— Отец не узнает, — упрямо сказал Эштон. — Мне тут не нравится.

Он интуитивно чувствовал, что ему тут не понравится. То ли просто вдолбил себе это в голову.

— Давай, Виктор, нечего мне тут делать. Я могу посидеть взаперти и дома.

— Если бы он не мог узнать, Эш, мы бы сюда не приехали, — Вик отстранил парня от себя, чтобы заглянуть тому в глаза. — Успокойся и взвесь все. Знаю, что сложно, но попробуй.

Эштон отвернулся и поджал губы, отстраняясь совсем от любовника.

— Я понял, — хмуро сказал он. Мысль о побеге не казалась ему сейчас просто вариантом. Она казалась ему единственно возможным вариантом.

Мужчина хлопнул Эша по плечу. Ситуация была шаткой, но пока вроде держалась. Из-за угла показался Рональд — невысокий, но крепкий, в очках и с рыжеватой бородкой. И ни капли больнично-белого — мужчина был в брюках и кремовой рубашке.

— Виктор? — поинтересовался он, будто не был уверен.

— Да, — кивнул Хил и показал на любовника, — это Эштон.

— А, да-да. Я Роберт Престон…

— Рональд.

— Что?

— Вы сказали, что Роберт.

— А! — Престон хохотнул и принялся протирать очки. — Опять оговорился. Рональд, конечно, Рональд. Я…

— Я рассказал, чем вы тут заведуете.

— Да? Ну и хорошо. Кстати, Виктор, как ваш отец? — Рональд исчез в кабинете, но тут же появился снова. — Пойдемте, покажу, как все выглядит. Вы, Эштон, как, общаться с кем-то планируете? Я имею в виду не врачей, конечно. У вас блок на двоих, есть маленькая кухня, но вообще принято есть в общей столовой на первом этаже. Естественно, принято среди пациентов, а не «постояльцев».

Мужчина провел их по коридору к выходу во внутренний двор. Территория была обширной, засеянной разными растениями и цветами, в укромных уголках виднелись работающие группы, а по самому парку прогуливались одиночки и пары, иногда тройки, негромко общаясь, читая на лавочках или что-то рисуя. Формы никакой ни на ком не было, в том числе и помянутой парнем оранжевой робы.

Эштону этот тип сразу не понравился. Не из-за того, что ему не нравилось все тут, а именно из-за оговорки с именем. Что за хрень получается?

— Я собираюсь повеситься от тоски при первом случае, — хмыкнул Эштон, внимательно рассматривая Роберта-Рональда. — А что вы имя свое запомнить не можете? — спросил он.

От Виктора он предусмотрительно отошел, чтобы тот не пнул его ненароком.

Виктор ход Эштона оценил, потому просто прожег взглядом, раз пинка отвесить было невозможно.

— Не в имени дело, молодой человек, — ничуть не обидевшись, пояснил Рональд, — я был уверен, что сказал “Рональд”. Вы никогда не заговаривались? У меня специфика мыслительной деятельности такова, что заговариваюсь я проще чащих…

— Чаще прочих, — рефлекторно поправил Виктор.

— А, да-да, я хотел сказать “проще простого”, потом решил “чаще прочих” и… Мда. Но что же за скука и зачем вешаться? Есть телевизор, есть вай-фай, кто ноутбуки привозит, кто приставки. В двадцать девятой у Зиллер несколько таких… — Рональд пощелкал пальцами, — танцевальных ковриков, со стрелками. Там периодически турниры устраиваются или вроде того. Вы тут, конечно, документов ради, но зачем из-за этого сидеть взаперти и в одиночестве? Общение, молодой человек, важная составляющая жизни любого человека, особенно, если он здоров.

— Доктор Престон, — вмешался Хил, — мы решили, что я недельку с ним поживу, там посмотрим режим.

— Хорошо, опус я вам оформлю.

— Опус? — Виктор не смог уловить замены.

— А, да-да, пропуск, не опус. Пропуск. А вы уверены, что выдержите нормально? — поинтересовался Рональд. — Впрочем, нервы у вас те еще, — покачал он головой, — всем бы такие нервы и разум. А что Шон? Как у него фамилия сейчас…

— Картридес, вроде, — дернул плечом Виктор, — нормально. Где-то в Италии.

— Вот, собственно, корпус, где вы будете жить, — махнул рукой Рональд. — Пойдем блок смотреть или территорию пока осмотрите?

— Я хотел бы посмотреть для начала, где я буду жить эти три месяца, — сказал Эштон, хмурясь еще сильнее. Кто такой Шон? И… Виктор явно тут не первый раз. И первый раз был явно не из-за него…

Эштон посмотрел на любовника, поджимая губы и стискивая руки в кулаки в карманах джинсов. Виктор просит от него честности и искренности, а сам ничего не говорит. Что ж, доверие в их отношениях явно будет еще не скоро. С обеих сторон.

Рональд кивнул и пригласил обоих внутрь пятиэтажного здания. Виктор прошел последним, стараясь с Эштоном взглядом не встречаться. Престона он просил не поминать Шона, но тот, обладая феноменальной памятью на всех своих пациентов, забывал о подобных мелочах.

А любовник обязательно спросит, как с чертовой свадьбой.

— У вас третий этаж, правое крыло, — тем временем рассказывал врач, — шестьдесят третья квартира. Замок магнитный, по ключу-карте. Чтобы закрыть, нужно карту приложить с одной из сторон, так что дверь можно и открытой оставлять.

Рональд подвел всех троих к квартире.

— Вот две ваших карты, я Виктору в прошлый визит тут все показал, так что дальше, думаю, справитесь сами. Продукты в холодильнике, чайник — под ним, — снова оговорился Престон. — Если что — обращайтесь.

Хил принял карты и коснулся одной замка, чтобы открыть дверь. Рональд попрощался и направился к лифту, Виктор вошел внутрь.

— Не набрасывайся сразу с вопросами, — предупредил он, ставя сумки у входа. Две комнаты, совместный санузел, кухня.

— Не буду, — Эштон был на редкость спокойным. Его лицо вообще ничего не выражало. Он подошел к окну и посмотрел наружу — ничего особенного. Парк, деревья, все то, чего он и ждал. — Только и ты теперь больше ничего не спрашивай. И не проси. Доверие, искренность и полагаться на тебя во всем? Ну-ну, ты, смотрю, рассказываешь мне все.

Виктор вздохнул, усаживаясь на диван.

— Эштон, будь добр, скажи мне одно. Ты когда с людьми общаешься, с Мартином тем же, ты в течение первого же месяца выкладываешь все свои скелеты, да? Что кокаин нюхаешь, что вены из-за Барри резал, что стриптизом подрабатывал или, не знаю, подрабатываешь, что-то еще, о чем ты, вероятно, мне еще не сказал? Ты случайно ляпнул о самоубийстве, тебя спалил со стриптизом тот попрыгун из Руно… Давай, может, хоть о чем-то искренне мне сразу скажешь, нет? Нет. Потому что нежелание об этом говорить — нормально. По той же причине я не говорил, что был женат, и потому не упоминал о Шоне. Но я искренен в конкретный момент настоящего. Я рассказываю тебе все. Открыто говорил о намерениях, открыто рассказал, что, как и почему будет происходить здесь, говорил, если что-то не нравилось, и пытался найти компромисс. Но для тебя, видимо, это слишком сложно. И это тоже нормально. Но только тогда я понять не могу, чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебе автобиографию вручил с дарственной подписью?

— Ничего я не хочу, — Эштон мотнул головой. — Точнее, хочу. Домой хочу.

Он скрестил руки на груди и смотрел в сторону. Поза была до смешного упрямой. Признавать то, что сам далеко не все рассказывает, Эш явно не собирался. Да и никогда он не переносил то, что требует от других на себя.

— Дело не в том, что ты что-то хотел не рассказывать, — продолжил он все же. — Ты намеренно умолчал. Солгал даже. Я тебя спросил до этого, бывал ли ты тут раньше — ты сказал, что когда приезжал договариваться обо мне. Я спрашивал о твоем неприятии наркотиков — и снова ты мне ничего не ответил. Когда меня спрашивают — я отвечаю, несмотря ни на что. Ты же молчал.

— Я действительно приезжал сюда только договариваться о тебе, — выдохнул Виктор. — Престон говорил о другой клинике, в которой работал до перевода в эту. А неприятие наркотиков мне вбивал отец, с детства. Оно к Шону имеет весьма косвенное отношение.

Вик наклонился вперед, упираясь локтями в колени и сцепляя руки в замок.

— Когда ты сказал, что тебя будут считать наркоманом, а я буду лишь сопровождающим, я сказал, что тебе неоткуда знать, кем и где я был. Сгоряча ляпнул. Но если что, отпираться бы не стал.