Остин листал страницу за страницей и чувствовал, как у него холодеют руки. Мысли и страхи, не дававшие ему покоя на протяжении вот уже нескольких месяцев, подтверждались. В последнее время в дневниковых записях Нины имя Йена стало встречаться гораздо чаще, и Остин понимал, что этот мужчина для неё не просто приятель или коллега, и этот факт не зависит от того, какие между ними сейчас складываются отношения. Стоуэлл стиснул зубы, читая последнюю запись, и чувствовал себя совершенно опустошённым, понимая, что в её сердце он всего лишь второй. Наверное, этого следовало ожидать: она постоянно пыталась заменить им в своей жизни Йена. Однако Остина она всё равно любила, но по-своему, любовью, скорее, сестринской, хоть пока и не понимала этого. «Я люблю его», — именно за эту фразу, относившуюся к нему, как за спасательный круг и последний шанс, хватался Стоуэлл. Странное дело, но в негодовавшем Остине совершенно не было злости на Нину. Она изо всех сил боролась со своими чувствами, была верна ему и действительно хотела ответить ему взаимностью на его теплоту и нежность. Остин не хотел отпускать куда-то и отдавать эту девушку, которая была для него светом. Он и сам видел, что она к нему тянулась, и эти порывы были искренни. Да и кому отдавать? Человеку, который уже не имеет к ней практически никакого отношения, у которого уже давным-давно свой путь и своя жизнь, с которым она счастлива уже не будет? В эти мгновения Остин сам выбрал свою дорогу. Он будет бороться за любовь девушки, даже имя которой так трепетно ласкало его слух и заставляло улыбаться, до конца. Он сделает всё для того, чтобы Нина снова начала улыбаться, как раньше — так же светло и искренне. Сейчас он готов был отдать всё за то, чтобы однажды она посмотрела на него с такой же нежностью, так же заворожённо, как смотрела на Йена, забыть о гордости, наступить на горло собственным эмоциям. Остин понял, что сейчас Нина находится на распутье и сама всем сердцем хочет забыть о своих чувствах к Сомерхолдеру. К тому же, опускать руки, сдаваться, отказываясь от своего счастья ради призрачных целей, было не в правилах Остина. Именно поэтому он принял этот жестокий вызов судьбы, веря, что однажды сердце Николины будет принадлежать лишь ему.

Стоуэлл прислушался: из кухни всё ещё доносился звонкий смех Николины — значит, она до сих пор разговаривала с Кэндис. Но парень всё равно поспешно положил тетрадь на место и вышел из комнаты.

— Ну ладно, Кэн, меня уже Остин заждался, пришёл на кухню с голодным взглядом в поисках завтрака, — хохотнула болгарка, подходя к Остину и целуя его в уголок губ.

— Беги к своему принцу, — услышал Стоуэлл смех Кэндис в телефонной трубке и усмехнулся.

Девушки попрощались.

— Я мог бы и сам найти, что поесть, ради этого необязательно было в срочном порядке прощаться с Кэндис, — улыбнулся Остин.

— Если бы ты не зашёл, ты бы меня увидел только к вечеру, — хохотнула Нина. — Ты же знаешь нас с Кэндис. Мы не общались с ней всего несколько дней, но у нас же накопилась куча всего, что мы просто обязаны были друг другу рассказать. Расстояние — ужасная штука.

— Скучаешь по ней? — с пониманием спросил парень, и в этот момент улыбка исчезла с лица болгарки.

— Безумно, — вздохнула она. — И не только по Кэндис. Знаешь, прошёл всего месяц, а мне кажется, что я не виделась с ребятами уже несколько лет. Наверное, должно пройти некоторое время до того момента, пока я привыкну, что больше не буду каждый день общаться с ними.

— Может, тогда не стоило уходить? — осторожно предположил Остин. — Если тебе было хорошо с этими людьми…

— Нужно уметь разделять карьеру и остальную жизнь, — перебила Добрев. — Я безумно люблю каждого из них, они — невероятные ребята. Безусловно, я буду скучать и по съёмочному процессу, и по уютной атмосфере на площадке тоже, но я понимаю, что если бы продолжила сниматься в «Дневниках», то могла бы упустить важное время, которое могла бы потратить на самореализацию в других проектах. Остин, уход из «Дневников» — это мой осознанный выбор. Мне грустно прощаться с этой важной страницей моей жизни, но я должна была это сделать. Я хочу развиваться дальше.

— Меня всегда восхищала в тебе твоя целеустремлённость, — сказал Стоуэлл. — Мне есть чему поучиться у тебя.

Нина поджала губы, а затем улыбнулась и обняла парня. Она сама не знала, зачем это делает, но в последнее время она всё чаще целовала и обнимала Остина, словно бы старалась убедить саму себя в правдивости своих чувств к этому человеку.

— Чем займёмся сегодня? — непринуждённо спросила она.

 — Ты выглядишь уставшей, — ответил Стоуэлл. — Может, лучше останемся дома? Скачай какую-нибудь комедию, а я схожу в магазин и приготовлю твой любимый шоколадный пирог. Заберёмся на диван, весь день ничего не будем делать — только есть и смотреть фильмы. Как тебе? — улыбнулся Остин.

— Господи, у меня самый лучший бойфренд в мире! — воскликнула Нина, всплеснув руками. — Подожди, я сейчас оденусь и съезжу в магазин вместе с тобой.

Нина уже хотела уйти, но Остин, взяв её за плечи, задержал её.

— Сегодня на кухне командую я, — сказал он, обнимая болгарку сзади, скрестив руки у неё на животе. — А ты отдыхаешь. Это не обсуждается.

— Так нечестно, — мотнула головой Нина.

— Всё, я ушёл! — крикнул Остин, отходя от девушки и поспешно хватая куртку.

Парень уже хотел было выйти из дома, как буквально около входной двери развернулся.

— Я кое-что забыл.

— Деньги? — спросила Нина.

— Нет, — хитро улыбнулся Остин. — Это.

С этими словами Стоуэлл притянул болгарку к себе и горячо поцеловал, оставив на её губах приятный привкус мяты.

Когда Остин ушёл, Нина задумалась. О таком парне, как Стоуэлл, действительно, можно было только мечтать: он был весёлый и заботливый, добрый и честный, очень внимательный и терпеливый. Рядом с ним на душе у Нины становилось теплее. Эти чувства очень напоминали ей то, что она обычно испытывала, когда приезжала в Торонто и после нескольких месяцев разлуки оказывалась в объятиях родителей и любимого старшего брата. Остин давно стал ей близким и очень родным, но когда он обнимал её, её сердце не замирало от трепета, когда он целовал её, по коже не бежали мурашки. Их отношения с Остином теперь развивались «по накатанной», и Нина с каждым днём всё острее чувствовала, насколько они отличались от их отношений с Йеном. Не было в них этакого «маленького взрыва», искр, сумасшествия. В них не было страсти — и речь идёт даже не только о сексе: порой Нину вогнать в краску мог один только взгляд Сомерхолдера, по которому становилось понятно, какие чувства она будоражит во всём его естестве.

С Остином Нина в отношениях была, скорее, на равных. С Йеном же она могла почувствовать себя слабой и беззащитной, иногда даже ведомой. Нине этого не хватало, хоть она и понимала, что, как бы её не любил Остин, другим человеком он не станет. Точнее — не станет Йеном. Она и сама не могла понять, почему за это время она так и не смогла почувствовать к Остину то, что испытывала к Йену. Наверное, для любви это совершенно неудивительно. Нина отчего-то чувствовала свою вину перед Стоуэллом. Её угнетали собственные ощущения, и как ей быть дальше, она не знала. Нина никогда бы не стала жить с нелюбимым мужчиной, но Остин сейчас был нужен ей как никогда: она всё же надеялась привыкнуть к нему и забыть наконец обо всём, что её связывало с совершенно другим человеком.

— Йен, где мы? — спрашивала Никки, пока Сомерхолдер, завязав ей глаза, осторожно вёл её за руку из леса, куда они приехали на пикник, на холм, откуда открывались потрясающие виды на зеленеющую долину Шеннандоа, находившуюся в нескольких десятков километров от Ковингтона.

— Сейчас увидишь, — отвечал он. — Осталось всего-ничего. Так, аккуратно, здесь небольшой спуск.

Йен поддержал Никки за руки, пока она аккуратно спускалась.

— Ещё буквально пару шагов.

Йен и Никки прошли ещё несколько метров и оказались наконец на месте.