Эштон, кажется, не старался сейчас даже возбудить Виктора. Именно сексуально возбудить. Он хотел просто доставить удовольствие, помочь уйти от мыслей, которые наверняка засели прочно в голове. И если Виктор хотел отвлечься с помощью стриптиза — пожалуйста, он сделает и стриптиз.

Первой в сторону полетела уже так удачно расстегнутая рубашка. Эш не стал кидаться ей в любовника, решив, что это слишком пошло и вульгарно в этой ситуации.

Шест он пока оставил в покое, находя своему тело более интересное применение, входя в раж — движения становились более отточенными, музыка гремела не только в помещении, но и в голове. И Эштон просто не мог не отдаваться ей.

Виктор проводил предмет одежды взглядом и снова переключился на любовника.

Эштон продолжал двигаться дальше, стягивая попутно с себя брюки в одном из движений. И тут уже шест понадобился. Он обхватил его ладонью, прогибаясь в тот момент, чтобы поддеть штанины, спущенные уже до лодыжек — получилось не слишком сексуально, зато в ритме танца и вполне изящно.

Хил сунул пальцы между губ и задорно свистнул, выражая одобрение. Вышло не то чтобы в духе выбранной роли, но что-то около того — в духе толпы наблюдателей.

Эштон наградил его взглядом, едва приподнимая брови, но целом отражалось на лице одобрение от таких жестов.

Шест он решил все же применить по мере сил. Пошлых движений не исполнял, вроде скольжения бедер по шесту, но вполне уверенно хватался за него, чтобы прогибаться в движениях.

Виктор продолжал наблюдать за любовником. Эштон был в такие моменты попросту великолепен. Он мог бы зарабатывать этим на жизнь, но Хил бы ему определенно не позволил. И теперь даже удивлялся, каким образом парень уберегся от эксцессов вроде того, что случился из-за Барри.

Мужчина подозревал, что поклонников (мягко говоря) у Эша было достаточно, и где-то краем сознания задумывался, что, вероятно, не та у любовника натура, чтобы выйти из всего этого совсем уж без инцидентов. Особо желанных звезд сцены иногда поджидали у служебного выхода, и Виктор, будь любителем клубов и имей иной склад характера, мог бы оказаться в числе ждущих. И отлично понимал, что таких “любителей клубов иного склада характера” очень много, особенно с учетом алкоголя в крови.

А Эштон танцевал “из зала”, значит, и ждать не нужно было.

В удобный момент Виктор снова свистнул — не громко, но протяжно и выразительно.

Эштон не торопился обнажаться совсем. Более того, казалось, что он и вовсе не собирался раздеваться окончательно, полностью отдаваясь музыке.

Еще через несколько движений, он оставил шест и приблизился к Виктору, опускаясь тому на колени — теперь с намеренно пошлой улыбкой и крайне выразительным взглядом.

— Чего еще изволит ваше сиятельство? — спросил он, наклоняясь к самому уху любовника, чтобы провести еще и языком по нему.

— Мне кажется, я “снимал” тебя в клубе, а не в публичном доме девятнадцатого века, — заметил Виктор, тем не менее обхватывая любовника и подцепляя резинку белья, — изволю логического завершения действа, — улыбнулся он, с намеком оттягивая ткань боксеров.

— Стриптиз — не значит полное обнажение, — не согласился Эштон. — Это эстетическое удовольствие от чужого тела. А не разглядывание члена стриптизера, — и хоть слова были несколько поучительными, сам Эштон вел себя весьма не подобающе своим же словам, спускаясь губами уже на шею.

— Какое удовольствие от тела, когда не видишь его полностью? — парировал Виктор, только чтобы парировать. Особого смысла в споре не было — Эш рано или поздно лишится белья.

Хил подставил шею под губы, а сам сжал пальцами пах, массируя член любовника сквозь ткань.

— Без рук, — напомнил Эштон, отвлекаясь от поцелуя. — До самого конца.

Он отстранился и с легким вызовом посмотрел на Виктора — мол, слабо вообще не трогать ни себя, ни меня.

— До конца чего? — уточнил Виктор, приподняв бровь. — Имей в виду, о сексе в привате ты сам сказал. Он будет.

— Вот пока я не скажу “все, трахай меня, я готов” — без рук, — поставил условие Эштон.

— Хорошо, — все же согласился Хил, поднимая ладонь выше и просто обхватывая любовника. — Держать тебя, надеюсь, не запрещено? — приподнял он бровь.

Эштон окинул Виктора задумчивым взглядом, потом обхватил его запястья, убирая с себя руки и прижимая их к дивану.

— Запрещено, — улыбнулся парень, возвращаясь к шее.

Вик только фыркнул, запрокидывая голову, чтобы открыть шею, и самостоятельно запрокидывая руки за спинку дивана.

Эштон удовлетворенно усмехнулся и принялся расстегиваться рубашку на любовнике, не отлипая от его шеи и спускаясь ниже. Конечно, это не связывание, но все равное какое-никакое ограничение. Эш давно хотел так попробовать.

Рубашку стягивать совсем он не стал, зато соскользнул с колен на пол, начиная заниматься ремнем от брюк.

— Мне больше интересно — на сколько тебя хватит? — сказал он, поднимая голову, чтобы глянуть на Виктора.

— На сколько оплачено — на столько и хватит, — криво ухмыльнулся Виктор, удобнее устраиваясь на диване. О том, сколько человек трахалось на нем до них, мужчина предпочитал не думать — переключился мыслями на запрет.

— А после — не вижу смысла сдерживаться.

С учетом, что Эшу он “заплатил” максимум два с половиной виски, сдерживаться смысла не было.

— Кажется, я говорил, что трогать меня нельзя до тех пор, пока я не скажу, — напомнил Эштон. — Неужели самому не интересно?

Он расстегнул брюки и, пустив белье, втащил член мужчины наружу. В рот брать не спешил, проходился пока только пальцами по стволу, желая только возбудить, прежде чем перейти к настоящим действиям.

— А, ты об этом, — хмыкнул Виктор, выдыхая и немного ерзая бедрами. — Посмотрим.

Эштону такие ответы не нравились. Он любил точность в исполнении тех условий, которые он ставил. Но все же комментарии оставил на потом, наклоняясь к члену и проводя по головке языком. Рукой он продолжал себе помогать, пока не переходя на один ритм, скача от медленного к быстрому.

Виктор пытался дышать мерно, не теряя дыхания. Он пока продолжал держать руки на спинке, лежать, запрокинув голову. Местами постанывал, громче обычного выпуская воздух, но вряд ли это было слышно за достаточно громкой музыкой.

Эштон продолжал движения, находя, наконец, нужный темп и заглатывая член полностью, привычно пропуская головку в горло.

Парень дело свое знал на отлично, Виктор не уставал в этом убеждаться и каждый раз это мысленно повторять. Удерживаться действительно было сложно — головку сжимало горло, по стволу скользил язык, и Хил упрямо водил плечами, отзываясь на минет только покачиваниями бедер.

Эштон, кажется, специально делал все, как можно более проникновенно, чтобы раздразнить любовника.

Так продолжалось до того, пока он не выпустил член изо рта и не сел на колени Виктора, предварительно стащив с себя белье. Член Виктора улегся прямо между ягодиц и Эштон сразу же воспользовался этим, заерзав.

— Ты готов, и можно трахать? — хрипло полюбопытствовал Виктор, излишне живо отзываясь на движение и облизывая губы. Взгляд открытого глаза был немного заволочен туманом — басы били в грудь, Эштон ерзал по члену, и Хил перехватывал обивку пальцами, пытаясь сосредоточиться.

— Нет, — издевательски протянул Эштон, продолжая двигать бедрами, имитируя толчки. — Терпи. Неужели совсем нет терпения? — Эштон коснулся его губ, едва прикусывая их.

— Пока есть, — хмыкнув, признался Виктор. — Но мало.

— Пойми, что я пытаюсь тебе показать — это то, что обладание чем-то гораздо желаннее, если у тебя этого кого-то долго нет, когда очень хочется.

Эштон каждое слово сопровождал очередной имитацией толчка, целуя шею.

— Если кого-то долго нет, в первую очередь я начинаю беспокоиться, а потом уже оцениваю вызванный отсутствием спермотоксикоз, — парировал Виктор. — А то, что ты делаешь сейчас, это не “кого-то долго нет”. Это изощренные прелюдии.

— И что? Тебе плохо от этих прелюдий? — Эштон последний раз толкнулся бедрами и наконец прошептал любовнику на ухо. — Можно, трахай.