- Теперь я готов, - прошептал князь, когда Иоана выпустила его из объятий. Княгиня улыбнулась со слезами, и увидела, что муж тоже плачет. Они оба улыбнулись.

- Гряди, государь! – сказала Иоана. Она поклонилась, а когда выпрямилась, никого больше не увидела: Андраши покинул ее, не то вдохновившись ею, не то не вынеся этого прощания.

Теперь править за него оставалась она: теперь – открыто. Никто из тех, кто успел узнать Иоану Валашскую, не ослушался бы ее в грозные дни.

Иоана сидела в Тырговиште неделю, блюдя и успокаивая людей, отдавшихся под ее покровительство. Она не ждала мужа до этого времени – и еще много позже не ждала: все знали, сколько превратностей судьбы может ждать его и его воинов. А потом княгиня увидела, что задумал султан: увидела, должно быть, куда раньше мужа, если он еще не погиб…

Войско Мехмеда подходило к Тырговиште.

Князя и главную его силу выманили из города, чтобы взять Тырговиште почти без потерь.

К Иоане прискакал вестник от городских стен: княгиня побледнела, но приняла известие спокойно.

- Албу, занимаем оборону, - приказала она своему ворнику. – Готовиться к осаде. Не думаю, что они сразу пойдут на штурм.

И государыня ушла надевать доспех. Она не знала, придется ли ей в самом деле пустить в дело меч, падет ли от ее руки еще хоть один турок, хотя бы этот Абдулмунсиф; но знала, как желает встретить врага.

Княгиня оставалась в городе: ей не годилось бросаться навстречу неприятелю, как это делали вожди-мужчины, - она будет до последнего держать то, что ей вверено, на своем месте. В сопровождении небольшого отряда валахов - еще ее трансильванских валахов, - в черных латах, алых шароварах и алом плаще, который, точно знамя, украшал ее герб, с мечом в руке Иоана покинула господаревы палаты и направилась к Башне Заката. Турнул Киндия ждала ее, как некогда ждала господаря, с высоты любовавшегося казнями.

Сейчас Иоана тоже посмотрит на великую казнь.

Она вышла на площадку и, улыбаясь и сверкая глазами, устремила взор на турецкое воинство, окружившее город, как черное море, грозившее навеки поглотить светлый остров. Иоана видела внизу огни, слышала боевые крики, крики боли и восторга: битва уже началась.

Ей казалось, что она поднимает и опускает меч с каждым своим воином, что у нее вдруг сделалась тысяча рук, и в сердце тысячекратно умножилась ненависть к врагу. – Я принимаю все, что вы есть, мои возлюбленные дети, - шептала Иоана, дрожа с головы до пят. – И я никогда не отдам этого назад!

А потом Иоана вдруг увидела, что битва идет на самых улицах Тырговиште: точно она проснулась и в один миг поняла, что происходит. Или все и в самом деле решилось в один миг!

- Должно быть, им открыли ворота, княгиня! – крикнул один из ее валахов за спиной Иоаны. – Турки и их прихвостни! Надо было пересажать на колья их всех, пока князь еще не ушел из города!

Иоана обернулась к своему воину, черные волосы, подхваченные ветром, захлестнули лицо; тот был сражен ее резкой красотой, ее яростью.

- Если это и начнется снова, начнется не с нас! – свирепо крикнула княгиня. – Мы должны сохранить Бога… хотя бы здесь, если церкви наши не удержат Его!

Она схватилась за сердце, и ее люди, пораженные словами госпожи, сделали так же.

- Мы не отдадим тебя, княгиня! – воскликнули они.

Иоана засмеялась, и всем показалось, что у нее заострились белые, крепкие зубы, а в зеленых глазах отразилось алое зарево заката.

- Я и сама никому не отдамся, - ответила она.

Тут загремели по лестнице шаги, загремели доспехи – и на башню вырвался Албу, в залитых кровью доспехах, с разметавшимися по плечам белыми волосами.

- Уходи, государыня! – крикнул он. – Идем во дворец, пока еще можно: там ты сможешь закрепиться и потянуть время… Выставить условия…

Ворник тяжело дышал, глядя на нее с болью, которая превосходила боль, причиненную ему оружием врага. Иоана от души пожалела любимого слугу.

- Ну, идем! – сказала она.

И они, сколько их осталось – не более десятка человек, - спустились вниз и, сбившись вместе, быстро пересекли улицы и вошли во дворец. Тот был еще не занят.

Иоана вместе с Албу направилась в свои покои. Оставшиеся воины стали на страже.

Княгиня села на подушки и с растерянной улыбкой повертела в руках дедовский меч.

- Так и не пригодился! – сказала она.

- Убийство должно же когда-нибудь кончиться, - отозвался Албу.

Он быстро прошел к дверям, быстро распахнул их – и закрыл; наложил засовы. Потом прошелся по комнате и остановился перед Иоаной. Ему некуда больше было девать свою преданность ей.

Иоана ласково улыбнулась.

- Сядь со мной, мой друг, и дай руку, - сказала она.

Албу послушался. Он закрыл глаза, точно прикосновение княгини на миг подарило ему умиротворение, - потом опять открыл глаза и напрягся. Сжал руку госпожи. Иоана улыбнулась и коснулась плеча Албу; ворник затих.

Ждать им пришлось недолго: в коридоре раздался топот многих пар ног, а следом лязг оружия. Албу взвился на ноги; Иоана вскочила тоже, распахнув глаза. – Не начинать драку! – крикнула она своим валахам через дверь. – Люди султана хотят со мной говорить!

За дверями на миг наступила тишина.

Потом зазвучал голос, который Иоана почти ожидала услышать. Она рассмеялась, не в силах сдержаться.

- Княгиня Иоана! Иоана, дочь Раду! – крикнул молодой мужской голос по-валашски, с турецким выговором.

- Абдулмунсиф! – воскликнула Иоана, хохоча. – Жаль, что я не успела вонзить в тебя кинжал!

Турку же было совсем не до смеха. Он долго молчал, собираясь с духом, - а потом заговорил снова: Иоана поняла, что Абдулмунсиф подошел совсем близко, приник лицом к дверям, разделявшим их.

- Кадын-эфенди! Великая госпожа! – воскликнул турок взволнованно. – Я пришел от имени султана предложить тебе почетное положение! Мехмед Фатих восхищен твоей доблестью и мудростью, и он сказал…

Иоана ждала, с уничтожающей усмешкой на устах.

- Он сказал, что сохранит тебе жизнь и свободу и всемилостивейше возьмет под свое покровительство! Султан даже не велит тебе отказаться от Христа, у нас живет много христиан!

- Не велит мне – как тебе, Штефан? – громко спросила Иоана.

Турок ошеломленно замолчал.

- Где же султан предлагает мне убежище? – спросила княгиня.

Албу закатил глаза и зарычал.

- Я выпущу ему кишки! – проревел валах.

Абдулмунсиф, опять помолчав – перемолчав излияния Албу, - крикнул:

- Я дам тебе убежище в Эдирне, прекраснейшей столице нашей империи, княгиня Иоана! Ты сохранишь своего бога! Ты вошла в мое сердце, как твой Христос!

Иоана взглянула на ворника, который едва стоял на месте от негодования, - и проговорила, смеясь:

- Я сохраню Христа, живя в его гареме. Как чудно, Албу!

- Кисмет, госпожа! Помни кисмет! – отчаянно крикнул Абдулмунсиф. Иоана усмехнулась.

- Мне кажется, что он там плачет, - сказала княгиня своему воину.

Потом крепко схватила верного слугу и друга за плечо.

- Албу, помоги мне! – страстно воскликнула она. – Ты готов? Мне нельзя сделать это самой!

- Да, - сказал Албу, склонив голову.

Он глядел на нее с бесконечной болью и гордостью.

Иоана торопливо сняла доспехи, подбитую мехом кожаную куртку; Албу помогал ей. Потом княгиня извлекла и вручила воину свой серебряный кинжал, висевший на поясе.

Она рывком разорвала на груди рубашку. – Не промахнись, - дрожащим голосом сказала Иоана и схватилась за надежные плечи Албу.

Он на несколько мгновений крепко прижал государыню к себе; потом, ослабив обьятия, приставил кинжал к ее сердцу.

Иоана возвела очи горе - и за миг до того, как вонзился кинжал, увидела белые стены, златые купола и кипарисовые рощи града Господня. Из райских кущ ей улыбнулся лик Христа с солнечными волосами, в свадебном венке из золотых листьев; и Иоана вскрикнула от восторга, приняв холодный смертельный удар.