но наконец, я вижу, проглотил!
Андраши немного изменился в лице, но, помедлив, ответил спокойно и почтительно, не поднимая глаз.
- Я решил принять всемилостивейшее предложение, полученное от султана. Я сложил с себя корону, на которую не имею права, а сам со всеми моими людьми смиренно признаю власть империи!
- И Аллаха, - с удовольствием сказал Мехмед. – Но своего Христа ты сохранишь, Бела Андраши! Я великодушен к побежденным, и ты воспользовался этим!
Венгр еще раз поклонился, прижав руку к сердцу, но более не преклоняясь. Впрочем, султан этого сейчас и не требовал: всему свое время. Он знал, что победил сильного человека.
- Хорошо, - наконец сказал великий турок. – Ты и твои люди поедете со мной, с моей армией! Сколько у тебя осталось воинов, Бела Андраши?
- Две тысячи, - сказал низложенный господарь.
Мехмед хмыкнул.
- Немалая сила!
Он, должно быть, вспоминал – что делывал, располагая не намного большей силой, Влад Дракула: Андраши, несомненно, вспоминал о том же самом. Глаза его застыли, губы дрожали. Но такие страсти, отражавшиеся на лице врага, только убедили султана в его искренности. Мехмед милостиво кивнул.
- Сейчас твои и мои люди вместе отдохнут перед тем, как продолжить путь, - сказал султан. Глаза его уменьшились и стали колючими. – Но если только мои воины заметят попытку бунта…
Андраши серьезно и печально покачал головой.
- Разве я глупец – или враг своим воинам?
Мехмед еще раз кивнул - и, тяжко ступая, удалился.
Василика перевела дух. Кажется, все разрешилось мирно. Она, несколько дней тому назад люто ненавидевшая султана, как и почти всякая женщина на ее месте, сейчас была рада миру с ним.
А потом валашка опять затаила дыхание, увидев Абдулмунсифа, – ее турок громко и радостно говорил с каким-то человеком, очень на него похожим: еще более, чем были похожи между собой Абдулмунсиф и князь. Потом эти двое крепко обнялись. Не оставалось сомнений, что они были настоящие братья!
Позже, когда Штефан подошел к своей пленнице, Василика спросила его:
- Кто этот человек, с которым ты говорил, господин?
- Мой брат Абдулкарим*… его христианское имя Адриан, - поглядев ей в глаза, ответил турок, все еще сияя счастьем встречи. – Он жил при дворе князя вместе со мной, а теперь приехал ко мне с султаном из Тырговиште!
Тут Василика припомнила, что словно бы и в самом деле видела Абдулкарима при дворе: но он показывал себя гораздо реже, чем его брат.
“Господи, куда мы едем?” - подумала Василика. Но никто не мог дать ей ответа: даже завладевшая ею неупокойница.
На другой день войско под началом султана двинулось в Турцию, к Эдирне – столице империи, куда Абдулмунсиф так и не успел сманить царственную избранницу своего сердца.
* Обоз - вереница следующих друг за другом повозок с грузом; совокупность транспортных средств, приданных войсковым частям.
* Материализации в парапсихологии действительно боятся света: может быть, от этого и пошли легенды о вампирах, не выносящих солнца.
* “Слуга Благородного”.
========== Глава 71 ==========
Путь до Турции был долог – Василика никогда прежде даже не воображала себе таких долгих путешествий. Скоро она перестала считать дни, которые слились в одну белую дорогу.
Вспомнить о времени ее заставило только женское проклятие, заставшее княжью отроковицу прямо на возу. От стыда и ужаса Василике показалось, что сейчас остановится мир; но и весь мир, и войско двигались безостановочно…
И тогда Василика заползла вглубь телеги и занавесилась своим платьем и шкурами, насколько получилось. В этой палатке прислужница княгини вынула нож из сапога и распорола один из тюков с шерстью. Заметит хозяин – что ж, так тому и быть… Но он, конечно, заметит. Василика привела себя в порядок, когда уже успела замарать свои штаны.
Едва они стали на привал, Абдулмунсиф, по своему обыкновению, подошел к пленнице. Когда она спрыгнула ему в руки, то поморщилась; турок, оглядев Василику с ног до головы, поморщился тоже. Девица, покраснев от стыда, посмотрела ему в лицо – и, глядя с вызовом, показала сначала на свои шаровары, а потом на телегу.
Она стала руки в боки, как будто винила своего господина в том, что с ней происходило. Но это был совсем непонятный человек – Василике показалось, что турку понравилось, что делается с ней; а еще более понравилось, что она признается ему в таких вещах.
Абдулмунсиф проводил Василику в палатку, где она смогла позаботиться о себе. Ей пришлось подобрать новые штаны, которые полоскались вокруг ног, как парус. Но это было и к лучшему.