— Прямо сейчас? Здесь же темно.

— Нет, — со смехом ответила девушка, — здесь и в правду темно, к тому же у меня с собой нет бумаги. Поднимемся в номер, и тогда я тебя нарисую. Ладно?

— Ладно. Но сперва хочу сказать, что меня никогда прежде не рисовали.

— Это не страшно. Почти все люди, чьи портреты я рисовала, говорили мне то же самое.

Мы заказали ещё одну бутылку вина и по одному мороженому. Я чувствовал, что в меня не влезет больше ни кусочка, но продолжал есть, будто это была последняя еда на свете.

Во втором часу ночи мы поднялись к себе в номер. Кортни осмотрела помещение и, бросив на кресло свой шёлковый шарфик, сказала:

— Сядь напротив окна. Я посмотрю, как падает свет.

Я послушно опустился на кровать и упёрся ладонями в одеяло. Кортни встала напротив и внимательно на меня взглянула.

— Нет, — замотала головой она, — это никуда не годится. Сядь лучше в кресло. Да, так будет лучше.

Без лишних слов я пересел в кресло и положил ногу на ногу. Кортни прикрыла один глаз и снова принялась изучать меня взглядом. Потом она улыбнулась и, кивнув, сказала:

— Вот так идеально. Смотрится отлично.

На самом деле я не понимал, в чём заключалась разница, но Кортни была художницей, и я доверял ей, ведь она видела всё немного в ином свете. Девушка достала из своей сумки планшет с бумагой, карандаш и, подвинув стул, села напротив меня.

— Смотри мне в глаза, — тихо произнесла она, сосредоточив взгляд на мне. — Постарайся не шевелиться.

— Дышать-то можно?

— Можно. Только не разговаривай.

Карандаш заскользил по бумаге. Кортни смотрела то на меня, то на своё творение. Я тоже смотрел на неё, любуясь её сосредоточенностью над работой. Мне нравилась её серьёзность.

Вскоре я начал скучать. Мне надоело сидеть в одном положении, не шевелясь и даже не разговаривая.

— А ты меня в полный рост рисуешь? — решил развеять тишину я.

— Да.

— Можешь тогда нарисовать галстук вместо «бабочки»?

Кортни подняла на меня недоумевающий взгляд.

— Я больше люблю галстуки.

— Нарисую то, что вижу, Логан, не отвлекай меня.

Она была слишком сосредоточена на своей работе, чтобы говорить со мной. Поняв это, я с грустью вздохнул и снова замер, наблюдая за своей художницей.

Через час портрет был готов. Увидев его, я оторопел. Рисунок получился настолько реалистичным, что тяжело было отличить его от хорошенько обработанного фото.

— Кортни… — проговорил я, не смея оторвать глаз от её творения. — Это… я даже слов не могу подобрать. Это шедевр.

— Теперь он твой. Можешь взять его, пусть он напоминает тебе обо мне.

Она положила подбородок на моё плечо, и я почувствовал горячее дыхание на своей шее. По коже побежали мурашки.

— Я рада, что тебе понравилось, — прошептала Кортни мне на ухо.

— Думаешь, твой портрет мог произвести на меня какое-нибудь другое впечатление?

Я не выпускал лист бумаги из рук, изучая взглядом ровные карандашные линии и штрихи. От непонятного волнения, охватившего меня из-за того, что Кортни стояла так близко, у меня задрожали руки.

— Ладно, давай его сюда, — сказала девушка и забрала из моих рук портрет. — По-моему, он нам немного мешает.

Она положила руки на мои плечи и поцеловала в шею. Я смотрел вперёд, не отвечая на её действия. Я просто не знал, что мне делать. С одной стороны, мне не хотелось сейчас таких близких отношений. Мы с Кортни сходили на пару свиданий — и всё. На дальнейшее развитие наших отношений я не рассчитывал.

Но с другой стороны, вино уже начало действовать на меня, на мои мысли. Меня заводили действия Кортни, но я понимал, что должен держать себя под контролем.

Однако, когда девушка ослабила мою «бабочку», я посмотрел на неё и коротко поцеловал в губы. Кортни положила одну руку на мой затылок, другую — на мою грудь и страстно поцеловала меня. Да-а-а, мне нравилось, как она это делала. Я положил руку на её колено и сильно сжал его. Кортни, издав слабый стон, укусила меня за губу.

— Больно, — с фальшивым возмущением сказал я, отстранившись.

— Правда? Тогда сделай мне больно тоже.

Мои губы снова встретились с её, и я, не рассчитав своей силы, тоже укусил девушку за нижнюю губу.

— О боже! — воскликнула она, резко отпрыгнув от меня.

— Что? Я сделал слишком больно?

Кортни прижала пальцы к своей губе и взглянула на них. На пальцах осталась кровь.

Мы одновременно засмеялись.

— Так вышло случайно, — развёл руками я. — К тому же, ты начала первая.

— Ладно, Логан, это не страшно. Надеюсь, тебе нравится вкус крови.

Мы опять поцеловались. Моя рука принялась гладить её колено, затем начала подниматься выше и выше, вверх по бедру…, но я смог вовремя остановить себя. Нельзя было заходить слишком далеко.

Кортни села мне на колени. Она отбросила в сторону мою «бабочку», расстегнула верхние пуговицы моей рубашки.

— Снимай её, — сказала девушка, глубоко дыша.

Сначала мои пальцы потянулись к пуговицам, но потом я постарался себя образумить.

— Нет, Кортни. Я не могу.

Какое-то время она молча смотрела мне в глаза, после чего слезла с меня и присела рядом.

— Что это значит?

— Мы можем целоваться. Но чтобы тра… ой, извини, чтобы заниматься любовью… нет, я на это не пойду.

— Со мной что-то не так?

— Всё так, Кортни. Поверь мне, ты чудесна.

— Тогда в чём дело?

— Я… Просто я ещё не готов к таким отношениям.

— Ты всё ещё думаешь о Чарис? Забудь, Логан. Ты ведь сам сказал, что она уже в прошлом.

— Дело вовсе не в ней, а во мне самом.

— Я не понимаю.

— Честно говоря, я сам иногда себя не понимаю. Но тебе не стоит думать об этом, детка.

Я хотел поцеловать Кортни, но она оттолкнула меня.

— Нет? — с удивлением спросил я. Девушки редко отказывали мне, можно даже сказать никогда.

— Нет. У меня уже пропало желание.

Она встала и пошла к ванной.

— Кортни! — устало произнёс я. — Не уходи. Куда же делось твоё понимание?

— Туда же, куда ушло и влечение к тебе.

— Брось. Ты что, обиделась? Ты классно целуешься.

— По-твоему, я только это и могу? — дрожащим от обиды голосом спросила она. — Спокойной ночи, Логан.

Дверь ванной оглушительно хлопнула, и я упал на подушки. Таблетки оказывали на меня своё влияние, уже страшно клонило в сон. Поэтому я решил отложить размышления по этому поводу на потом и, повернувшись на бок, уснул.

Не помню, как мы долетели до Лос-Анджелеса. Я был под таблетками, потому проспал почти весь полёт. А когда проснулся, Кортни, сидевшая рядом, уже спала. Поговорить нам не удалось, к тому же я даже предположить не мог, с чего нужно было начать наш разговор.

До своего дома я добирался в одиночку. Не хотелось никого видеть. Я был будто в забытье, всё время думал о чём-то, что долгое время не давало мне покоя. Я смог опомниться только ночью. Налил себе немного мартини, чтобы избавить голову от ненужных мыслей. А оказавшись в пустой гостиной, я разжёг камин и долго-долго смотрел на огонь. На него действительно можно смотреть вечно.

Потом я достал из своего рюкзака аккуратно сложенный лист бумаги и развернул его. Это был мой портрет. Мои губы тронула слабая улыбка, когда я вспомнил вчерашнюю ночь. Подойдя к камину, я бросил портрет в огонь, смотрел, как мои глаза, мои волосы и моё лицо пожирает безжалостное пламя.

Затем наступил рассвет, а я всё смотрел на догорающие остатки бумаги в камине.

========== Глава 5. “У небесных звёзд тоже болит душа” ==========

Каждое расставание – это начало пути к новой встрече.

Лиан Луа

По длинному белому коридору рассеивался приятный запах лилий. Я вдыхал этот аромат и думал о скоротечности жизни цветов. Для чего я покупаю шикарные букеты каждый раз, возвращаясь в стены этого заведения? Зачем я обрекаю живые создания на такие мучительные, почти невыносимые страдания? Кто дал мне такое право? И почему цветы так быстро умирают? Они дарят людям мимолётные, но такие приятные мгновения, а потом вянут, превращаясь из прекрасных лебедей в гадких утят. Для нас — людей — жизни цветов кажутся недолговечными. А что значат человеческие жизни для истории? Может ли сравнится сотня лет с целым тысячелетием? А что, если и мы, подобно цветам, всего лишь украшаем этот мир, даря ему только несколько сладостных мгновений? А что, если наши жизни не значат ничего для огромного мира? А что, если этот мир точно так же оставит нас гнить на подоконнике, совсем забыв о нашем существовании? ..