Эштон нахмурился, но решил пока не грузиться лишний раз. Он отдал телефон Николсону, потом задумчиво посмотрел на него и подумал внезапно о том, что можно заручиться поддержкой друга любовника.
— Я хочу отправить Виктора на операцию, — сказал он, глядя на мужчину. — Возможно, ему удастся восстановить зрение.
Николсон с недоумением посмотрел на Эштона, от которого не ожидал никакого разговора, тем более такого.
— Возможно? — переспросил он, вертя в пальцах мобильный, и хмыкнул, покачав головой. — Виктор на “возможно” не клюнет; с такой формулировкой к нему соваться бесполезно. Точнее, клюнул бы, если бы ничего не терял в случае неудачи, а операции для него априори в эту категорию не входят.
Кир подбросил и поймал мобильный и все же продолжил, понимая, что за более конкретными сведениями парень пришел.
— Хочешь его убедить — обожди, пока не поймет все проблемы узкого обзора, и подбери материалы по операции, по которым видно все вероятные последствия и методы борьбы с ними. Что-то вроде статистики удачных, нейтральных и проблемных случаев и лечение в этих проблемных случаях. Как только его “за” возвращение зрения перевесят возможные “против” и последствия неудачного исхода, Виктор согласится. Только не делай подлогов, — предупредил Николсон. — Если слишком велик риск осложнений, подумай, а _тебе_ нужен такой риск Виктора? Я бы не стал настаивать тогда на его согласии. О, я могу по нему инструкции писать!
Кир гоготнул, веселясь над всем сказанным, потом пожал плечами и спросил со все еще веселой улыбкой:
— Я исчерпывающе ответил?
Эштон повел плечами, но потом кивнул:
— Да, ответил. Только я не понимаю почему бы не рискнуть всем ради чего-то важного? Меня бы не смущали возможные осложнения и неудачи, если есть шанс полного выздоровления. Ладно, — Эш махнул рукой. — Не буду тебя задерживать. Спасибо за консультацию.
— Любой риск Виктор предпочитает оправдывать, — все же пояснил Николсон. — Пока он не видит, что он оправдан, что все готово на случай неудачи, он на риск не пойдет. А рисковать ВСЕМ, как ты сказал, ради одного глаза — глупо как минимум и уж точно неоправданно. Охуенный принцип, на самом деле, — оценивающе и с задумчивостью сложил Кир губы, зажевывая верхнюю, — никогда не умел быть настолько дохуя предусмотрительным. Но если шанс вернуть зрение есть только в тридцати процентах, то я бы тоже не рискнул, например. Так что покажи ему на фактах — и это важно, чтобы на фактах — что его шансы — это те семьдесят. А лучше восемьдесят. Или даже девяносто. Ибо когда в жизни нет опасности, нет смысла под эту опасность подставляться… Ну да ладно, — прервался Николсон, явно имевший предрасположенность и дальше трепаться о восприятии Виктора и различиях его с восприятием самого Кира. — Я просьбу умирающего выполнил, все выяснил, завтра привезу его, а если что понадобится — ты говори: я за то, чтобы к Хилу вернулось все зрение и, если заупрямится, несмотря на факты, ебну так, что согласится.
Кир покачал в воздухе рукой, будто припоминая, все ли сказал.
— Вроде все, — махнул он. — У тебя вопросов нет? Вопросов нет, — сам ответил Николсон. — Покедова.
Эш вздохнул и махнул рукой. Он был не из тех людей, которые все просчитывали — действовал всегда быстро, стремительно, не задумываясь. И промахи у него были редко — удача зачастую была на его стороне.
В больницу он зашел без проблем, к своей палате также добрался без приключений. Звонить отцу пока не стал. Виктор еще не согласился, чтобы начинать разговоры с отцом.
========== Глава 16. ==========
Виктор успел по мобильному уточнить фамилию Барри у Мартина и, как ни хотелось прочесть обратное, парень в смс подтвердил фамилию сводного брата. Упоминать приятеля Эштона Хил не планировал, потому собирался опираться на случайно услышанное, но нечастое имя и малую вероятность, с которой два парня одного возраста, одного имени и одного города могли иметь еще и сходную историю длительного приема наркотиков. Шанс существования подобного “двойника” был невелик, и Виктор имел основания в такой ситуации беспокоиться о правдивости догадок о весьма неприятном совпадении.
В конце концов, в его личном опыте совпадения бывали и более внезапные.
Вечером убрали капельницу, на следующий день наложили аккуратную свежую повязку, снабдив указаниями и лекарствами, призванными быть профилактикой от какого-то синдрома, название которого Хил не запомнил. Потом нужно было вернуться для снятия швов с щеки и окончательного заключения по глазу, но это потом. Была суббота.
Николсон торжественно повязал покорившемуся Виктору поверх бинтов белую перевязь под крокодилью кожу, и мужчина лишь хмыкнул, одарив приятеля одноглазой усмешкой. К клинике они подъехали к семи часам. Не желая задерживать Николсона, и так сильно потратившего время, Хил с ним попрощался. Через несколько минут Виктор прошел контроль на входе, на выходе во внутренний двор и своей картой открыл дверь их с Эштоном блока.
Эштон резко остановился, едва не столкнувшись на пороге с Виктором. Он не так давно проснулся и теперь собирался все же выползти на поиски еды. Неприятные новости он хоть и ждал, но не слишком переживал о них — что ему мог сообщить любовник? Точнее, что может быть еще хуже одноглазого и однорукого любовника?
— Ты быстро, — сказал Эш, отходя чуть в сторону, пропуская мужчину. — Я собирался завтракать, — и его совсем не смущало время дня.
— Ночной зверь, — хмыкнул Виктор, здоровой рукой закрывая дверь и проводя по замку картой. — Я бы не отказался от чая. Устроишь?
— Устрою. Только пакетированного, — предупредил Эштон. — Вряд ли тут есть заварочный чайник. Что за новость, которую ты хотел мне сообщить? — парень достал из шкафа чашки и щелкнул на кнопку чайника.
Виктор опустился на тот стул, который расположением позволял свободно пользоваться для чаепития левой рукой, и поправил медицинскую перевязь, в которой покоился гипс.
— Не знаю, как ты среагируешь, — весьма честно предупредил Хил, — потому что могу ошибаться. Тебе знакома фамилия Лонгстейр? — поинтересовался мужчина фамилией Барри.
То, как напрягся Эштон было видно по его спине и, кажется, даже замершему дыханию.
— А что? — голос был немного с хрипотцой и такой же напряженный.
— Понятно, — кивнул Виктор. — Значит, не ошибся.
Больше всего он опасался, что Эштон впадет в буйство или истерику, а у Хила попросту не хватит сил бороться и удерживать парня из-за сломанной руки.
— Оставь чай, — попросил Вик и похлопал ладонью по коленям, отодвигая в сторону загипсованную руку. — Сядь. И не время ершиться — сядь, пожалуйста.
Эштон поставил чайник и медленно повернулся к Виктору, с непониманием и долей опаски смотря на него. Ему все это не нравилось. Кто-кто, но не Виктор мог упомянуть фамилию Барри просто так в разговоре. Тем более, Эш не помнил, чтобы называл его фамилию.
— В чем дело, Виктор? — спросил парень, подходя ближе и все же опускаясь на колени. На споры сейчас не хотелось терять время.
Вик прихватил любовника рукой, чтобы прижать. Пока прижимал он не очень заметно, но уже крепко, готовый поймать критичный момент.
— Некий Барри Лонгстейр, — осторожно начал Вик, придерживая Эша, — два месяца назад был на таких же условиях, как ты, помещен в эту же клинику. Я узнал случайно и надеялся, что это не тот Барри. Ошибся.
Эштон словно окаменел. Он не мигая смотрел на любовника, осознавая что тот сейчас сказал и чье имя назвал. Это длилось пару десятков секунд. Потом парень медленно сглотнул, быстрым движением провел ладонью по лицу и тряхнул головой.
— Что ж, — он говорил все также медленно, неспешно, подбирая каждое слово. — Даже если это тот Барри — мне все равно.
— Не похоже, — Виктор кратко прошелся ладонью по напряженной спине и вернул пальцы в начальное положение. — Я потому готов был платить любую сумму, чтобы забрать тебя. Настаиваю на этом и сейчас. Или хотя бы на переводе в другое место.
