Многочисленные попытки Йена, к которым позднее присоединилась и Нина, открыть злополучную дверь, успехом не увенчались, а только измотали их, уставших после съёмочного дня, ещё больше.

— Похоже, нам придётся ночевать здесь, — пробормотал Йен, устало опустившись на диван.

— Да ладно, — сказала Нина, присев рядом с ним. Она поймала себя на мысли, что единственное, что ей сейчас хотелось, — это положить голову ему на плечо и уснуть. Но что-то внутри не давало ей это сделать и в очередной раз признать поражение перед своими чувствами. — Вспомни, сколько раз мы здесь вместе отсыпались, когда снимали первый сезон. Помнишь, как один раз, после какой-то пьянки, ты здесь вообще на полу уснул?

— Как забыть, — усмехнулся Сомерхолдер. — Ты, кажется, спала на этом диване, а я до своей гримёрной не дополз… Уэсли зашёл в гримёрную, в темноте чуть не споткнулся об меня и орал так, будто бы нам Китай Третью мировую объявил!

Нина усмехнулась.

— У меня была бы такая же реакция! В темноте ведь на тебе не горела табличка: «Осторожно, спящий Йен Сомерхолдер. Не будить!»

— Да, она бы мне пригодилась, да ещё и не раз, — потерев подбородок, согласился Смолдер.

Она помолчала немного, и Йен не решался прервать эту паузу. Но затем Нина задумчиво произнесла:

— Столько тёплых моментов было в этом павильоне… Я так буду по этому скучать.

Сейчас на Добрев нахлынул сильный поток воспоминаний. И все мысли о странице её жизни под названием «Дневники вампира» были связаны в первую очередь с Йеном. Сначала — попытки сторониться, недоверие, даже какой-то испуг и общение только с Кэндис и Полом, потом — совместные вечеринки, общие шутки и темы для разговоров, приятельство, после — безобидные приглашения в кафе и в кино, на каток, взаимовыручка и пришедшее понимание: нет, он не просто приятель, он самый настоящий друг, который ни за что не оставит её одну. А дальше… Настоящее сумасшествие. Безумное волнение, когда его не было рядом, желание проводить с ним двадцать четыре часа в сутки, осознание того, что больше невозможно спокойно смотреть в эти бездонные небесно-голубые глаза, первый сон, главным героем которого был этот мужчина… Без него всё было не так. Без него всё было не то.

Но так же хорошо, как Нина помнила те дни, когда они с Йеном ещё только начинали общаться, она помнила то время, когда «я» и «он» превратилось в «мы». Эти по первости несмелые прикосновения, поцелуи украдкой, чтобы никто не увидел, желание как можно дольше сохранить их секрет от этого мира, даже от самых близких. Со временем эта робость превратилась в страсть, а безумная влюблённость — в настоящую любовь. Любовь, которую никто из них так и не смог в себе убить, хотя, наверное, иногда порой так искренне этого хотел.

— Больно прощаться с тем, что было неотъемлемой частью твоей жизни на протяжении восьми лет, — сказал Сомерхолдер. — Но жизнь последовательна, абсолютно нормально, что каждый этап сменяет новый. В жизни каждого из нас проект оставил лучшие воспоминания, а главное — людей, с которыми мы теперь связаны не только тем, что когда-то были партнёрами по съёмочной площадке. На самом деле, это дорогого стоит.

Болгарка едва заметно кивнула. Ей захотелось пить, и она встала, чтобы взять со стола бутылку минеральной воды. Повернувшись к Йену, она хотела что-то сказать, но он опередил её.

— Когда улетаешь в Торонто? — будто бы невзначай спросил он.

— Я ещё не купила билеты, — ответила Добрев, жестом предложив брюнету стакан воды, но он отказался. — Но, скорее всего, в ближайшее время.

— Вернёшься с Остином? — Сомерхолдер посмотрел куда-то вдаль, будто бы сквозь Нину.

Услышав этот вопрос, она удивлённо посмотрела на мужчину и, кажется, даже вздрогнула.

— Тебе этот вопрос покоя не даёт, и именно поэтому ты ему чуть нос не сломал месяц назад? — усмехнулась она.

— До сих пор жалею, что не завершил начатое, — хмыкнул Йен.

Он даже не скрывал свои мысли и чувства: терять ему было уже нечего.

— Мда? — изогнула бровь Нина. — Тогда встречный вопрос.

Йен перевёл взгляд на неё.

— Как тебе Никки в постели?

Вопрос Нины словно вырвал Сомерхолдера из забытья и на несколько секунд он опешил, ожидая услышать что угодно, но точно не это. Добрев стояла перед ним, скрестив руки на груди, и с каким-то невообразимым азартом смотрела ему прямо в глаза. Кажется, разговор принимал совершенно другие обороты, нежели пару минут назад. Йен сам удивлялся тому, как всего за каких-то двадцать секунд из обычного дружеского диалога между ними могла разразиться настоящая гроза.

— Не знаю, к сожалению или к счастью, но я не помню, представляешь? — с раздражением рыкнул Йен, встав с дивана, всплеснув руками и наклонившись к девушке. — А данные за 2014—2015 года, я так понимаю, неактуальны?

Нина усмехнулась, но ничего не ответила.

«Ну что ж, 1:1, засранец», — подумала про себя она.

Её нервы были на пределе. Они могли говорить друг другу гадости, язвить, кричать, но внутри каждый хотел лишь одного: снова прикоснуться к этим губам. И особенно остро сейчас это ощущала Добрев.

— Некрасиво оставлять вопросы без ответа, поэтому я на твой тоже отвечу: нет, в Торонто я лечу одна. И с Остином пересекаться не собираюсь, по крайней мере, в ближайшее время.

В глубине души в этот момент Йен ощутил какое-то успокоение, хоть и догадывался, что-то, как Нина вела себя со Стоуэллом, было её попыткой сделать ему (Сомехолдеру) ещё больнее.

— Зря лез в драку, — фыркнула Нина.

— Так и знал, что ты всё это делаешь специально, — не без удовлетворения сказал Сомер, всем своим видом показывая: «Понятно, что ты ко мне неравнодушна. Можешь уже не пытаться это отрицать».

— Ты ещё не догадываешься, на что способная ревнующая девушка.

Слух Йена зацепился за последние два слова.

Ревнующая девушка.

Она его ревновала.

В этот момент ему показалось, будто бы в кровь залили горячее олово: её слова прожгли кажется каждую клеточку его тела, его душу, его сердце. Определённо, он хотел это услышать, но даже не думал, что Нина в этом признается ему напрямую.

— Ревнующая девушка, — повторил он, усмехнувшись.

Именно в этот момент Добрев, кажется, перешла ту черту, которую так долго не могла перейти, убеждая себя в том, что эту ошибку Йена она не простит никогда. Её сердце, кажется, находилось на весах, и всё зависело от того, что в нём в конечном итоге перевесит: ненависть к этому человеку или любовь. Сначала их было поровну. А теперь… Терпеть эту пытку, когда хочется прижаться к человеку, вновь ощутить тепло его тела, почувствовать его запах, смешанный с ароматом туалетной воды, и больше никогда не отпускать, растворяясь полностью в нём, — было больше невозможно.

Она любила его больше.

— Да, чёрт возьми, представь себе! — со злостью воскликнула она.

Этот полный раздражения по отношению прежде всего к самой себе крик был словно белый флаг на самой неприступной крепости.

— Я ревную тебя. Да, ревную к той, с кем у тебя был секс по пьяни. Знаешь, почему? — спросила она, сверкнув глазами. — Потому, что я — собственница. Если я люблю человека, я хочу, чтобы он был со мной всегда. Это эгоистично, но не так уж предосудительно, правда? А я люблю тебя, и нас обоих за это ненавижу. Себя — за то, что я слабачка и не могу закусить губу, поменять номер телефона, уехать в другой город и начать другую жизнь. А тебя… За то, что тебя невозможно не любить, и ты каждый день мне доказываешь это. Мне противен твой поступок, и это было не так просто забыть, но ты помогал мне сделать это, каждый раз, когда был рядом со мной, когда касался меня, как бы абсурдно это ни звучало. Потому что перед тобой я безоружна. Во мне ни остаётся никакой гордости, и я не считаю это правильным. Но, господи, я просто не знаю…

Договорить Добрев не успела.

Сомерхолдер за доли секунды преодолел расстояние, которое между ними было, взял лицо Нины в ладони, и в этот момент она почувствовала прикосновение его тёплых губ. От его кожи пахло его излюбленным ароматом сандала, но он был едва уловим, так что ощутить его можно было только на таком расстоянии, и Нине на мгновение показалось, что у неё закружилась голова. Болгарка рефлекторно упёрлась кулаками ему в грудь и попыталась отстраниться, но Йен не дал ей этого сделать. Почувствовав, как его язык смело и бесцеремонно проник ей в рот, а затем скользнул по зубам, она поняла, что сопротивляться бессмысленно. Да и совсем не нужно.