— Йен, у Нины отключён мобильник, — соврала Кэндис, вернувшись в палату к другу.

Девушка хотела сделать ему маленький сюрприз, но знала, что Сомерхолдер будет недоволен, если будет заранее знать, что Нина специально прилетит в Ковингтон ради него.

— Ну ладно, — сказал как можно равнодушнее Йен, но сильное разочарование и грусть в глазах спрятать не смог. — Может, созвонимся тогда завтра утром. Кэндис, спасибо тебе.

— Должно быть, Нина просто отсыпается после перелёта, — сказала блондинка. — Сам знаешь, четырнадцать часов в воздухе — это не шутки.

— Да уж, — согласился Йен. — Слушай, а как она отдохнула-то? Ей понравилось в Сен-Тропе? Нина же всегда мечтала побывать на Средиземноморье.

Йен спрашивал о, казалось бы, бытовых вещах, но в его взгляде было столько энтузиазма, что Кэндис понимала: его по-прежнему интересует абсолютно всё, что связано с Ниной. Она до сих пор многое значит для него.

— Она в восторге, — ответила Аккола. — Особенно ей запомнилась знаменитая средиземноморская лазурь — ну, ты знаешь, море на южных берегах Франции по утрам бывает такого цвета. Говорит, что теперь поняла, что «Лазурный берег» — лучшее название для этих мест.

Йен слабо улыбнулся.

— Она сама тебе всё расскажет, — заверила КэндиКола. — Завтра… Когда созвонитесь, — осеклась она, не желая пока выдавать себя.

Йен кивнул. Разговаривали друзья ещё недолго: на Сомерхолдере сказывалось действие обезболивающих и других препаратов и самой болезни, поэтому он быстро уставал и постоянно хотел спать. Кэндис и Джо не хотели утомлять Йена и вскоре уехали.

На следующий день Кэндис не смогла попасть в больницу к другу, но знала, что в город уже приехала Нина, а потому была спокойна.

Нина испытывало сильнейшее чувство волнения, когда уже находилась на пути от отеля, в котором остановилась прошлой ночью, до госпиталя. Она не знала, что они с Йеном скажут друг другу, как эта встреча вообще скажется на его самочувствии, но очень надеялась, что всё пройдёт хорошо. В больничном коридоре болгарка столкнулась с Никки, которая даже изменилась в лице, когда увидела Нину. Девушки поздоровались друг с другом, но скрыть своё удивление Никки не смогла.

— Что ты здесь делаешь? — изумилась Рид.

— Мне кажется, мы здесь по одной причине, — ответила Нина. — Йен.

У Никки округлились глаза: она явно не ожидала встретить давнюю подругу здесь, а уж услышать от неё подобное — и подавно.

— Как ты узнала?.. — еле слышно спросила она.

— Мне позвонила Кэндис, — удивительно умело сохраняя спокойствие, ответила Добрев. — Она передала мне слова Йена о том, что он хотел о чём-то поговорить. Я знаю, что ситуация критическая… — в этот момент голос болгарки стал тише.

— Не стоит, — мотнула головой Никки. — Он сейчас очень слаб, неизвестно, как скажется на организме такая неожиданность, и…

— Никки. — перебила Нина и посмотрела девушке в глаза. — Сейчас мы должны делать всё в интересах Йена. Кэндис не привыкла лгать: ты можешь сама спросить его о том, о чём он вчера просил её. Нам с Йеном… Нужно это. — с уверенностью сказала Добрев.

Рид смотрела на девушку, не отводя взгляд и почти не дыша.

— Нужно посоветоваться с врачом, — настаивала на своём она.

— Тогда давай не будем терять время? — умоляюще попросила Нина. — Лечащий врач Йена сегодня в больнице?

— Да, — ответила Никки. — Я как раз хотела сейчас зайти к нему. Пошли.

Нина совершенно не хотела потакать желаниям Рид, но понимала, что, каким бы человеком она не была, все её действия были направлены на благополучие Йена и были обусловлены беспокойством за него. Больше всего на свете сейчас Нина хотела, чтобы у Йена было всё хорошо, а потому ради него она была готова наступить на горло собственным эмоциям.

Причина, по которой Никки так легко согласилась поговорить вместе с Ниной с лечащим врачом Йена, была проста: она была уверена в том, что Клэмптон не разрешит ей даже зайти в палату, так как любые волнения Сомерхолдеру сейчас были противопоказаны. Однако реакция кардиолога была прямо противоположна ожиданиям Рид.

— Если господина Сомерхолдера с этой девушкой связывают близкие отношения, они дружат, то почему её визит должен отрицательно сказаться на его состоянии? — размышлял вслух Клэмптон, когда Нина и Никки объяснили ему ситуацию. — Мисс Рид, у нас же всё-таки госпиталь, а не тюрьма какая-то. Пациентам всегда нужны положительные эмоции, которые могут им подарить близкие люди.

— Но они же с Ниной долго не виделись, — робко возразила Никки.

— Сколько вы не виделись? — спросил врач, обратившись к Нине.

— Два месяца, — едва сдержав смех от глупости заявления Рид, ответила болгарка.

— Это не долго, — сказал врач. — Другое дело, если бы пять лет… Мисс Рид, Вы же сами не отрицаете, что мисс Добрев и господина Сомерхолдера связывают тёплые отношения, — едва врач произнёс последнюю фразу, Нина увидела, что Никки даже изменилась в лице, скривив рот. — Поэтому лично я не вижу ничего опасного в том, чтобы они немного поговорили. Только недолго — пациент всё же очень слаб. Но даже короткие встречи пойдут ему на пользу. Нина, поговорите с ним о чём-то отвлечённом, вспомните какие-то забавные моменты вместе.

— Да, да, — пробормотала Нина. — Конечно, доктор.

Никки ничего не оставалось, кроме как согласиться с врачом.

— Только не волнуй его ничем, — попросила Никки уже перед входом в отделение интенсивной терапии.

— Неужели ты и правда думаешь, что я здесь для того, чтобы ему чем-то навредить? — спросила Нина, и в её голосе прозвучали ноты укора.

Никки ничего не ответила на это.

— Палата 49, — лишь сказала она.

Нина, даже не взглянув на Рид, отправилась в отделение интенсивной терапии. Она шла очень торопливо, и ей казалось, что сердце стучит в такт её шагам — так же быстро и неровно.

Нина аккуратно и почти бесшумно открыла дверь в палату. В воздухе витал неприятный «больничный» запах спирта и валокордина. Когда девушка увидела Йена, ей стало невероятно его жаль. Человек, который лежал сейчас на больничной койке, мало чем был похож на того Йена, с которым она виделась в мае: очень бледный, осунувшийся, едва дышащий. На коже, казалось, не осталось живого места от игл. В воздухе каждую секунду раздавался звук работы аппарата для отслеживания сердцебиения. Он до ужаса неприятен, но в этом месте не хочется даже думать о том, что он умолкнет. Пусть лучше «пиликает» — ведь это будет означать, что та тонкая линия жизни дорогого человека ещё не оборвалась, что ещё есть шанс выкарабкаться назло судьбе.

Глаза Йена были закрыты, и Нине показалось, что он спал. Тревожить Сомерхолдера она не хотела, поэтому она уже было развернулась, чтобы выйти из палаты с намерением зайти чуть позже, но в тот же момент услышала сзади себя голос — тихий, очень слабый, но такой знакомый и родной.

— Нина? Я сплю или?..

Нина обернулась.

— Привет, — прошептала она, подойдя к нему. — И ты совершенно не спишь, — улыбнулась болгарка.

— Но… Ты же была в Нью-Йорке…

— Кэндис позвонила мне и сказала, что ты хочешь о чём-то поговорить, — чуть слышно сказала Нина. — Но что значат телефонные разговоры? Лучше разговаривать лично, как ты считаешь?

— Ты приехала ради меня? — робко спросил Йен.

— Да.

— Нина, не надо было. — проговорил он. — Вы с Остином недавно прилетели, тебе нужно отдыхать, и вообще…

Сомерхолдер мог говорить всё что угодно, но его глаза светились от счастья, когда он увидел перед собой Нину. Он был действительно рад этой неожиданной, но такой желанной встрече.

— Я отдыхаю уже второй месяц, куда больше? — воскликнула Нина, улыбнувшись. — Мы же не чужие друг другу люди. Я бы не могла спокойно продолжать заниматься своими делами, зная о том, что с тобой сейчас происходит.

Сомерхолдер смотрел на Нину с искренней благодарностью.

— Спасибо тебе, — прошептал он. — Как ты? — спросил Йен, опередив девушку, которая хотела задать ему тот же самый вопрос. — Как тебе Сен-Тропе? Кэндис говорила, что ты в восторге. Расскажи мне всё, — попросил он.