- Две бутылки водки, я правильно поняла?

 - Вы все правильно поняли, — подтвердил он.

 Снова пощелкивание клавиш. Еще через минуту:

 - Номер вашего заказа — двести сорок шесть. Пожалуйста, запомните этот номер — он понадобится вам, если возникнут какие–то недоразумения и вы захотите предъявить претензии по качеству исполнения желания. Крайний срок предъявления претензии — сутки после исполнения.

 - Да черт с ним, — отмахнулся он.

 - Заказ двести сорок шесть, Корягин Виктор Анатольевич, две бутылки водки, дата заказа — семнадцать ноль девять ноль шесть. Спасибо, что воспользовались нашими услугами. До свидания.

 Стоп!

 Откуда она знает его фамилию?.. Имя, отчество?

 Стоп.

 Что вообще происходит?!

 - Одну минуту! — крикнул он в микрофон.

 Ему ответил гудок. Обычный длинный бесконечный гудок. Не короткие гудки отбоя после соединения, а тот гудок, который встречает тебя, когда снимаешь трубку.

 - Ирина! — позвал он без всякой надежды.

 Что произошло?

 Куда он попал? Что это было?

 Телефонный справочник!

 Он лихорадочно схватил потрепанную книжку, торопливо про–листал до буквы «Б».

 Бэ–дэ–у.. Бэ–дэ–у… Бюро добрых услуг…

 Ничего подобного в справочнике, разумеется, не было. Между банно–прачечным комбинатом N2 и бюро технической инвентаризации не было ни одной записи, похожей на БДУ. Впрочем, справочник был старый.

 Он торопливо метнулся к компьютеру. Нетерпеливо постукивая пальцами по клавиатуре, дождался загрузки. Открыл электронный справочник… Ничего.

 Черт! Черт! Черт!..

 Так… Он звонил в театр… Предположим, он ошибся номером. Ошибся, вероятно, не больше, чем в одной цифре… Так–так–так… Телефон театра — семнадцать ноль девять ноль шесть… Что?… То есть как это… Сегодня семнадцатое сентября… Две тысячи шестой год…

 Ах ты черт!..

 Одним прыжком обратно к телефону.

 Семнадцать ноль девять ноль шесть…

 «Алло… Алло! Вас не слышно, перезвоните» — голос Полухина, помрежа.

 Нет… Нет… Не то. Совпадение… Ладно, еще раз.

 Семнадцать ноль девять ноль шесть…

 «Алло… Да что за ерунда!.. Не слышно вас» — все тот же Полухин.

 К черту!

 Семнадцать ноль девять ноль пять… Квартира.

 Ноль семь… Не то.

 Ноль восемь ноль шесть… Черт, не то…

 Он бросил трубку на телефон так, что тот жалобно звякнул.

 «Идиот! — обратился он к себе. — Идиот! Ты идиот!»

 Когда телефон вдруг зазвонил, он подпрыгнул от неожиданности.

 - Да! — закричал он в трубку.

 - О Господи… Что ж ты так орешь–то…

 Виктория.

 - Привет, Витюш. Ты где? Звоню, звоню — занято и занято. Ты что, проспал?

 - А?.. Да… Да, я проспал.

 - Угу… Митрофанова тоже нет… Вы не вместе проспали, а?.. Ха–ха, шучу, шучу… Портос в ярости. Репетиция сорвана.

 - Вика… Ты это… Ты извини, я сейчас звонка жду…

 - О как! Он звонка ждет… А Портос ждет тебя. Мы все тебя ждем… Случилось что?

 - Да… Нет… Случилось… Извини…

 Он положил трубку.

 Идиот. Какой же он был идиот.

 Она дала ему номер заказа. Значит, подразумевалось, что он может позвонить туда еще раз… Почему он не спросил номер их телефона, почему?… Ну да, потому что боялся: она убедится в том, что его звонок был случайным… Идиот.

 Ладно. Что теперь–то делать?..

 Но так ведь не бывает! Во что он поверил? В какую чушь?

 Ну знала она его фамилию, ну и что с того? У них определитель номера. Пока она разговаривала с ним, кто–то другой проверил, на кого зарегистрирован номер… Так?…

 Да, очень может быть… Одна неувязка есть: зачем? Зачем им это было нужно? Какой смысл? Выгода какая? Да никакой…

 Звонок, на этот раз — в дверь, заставил подпрыгнуть второй раз. Он метнулся к двери, лихорадочно дернул задвижку замка — сорвалось. Дернул еще раз и резко и широко распахнул дверь…

 Митроха… Митрофанов. Явно уже датый с утра. Когда успел?

 - О–о–о! — обрадованно и пьяно протянул незваный гость. — Витюха! Дома! А я как знал, ага.

 - Ты чего? Ты почему не в театре? Где уже наелся с утра?

 - Хэппи бёрсдэй, как говорится, ту ю, — радостно игнорировал Митроха его вопросы, наваливаясь, отталкивая, пробивая себе путь в прихожую.

 - Эй, куда! — попытался Виктор Анатольевич остановить неуместного поздравителя.

 - Витюха! — пропыхтел Митрофанов, падая на скамеечку и пытаясь стянуть туфли. — Я как чуял, что ты нынче дома… А что, думаю себе, не отметить ли нам с Витьком его днюху…

 - Какую днюху! Днюха была вчера. Вчера после ревизора пили — забыл?

 - Забыл, — кивнул вчерашний Добчинский.

 Потом, довольно хрюкнув, он достал из кармана мокрого (дождь уже пошел?) плаща бутылку водки.

 - Бибамус! — радостно прокомментировал он.

 - Э нет, Митрофанов, нет! — замотал головой Виктор Анатольевич. — Не буду я с тобой сейчас пить.

 - Эт почему же это? — возмущенно воззрился на него Митроха.

 - А–а–а, — понимающе подмигнул он в следующую секунду и кивнул. — Понял, не дурак…

 Он перевалился на другую сторону, едва не рухнув со скамейки, и с оглушительным «оба–на!» извлек из другого кармана вторую бутылку водки.

 - Гуляем, Витюха! — прогремел он.

 Виктор Анатольевич обреченно откинулся к стене.

 - Получите, распишитесь, — произнес он.

 - А? — не расслышал Митрофанов.

 - Ничего, Митроха, ничего…

 Он прошагал к телефону и набрал номер театра.

 - Алло, — отозвался помреж Полухин.

 - Александр Ильич, здравствуйте… Это Корягин.

 - Корягин! Какого хрена, Корягин?! Ты почему не в театре?

 - Видите ли, Александр Ильич, тут такое дело… Я вам сейчас все объясню…

 - Объяснишь, Корягин, объяснишь! — взревел помреж. — Вот сейчас приедешь в храм Мельпомены и объяснишь, твою мать! Двадцати минут тебе хватит, артист, а?.. Не слышу!.. Корягин!

 - Да, — кивнул он, прочищая горло. — Да, Александр Ильич, я постараюсь…

 - Ага, Корягин, ты уж постарайся, — не унимался помреж. — Ты очень постарайся. Иначе Портос тебя сожрет. А что он не доест — то я дохаваю. Так что давай, Корягин, давай!

Цветы для Сони

 - Ну что смотришь? — спросил Иван, глядя в грустные собачьи глаза. — Жрать хочешь?.. Я тоже, брат, хочу. Так хочу, что хохочу. У нас ведь оно как: вчера ничего не ели и сегодня вчерашнее подогрели. Так что ты лучше иди, иди по добру по здорову, не вводи в искушение… Слышь, Чебурек, тебе говорят. Иди! Ты хоть и тощий и блохастый, а все же живность. Так что давай, не смущай.

 Он мягко оттолкнул собачью морду, встал и, крякнув, поднял на плечо свой аккордеон. Чебурек — грязно–рыжая лохматая дворняга — сделал несколько шагов в сторону и замер в раздумьях. Он колебался: идти ли ему за Иваном, или попробовать пробежаться до рынка. Что–то подсказывало ему, что от Ивана толку сегодня будет мало. С утра над городом повис мелкий противный октябрьский дождь. А в дождь, известное дело, много не заработаешь. Если и выходит кто в такую погоду, в выходной–то день, так разве что пьянчуги — за опохмелом, — да те немногие бедолаги, которым все одно где пропадать.

 Иван махнул на Чебурека рукой и пошагал вперед по Ходячей. Шел он уверенно и твердо, так, будто точно знал, куда и зачем идет. А между тем пребывал он в полной растерянности. Осень — вот она, наступила–таки. С опозданием большим, — за что ей огромное спасибо, — однако же наступила. Лето, с его парками, водной станцией, городской площадью и гуляньями допоздна — закончилось. Лето — благодатная пора. Летом, бывало, и по пятьсот рубликов можно было наиграть за день. Был год, — Иван навсегда его запомнил, — когда за один только летний месяц он почти десять тысяч наиграл.

 Осень и зима — вот это швах. Это две убийцы. Зимой, понятно, много не поиграешь: в морозец так пять–десять минут и все — пальцы слушаться перестают. И не посидишь опять же долго — ни ватники, у сторожа этажом выше купленные, не спасают, ни валенки. Подогрев изнутри помогает, так ведь на него ж еще заработать надо сначала. Осень и того хуже. Осенью главное условие не соблюдается: проходимость. Отсутствует людской поток, а с ним отсутствуют и денежки. Осенью нужно перемещаться в такие места, куда люди волей–неволей приходят: на рынок, в церковь, на вокзал, к цирку, на крайний случай — к аптекам или к универмагу. Но тут другой фактор в действие вступает — конкуренция. На рынке появляться — это вообще здоровьем не дорожить. Черножопые, те ладно, те ничего — ну прогонят, в крайнем случае пинка дадут. Но у них можно и сигарет выпросить, а то и бутылку — они хоть и горячие, но не злобливые и не жадные как наши. А вот охранникам, церберам, попадешься — по морде получишь обязательно. Ну а хуже всего — конкуренты. Не сами, конечно, просители, а их хозяева. Эти, если прищучат, то уволокут куда–нибудь в укромное место и будут бить долго и жестоко. Убить могут или покалечить. Ему, Ивану, по пальцам один раз били арматурой — предупреждали для первого раза. Повезло — один только палец и сломали, спасибо, что не все, а то бы закончилась его карьера, если и не навсегда, так надолго…