Нина не смогла выдержать «сосредоточенный настрой» своей героини, и в следующую секунду на её губах заиграла лучезарная улыбка — кажется, искренняя.
— Ну-ну-ну, так не пойдёт, — хохотнул Смолдер. — Ты выходишь замуж за психопата, всё-таки, а у тебя улыбка во все тридцать два. Не годится. Вообще, — он потёр подбородок, — я понимаю, почему тут Елена должна выглядеть, как статуя: я бы тоже стреманулся выходить за чувака, который сто семьдесят лет вампиром был.
— Ну Со-о-ме-е-р, — со смехом протянула Нина, толкнув его плечом.
— Никаких Сомеров, давай, покажи мне страх, покажи мне ужас, покажи мне это гилбертовское «О боже!»
Фразу Елены Йен нарочно воскликнул тоненьким голосом. Нина не успевает успокоиться, и её накрывает новый приступ смеха. Йену тоже не сдержаться, и все их мысли уже не о репетиции.
Сомерхолдер смотрел на Нину и вспоминал о том, что привлекло его в ней в тот первый день, когда они познакомились. Это был её смех — такой по-детски искренний, заливистый, заставляющий улыбнуться и тех, кто находится рядом с ней в этот момент. Это было восемь лет назад. Сейчас ей двадцать девять. Она шутит и улыбается всё реже. Её осанка стала взрослее, а из взгляда будто бы исчезли те яркие искорки двадцатилетней непосредственной девчонки. Но в эти минуты, кажется, всё возвращалось на круги и своя, и Йен даже не задумывался о том, что её улыбку сейчас возвращает именно он. Он был просто счастлив вновь увидеть прежнюю Нину, улыбающуюся так, словно бы в её жизни не было всего того, что ей пришлось пережить в этом году.
Хотя шутки и смех отвлекают от работы, именно они помогают найти правильный настрой на репетицию. Поэтому спустя минут десять Нина и Йен уже увлечённо, абсолютно серьёзно обсуждали все тонкости сцены, которую им предстояло снимать на следующий день.
— Мне кажется, Елена должна немного расслабиться, когда официальная церемония закончится, — предположила Добрев. — Она ведь так долго этого ждала.
— Пусть она слегка улыбнётся… Да, Нинс, вот так! — с энтузиазмом воскликнул Сомерхолдер, увидев улыбку Нины. — Может быть, с некоторым неверием, что это всё происходит в реальности…
-…Но с абсолютным счастьем, — закончила болгарка.
— Именно.
Минуты пролетали незаметно: Нина и Йен рядом друг с другом никогда не замечали ход времени.
Они репетировали сцену за сценой и чувствовали себя удивительно легко.
— Так, что тут дальше… «Танец Елены и Деймона… Сначала камера берёт крупным планом лица; Гилберт сосредоточенна и взволнованна, Деймон — расслаблен, он не отрывает взгляд от девушки и улыбается», — быстро читала Нина. — Чёрт, а классная получается параллель!
— М? — Йен несколько удивлённо посмотрел, а неё, то ли не до конца поняв смысл сказанного ею, то ли чего-то не расслышав.
— Помнишь танец Деймона и Елены на «Мисс Мистик-Фоллс»? — спросила Добрев. — Он был их первым. Этот — последний, который будет показан зрителям. Но всё то же самое: эти взгляды, прикосновения, их чувства…
Нина поджала губы и на мгновение замолчала. Сейчас к ней, кажется, впервые за то время, что они снимали последний сезон, пришло осознание того, что эта история совсем скоро закончится. Сколько дорог было пройдено за эти восемь лет…
-…И снова слезливая песня группы «Within Temptation». Странно, что они «All I Need» не впихнули для пущей убедительности, — в свойственной ему манере съязвил Сомерхолдер.
— Да ну тебя, — надулась Нина, под смех Йена толкнув его в грудь. — Тебя что ни спроси — всё слезливое и сопливое! — с полушутливым негодованием воскликнула она. — Что, Деймон и Елена, по-твоему, под «Rammstein» должны танцевать?
— Ну, по крайней мере, это было бы креативно, — усмехнулся Йен.
В этот момент он сам словно бы вернулся в тот день, когда они с Ниной репетировали тот самый танец на «Мисс Мистик-Фоллс». Они сильно волновались перед съёмками этой сцены: слишком многое нужно было показать одними только глазами. Однако едва они закружили друг друга в этом несложном, но невероятно красивом вальсе, все страхи ушли в один миг, потому что в этот момент они оба чувствовали, что в этом танце искры в воздухе витают не только между Деймоном и Еленой, — что-то происходило между ними самими, но они пока не понимали, как это назвать и что с этим делать.
— Если без шуток, то полагаю, было бы неплохо попробовать порепетировать этот танец. Это один из заключительных моментов сериала. Пусть он запомнится зрителям надолго.
Сомерхолдер подал руку Нине, приглашая на импровизированный вальс.
— На четыре счёта, как обычно? — кокетливо улыбнувшись, спросила она.
Йен кивнул.
— Признаюсь, тогда, на съёмках 1×19, было стрёмно играть самоуверенного вампира, который танцует вальс так, будто бы с пелёнок только им и занимается, когда сам последний раз имел дело с подобным лет в десять, — с полуулыбкой сказал он, когда Нина положила одну руку ему на плечо, а другую вложила в его ладонь.
— Не прибедняйся, — ответила Добрев. — Мы потратили на съёмки этой сцены всего четыре дубля. Четыре на целый танец! Да Гисслер и Сига на расцеловать были готовы!
— Кстати, — вспомнил Йен, — ты говорила про параллель… А ведь танец был и в последней серии шестого сезона.
— Я не беру его в счёт, — мотнула головой Нина. — Половину работы за нас выполнили дублёры, я даже не смогла прочувствовать момент… Хотя, не спорю, он получился красивым.
— Сейчас у нас есть возможность показать всё так, как представляем мы, — улыбнулся Сомерхолдер, закружив девушку в вальсе.
У ребят даже не было музыки, но она им была и не нужна: на языке танца они отлично друг друга понимали, словно бы читая всё то, то сейчас хочет сделать партнёр. В вальсе они были друг для друга открытой книгой. Что-то было завораживающее в их простых, но наполненных искренностью движениях. Они были мягкими, плавными, невероятно чувственными, а когда Йен и Нина смотрели друг на друга, им обоим казалось, что в душе вот-вот разразится буря. Нина вновь могла почувствовать себя слабой и ведомой в руках своего партнёра, и она не могла не признаться себе в том, что ей нравится это ощущение. Йену не хотелось отпускать эту хрупкую девушку никогда: когда он ощущал тепло её ладоней, держал руки у неё на талии и на плечах, ему казалось, будто бы ему доверено обладать самым драгоценным сокровищем, которое только может быть на этом свете. И так сильно хотелось, чтобы эти секунды стали вечностью…
— Я люблю тебя, Деймон Сальваторе, — вдруг произнесла Нина свою реплику, и в этот момент Йен почувствовал, как по коже пробежали мурашки, будто бы она назвала его имя.
Он смотрел в её молочно-шоколадные глаза, не отводя взгляд, и сейчас всё остальное отходило для него на второй план.
— Я люблю тебя, Елена Сальваторе, — сглотнув, шепнул он.
Они назвали имена своих персонажей, но слова, произнесённые ими, на самом деле были обращены друг к другу.
— Спасибо за танец, — с заворожённой улыбкой проговорил Йен, поцеловав руку девушки.
По глазам Нины было заметно, что она хотела сказать ему ещё что-то, но вместо этого она лишь улыбнулась в ответ и промолчала.
Репетиция продолжалась ещё около часа, и Сомерхолдер заметил, что, чем меньше в сценарии оставалось сцен, тем грустнее становилась Нина.
— Ну, что у нас дальше? — спросил он, глядя на бумаги сценарий через плечо Добрев.
— Не поверишь, но…ничего. Мы всё отрепетировали, — сказала болгарка, поджав губы.
— Удивительно, — проговорил Йен. — Так быстро пролетело время…
— И не говори… — вздохнув, пробормотала Нина, отойдя от брюнета.
Она была совершенно не похожа на ту девушку, с которой Сомер репетировал буквально полтора часа назад: в глазах у Нины была тоска, она больше не улыбалась, и казалось, что она вот-вот заплачет.
— Ну… Я тогда пойду посмотрю, что там с дверью, — неловко почесав затылок, сказал Сомерхолдер.
— Да, давай, — Добрев улыбнулась, но было видно, что она сделала это через силу.