— Не знаю. В разные моменты, Логан, мы по-разному относимся к близким людям. Сейчас ты любишь меня, а через мгновенье уже ненавидишь. Так что я не думаю, что соврала Уитни, сказав ей о своей ненависти. В моей душе нет места ни для каких сожалений.

Я молча посмотрел на звёзды, после чего поинтересовался:

— Вы помирились? И сказали хотя бы слово друг другу после того, что произошло?

— Не помирились, — со вздохом ответила Эвелин и надолго задержала на мне свой взгляд, ищущий поддержки. — Но сегодня мы ездили в больницу, и я… Логан, мне так стыдно. Я не хотела ссориться с Уитни и лишний раз горестно думать о своём поступке, поэтому сделала вид, что ничего не помню. Теперь я не знаю, как избавиться от этих неприятных чувств, разрывающих моё сердце на части, и мне так стыдно перед Уитни, Логан! Так стыдно!

Она спрятала лицо в ладони, её плечи задрожали. Я подвинулся ближе и трепетно обнял Эвелин. Она прижалась к моей груди, и я услышал, как она заплакала.

— Все люди ссорятся, — начал я, глядя на небо, — и часто у людей кончается терпение. Оно кончилось и у тебя. Надеюсь, ты понимаешь, что Уитни тоже не права? Не хочу быть судьёй, но, по-моему, твоя сестра получила заслуженное наказание. И я не вижу поводов для слёз, Эвелин. Не плачь. Всё образуется.

От переизбытка непонятных чувств я поцеловал её в макушку и сам себе удивился. Эвелин не подняла на меня глаз, она по-прежнему всхлипывала и дрожала.

— Не надо винить во всём себя, — продолжал я, — это медленно, но верно убивает тебя. Конечно, ложь никогда не заслуживала поощрения, но твоя ложь, Эвелин, была осуществлена во имя твоей свободы. Человек, как и любое другое живое существо, не может жить в клетке. Всем нужна свобода. И ты вырвала свою свободу из рук сестры. Если тебе важно моё мнение, то я не считаю тебя виноватой. На твоём месте я поступил бы точно так же.

Эвелин больше не всхлипывала, лишь беззащитно прижималась к моей груди.

— Я так устала от этого, — услышал я её приглушённый голос где-то у себя внутри, — и я так хотела бы отдохнуть от всего. Просто это невыносимо, когда близкие утверждают, что я ничем не отличаюсь от остальных людей, а сами всеми силами пытаются огородить меня от неприятностей, полностью отбирая у меня свободу. Разговаривают со мной так, будто я маленький ребёнок, способный обидеться на любое неверно сказанное или случайно оброненное слово!

— Знаю, Эвелин, — безрадостно сказал я и крепче обнял её.

Мы долго молчали. Вскоре Эвелин отстранилась и посмотрела на меня заплаканными глазами.

— Она никогда не будет доверять тебе, — тихо произнесла девушка, с непонятным сожалением глядя на меня. — Никогда. Это недоверие не позволяет ей впустить тебя в мою жизнь.

Я сжал запястье Эвелин.

— Мне плевать на её недоверие, — негромко сказал я. — Самое главное — веришь ли ты мне? Доверяешь? Не считаешь, что я испорчу твою жизнь?

— Конечно, нет. Думаю, ты уже сумел изменить мою жизнь. Я чувствую себя совершенно иначе, когда ты рядом. И чем дольше мы с тобой разговариваем, тем яснее я тебя вспоминаю. Это так несправедливо, что вместе с воспоминанием о человеке умирают и мои чувства к нему!

Я отвёл глаза, чувствуя, что не сумею выдержать взгляда Эвелин. Поначалу мне хотелось осмелиться спросить, что на самом деле она чувствует ко мне, но в мгновение я передумал и поинтересовался:

— Если так, то почему ты не ответила на моё сообщение утром?

Она прерывисто вздохнула и вытерла слёзы тыльной стороной ладони.

— Уитни, — нехотя ответила Эвелин. — Она забрала мой мобильный. Я не знала, что ты писал мне, Логан. Если бы знала, ответила бы сразу же, потому что в последнее время ты для меня единственное спасение. И мне так плохо от того, что со временем я забываю о тебе… В такие моменты кажется, что жить совершенно не для кого.

Сначала я хотел сказать, что мысли о скорой смерти как об избавлении от страданий — последнее дело, но, вспомнив свои ночные мучения, выдал:

— Все иногда позволяют себе слабости, Эвелин. — Затем немного помолчал и спросил: — Но если Уитни держит тебя под таким строгим контролем, то что ты делаешь здесь?

— Уитни уснула. А я решила посидеть немного во дворе и полистать свою тетрадь… Но я не ожидала увидеть тебя. Наш разговор доставил мне больше удовольствия, чем доставило бы мне удовольствие пребывание в тоскливом одиночестве.

— Какое же удовольствие может быть в одиночестве?

—Ты сам говорил, что у людей кончается терпение. Порой невыносимо терпеть людское общество, даже если эти люди — самые близкие для тебя люди на планете. Порой хочется принадлежать одной себе, и больше никому.

Я задумчиво смотрел вперёд, размышляя над нашим разговором в целом, после чего неожиданно даже для себя сказал:

— Тебе нечего делать здесь. Поехали со мной, Эвелин.

Она с удивлением посмотрела на меня.

— Ночь на дворе, Логан, куда мы поедем?

— Ко мне домой. Ты ведь говорила, что устала от всего и хочешь отдохнуть. Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь, и просто уверен, что мой дом — это место, где ты сможешь пожить для себя. Это то, что тебе сейчас необходимо.

Эвелин молчала, опустив голову. Я покорно ждал её ответа.

— Предлагаешь мне пожить у тебя? — тихо спросила она, не поднимая на меня глаз.

— Временно, конечно. Столько времени, сколько тебе понадобится. Что скажешь?

— Как же Уитни? Что я скажу ей?

— Оставь для неё письмо. Объясни, что тебе нужен отдых, скажи, чтобы она тебя не искала, пообещай, что ничего плохого с тобой не случится. И поверь в это сама, потому что я сделаю всё что угодно для того, чтобы ты чувствовала себя счастливой.

Эвелин думала над моим предложением, и я не торопил её с ответом.

— Уитни страшно разозлится на меня, — сказала она наконец и беспомощно посмотрела на меня. — Как и на тебя. Она без усилий догадается, что я с тобой, Логан. А Уитни и без того питает к тебе неприязнь.

— Я знаю. Но разве это не стоит бесценных минут свободы, Эвелин?

— Наверное, стоит.

— Так ты согласна?

Эвелин посмотрела на меня, и я впервые за вечер увидел, как она улыбнулась.

— Как я раньше жила без тебя, Логан?

Я вздохнул и, коснувшись рукой её волос, с улыбкой спросил:

— Как я буду жить дальше, если ты однажды исчезнешь из моей жизни?

— Не исчезну, если только ты сам об этом не попросишь.

— Я буду полным идиотом, если откажусь от такого подарка судьбы.

— Никогда не говори никогда, Логан. Однажды у тебя тоже может кончится терпение. Со временем тебе осточертею я и все проблемы, которые я принесу тебе. Я знаю: так будет. И мой единственный спасательный круг пойдёт на дно вместе со мной.

Я больше ничего не ответил и поднял голову, чтобы посмотреть на небо. Вдалеке всё ещё сияли серебристые звёзды.

Этой ночью я снова почти не сомкнул глаз. Порой сон осторожно подкрадывался ко мне, и моё сознание заволакивало белым густым, непроглядным туманом. Но затем тревожные мысли выдёргивали меня из забытья, и я лежал тихо, прислушиваясь к нагнетающей тишине. Я боялся услышать крик Эвелин, что спала в соседней спальне: ей снова мог присниться ужасный сон; она могла нечаянно пробудиться и, не вспомнив, где находится, до смерти испугаться. Могло случиться что угодно, а я здесь — за кажущейся непробиваемой стеной. Потому я лежал, прислушиваясь к каждому шороху, улавливая каждый вдох, доносившийся из соседней спальни, и с опасением ждал, когда Эвелин сможет понадобиться моя помощь. Но помощь была не нужна: Эвелин спала тихо и глубоко, она ни разу не проснулась. Несмотря на это я лежал в своей мягкой постели — хотя казалось, что на тысяче иголок, — и тревожные ощущение не хотели отпускать меня ни на минуту.

Вглядываясь в тёмное пространство своей спальни, я размышлял о том, как сильно изменила меня Эвелин. Я впервые с такой силой и с таким желанием заботился о человеке; так я не заботился даже о своей младшей сестре, когда та была совсем маленькой. Мне не хотелось отходить от Эвелин ни на шаг, и я чувствовал, что больше всего на свете хочу, чтобы ей было хорошо.