— Да нет, — покачал он головой. — Опытным путем вывел, что “смирение и покорность”, как ты выразился, немного не то, что я всегда искал в людях.

— И что же ты искал в людях? И что нашел во мне? — продолжал допрос Эштон, с усилием переворачиваясь в ванне уже лицом к любовнику и отодвигаясь немного, чтобы вытянуть ноги, закинув их на ноги Виктора.

— Как минимум — наличие самооценки, — пользуясь положением, Виктор занял руки разминкой икр Эштона. — Не проминки под меня, а принятие и согласие на уступки. Задрали мне ноги соплями измазывать, — экспрессивно с рыком поделился мужчина, но тут же вернул себе самообладание и хмыкнул. — А противоположная фракция не уживается с моим желанием все контролировать.

Эштон смерил его крайне длинным взглядом. Он задумчиво прикусил губу. Только уже не от боли в мышцах, а из-за того что снова думал — стоит задавать вопрос или нет.

— Ты… — “любил” звучало бы слишком глупо. — Сильно был привязан к тому парню, что застрелился?

Виктор ответил так же не сразу, то ли взвешивая ответ, то ли обращаясь к относительно недавним событиям.

— Потерять его было очень больно, — сказал он и пожал плечами. — Выводы можешь сделать сам.

Оставив ноги Эштона в покое, Виктор все же поинтересовался, не понимая отношения его отношения Лео к теме:

— Почему ты сейчас спросил об этом?

— Просто стало интересно, были ли у тебя когда-то серьезные отношения. Такие, которые было больно терять, — Эштон слегка отвел взгляд. Признаться, ему эгоистично хотелось, чтобы он был первым таким запоминающимся пятном в личной жизни Вика. Но логично было предположить, что это не так. В конце концов, им же не по шестнадцать.

— Были, — пожав плечами, подтвердил Виктор. Ко всему прочему, Лео он был благодарен за одну важную вещь: при всей эгоистичности ухода, тот не навесил бремя ответственности на Вика. Его честность была добровольной и доброй, а честность Эштона пока казалась слишком злорадной и утрированной, направленной на то, чтобы негативным опытом отвадить мужчину от привычки допытываться. Или просто из-за непонимания причин настойчивости Виктора.

— Были ли такие у тебя? — задал он встречный вопрос, посчитав, что теперь имеет на него право.

Эштон ответил слишком быстро:

— Нет.

Делиться своими личными переживаниями он не привык. Отношения у него были. Несколько лет назад. И закончились они не слишком хорошо. Эштон в кульминацию всего порезал себе вены, совершая театральный поступок для того, чтобы привлечь к своей персоне внимания в отчаянной попытке. Но как-то резанул слишком глубоко, что попал в реанимацию. На запястьях до сих пор были белесые шрамы, а тогдашний объект любви даже не пришел. Собственно, именно тогда и так несладкий характер парня и изменился кардинально. Правда, рубашки с длинным рукавом он носил до сих пор, предпочитая не светить уже едва видными шрамами.

Николсон со своей доебчивостью о больных темах мог рассказать гораздо больше, но и Виктор имел о них представление — сам недавно открещивался от упомянутых Эштоном корней из детства. Потому реакция была двоякой:

— Как скажешь.

Причин болезненности мужчина не знал и знать не мог, угадывать у него получалось хуево, потому лезть дальше и пытаться разговорить поспешное “нет” Виктор даже не пытался — привык, что с ним и так делятся всем тем, что решат ему вверить.

— Когда ты сказал, что тоже умеешь беспокоиться, — поднял еще интересующий его вопрос Виктор, — можно считать это ответом “нет” на мой вопрос об аттракционности для тебя наших отношений?

Эштон снова открыл кран с горячей водой, покрутил его, настроил и только тогда медленно ответил.

— Наверное, да. Я не считаю все это аттракционом, как бы ты там не думал, — сказал он, теперь уже глядя на любовника. — Если я до сих пор с тобой, несмотря на все твои выходки, то, значит, я не просто из-за острых ощущений нахожусь тут. Их мне уже хватило сполна.

— Я потому и спрашиваю, — с ухмылкой отозвался Виктор, — чтобы “никак там не думать”. А в остальном… Спасибо? — смешливо фыркнул он. Не сказать, чтобы мужчина относился к этой благодарности совсем легкомысленно, просто звучало, на его слух, глупо. Дело даже было не в потенциальной сопливости, а в тождественности “спасибо” небу за то, что оно голубое. В конце концов, Эштон просто был таким, какой, видимо, мог и Виктора вытерпеть, и туфли слизью не залакировать. Если кого и нужно было за это благодарить, то вряд ли самого парня.

Впрочем, ничего иного Хил все равно не придумал.

— Разворачивайся, Шелкопряд — покрутил Вик пальцем в воде и продемонстрировал любовнику мочалку. — Домою тебя.

— Спасибо? Очень мило, — фыркнул Эш. Впрочем, какой еще реакции можно ожидать от Виктора? Не признаний в любви же, честное слово.

Эштон повернулся к нему спиной и неожиданно выдохнул с облегчением. Смотреть в лицо, в глаза любовнику и говорить все то, что он говорил было сложно. Неожиданно сложно. Наверное, потому что он до этого никогда не делал этого.

— Домывай, Вождь, — благосклонно разрешил парень. — И пойдем спать. Меня вырубает уже.

— Блять, — следом не сдержался он от реакции на последние слова и, хохотнув, продолжил мылить тело мочалкой, — ты весь день дрых. Тебя всего лишь помассировали, поимели и искупали. А ты опять спать хочешь?

Такая способность спать Вика буквально поражала.

— Подрыхнешь с вами. То один позвонит, то второй. Никакого полноценного сна, — слова, сказанные с легкой иронией, не были слишком уж серьезной жалобой. Вообще жалобой не были. Но и неправдой тоже. Эштону в самом деле весь день названивали. В большинстве случаев с работы, и он не мог не ответить на большую часть этих звонков — все-таки своих клиентов он не оставлял, еще пригодятся.

— И вообще, — продолжил он, вновь оборачиваясь на Виктора. — Я после секса, массажа и ванны всегда хочу спать. А тут все вместе. Да я должен уже быть вне этой реальности и видеть десятый сон.

— Ладно-ладно, — Виктор поднял руки, сдаваясь. — Даже поспорить не с чем.

Он окунул мочалку в воду, а сам зачерпнул воды в ладони, смывая пену с рук и спины парня.

— Вообще, трахал бы и трахал, — поделился иронично-сокровенным разморенный и от того разговорившийся Вик, снова сжимая пальцами бока Эштона и прикусывая шею. — Но тогда все остальное время ты проведешь в спячке.

Ногой мужчина подцепил пробку, закрывавшую слив.

— Включай душ.

— Ага, идеальный любовник: спит, ест и трахается. И я бы никуда не ходил. Совсем, — хмыкнул Эштон, беря со стены шланг от душа и переключая воду на него. Одним движением он окатил Виктора водой, явно мстя за последнюю фразу.

Виктор сейчас бы с удовольствием подсек Эштону ноги, чтобы тот рухнул в ванную и ушел под воду. И в иной ситуации у него это бы вышло, но сейчас не было гарантии, что парень не ударится об один из бортиков или стенку и не вырвет в процессе шланг душа с корнем.

— Мне вот интересно, — вместо этого отозвался мужчина, сбросив ладонью воду с лица и поднимаясь. — Ты вот когда в туалетах клуба трахался, где потом спал? Там же, под рядом писуаров?

— В большинстве из этих случаев я был под стимуляторами, так что спать мне не особо хотелось, — хмыкнул Эш. — Причем всегда. Теперь я отсыпаюсь, — нашел он себе оправдание, снова поведя плечами.

— А под стимуляторами ты сейчас подразумеваешь…? — поинтересовался Виктор, выжидающе глядя на любовника. Собственно, он уже подозревал, что именно услышит, потому успел нервно дернуть плечом.

— Кокаин, — чуть помолчав, ответил Эштон. Он видел, как напрягся любовник. — У меня был сложный период в жизни. И я боролся с ним как мог, поэтому не надо так смотреть.

Виктор “так” смотрел еще несколько секунд, потом выражение взгляда сменилось на задумчивое. Что-то прикидывая, Хил переступил через бортик, снимая с полки одно из полотенец.

— Как много? — спросил он не так напряженно, как мог бы. Вопрос о зависимости Эштона снова всплыл в его голове. Как минимум потому, что во время сложных периодов “лечение” обычно курсовое, а не разовое. В байки о сверхлюдях, не подверженных зависимости, Виктору верилось очень слабо.