Глаза моей избранницы заблестели, и она, погладив мою щёку, поцеловала меня.

— Боже, никто, никто не знает, как я люблю тебя, — прошептала она, прижав свой лоб к моему. По её щекам катились горячие слёзы, я чувствовал их. — Я так люблю тебя, но я так к тебе несправедлива…

— Всё хорошо, любимая, всё хорошо, — проговорил я, крепко обнимая её. Эвелин снова положила голову мне на грудь и задрожала от рыданий, которые изо всех сил сдерживала. — Всё хорошо, только не плачь, пожалуйста, не плачь…

Уже через несколько минут она успокоилась, и мы вновь лежали в идеальной тишине, смотрели на небо и обнимали друг друга.

— Здесь очень хорошо, — шёпотом призналась моя любовь, — и сейчас в целом мире не найдёшь места лучше этого. О, я так благодарна тебе, дорогой, так благодарна… Мне действительно было это нужно.

Я молча поцеловал её в макушку.

— Если бы ты сегодня не вытащил меня за руку из дома, — продолжила она, — я бы, скорее всего, уехала сама… Да. Я уехала бы.

Мне показалось, что за этими словами крылась опасность, и я почему-то спросил:

— Навсегда?

Эвелин промолчала в ответ: то ли из-за собственных мыслей не услышала моего вопроса, то ли посчитала, что я обращался вовсе не к ней… Но, как бы там ни было, в ответе я совершенно не нуждался. Наверное, мной управлял какой-то дикий, инстинктивный страх; он выразился даже в вопросе, который я задал.

Желая отвлечь мысли, я взял тонкую руку Эвелин и внимательно посмотрел на неё. Белая кожа на запястье была настолько тонкой, что казалось, что она вот-вот порвётся. За те две недели, что моя возлюбленная провела в состоянии непроходимого уныния, тоски и усталости, она сильно похудела, можно сказать, растаяла у меня на глазах. Нежно поцеловав руку своей избранницы, я вполголоса сказал:

— Нет, всё-таки мы найдём закусочную где-нибудь неподалёку. Ещё немного, и ты станешь совсем прозрачная.

Выбор, который я совершил той ночью, действительно стал определяющим в моей жизни. Мик и парни, конечно, недоумевали по поводу моего отсутствия на выступлении и даже злились, но каждый из них понял, что в действительности значило для меня это решение. В конце концов, все мы понимали, что работа для нас уже давно отошла на второй план… Мы с парнями повзрослели настолько, что сумели понять: дороже и важнее семьи нет ничего в мире.

Поэтому вполне логичным и закономерным показалось нам наше совместное решение, которое мы приняли через три дня после неудавшегося выступления. В течение этих трёх дней, наверное, каждый из нас как следует надо всем подумал, и теперь в правильности нашего решения никто даже не сомневался.

Мы решили, что группу пора оставить.

Для обсуждения этого вопроса нам понадобилось около двух часов. Собравшись в студии в последний раз, мы с парнями говорили о том, что было, что есть и что будет дальше. Несомненно, сожаление читалось на лице каждого, но тянуть за собой уже давно мёртвый бойз-бенд мы больше не могли. Я уверен, что все мы, разорвав договор со студией и Миком, почувствовали грусть и облегчение одновременно. Было непросто оставлять всё это в прошлом, но впереди было будущее, нас ждала свобода.

Таким образом, один из лучших периодов моей жизни остался у меня в сердце лишь счастливым и слегка печальным воспоминанием.

Конечно, о конце дружбы после прекращения существования группы и речи быть не могло. Мы с парнями по-прежнему собирались в «Погоне», по-прежнему искренне поддерживали друг друга и по-прежнему могли говорить обо всём на свете. Разве что поводов для встреч у нас стало меньше… Но у меня не было друзей ближе этих парней.

В последних числах сентября оправдались страшные догадки Карлоса: Алекса извела свой организм настолько, что ей понадобилась срочная помощь врачей. Теперь она не могла обойтись без капельницы. Муж обеспечил ей пребывание в хорошей частной клинике, где мы, её друзья, часто её навещали.

Последние дни состояние Алексы улучшалось, и мы с Эвелин решили поехать к ней, чтобы поддержать её и своей поддержкой обеспечить ей хорошее самочувствие. Когда мы уже вошли в больницу, моя возлюбленная изъявила желание взять себе кофе и задержалась в холле, поэтому я поднялся в палату к Алексе один.

Деликатно постучавшись, я вошёл в помещение. На столике возле кровати стояло множество красочных букетов, тут и там сидели мягкие игрушки. Алекса спала, укрывшись одеялом с головой. Возле неё, слабо улыбаясь, сидела Маккензи.

— Привет, — шёпотом проговорил я, совсем не ожидая её здесь увидеть.

Когда я подошёл ближе, Маккензи приподнялась и обняла меня.

— Скоро здесь не останется места для цветов, — вполголоса произнесла она и коснулась моей руки. — Давай поставлю в воду.

Отдав ей букет, я сел на стул рядом с кроватью и внимательно посмотрел на спящую Алексу.

— Как она?

— Гораздо лучше, — с улыбкой ответила Маккензи, присев рядом со мной. — Сегодня утром она сама пила бульон.

— Ты здесь с самого утра?

— Да. Решила побыть рядом с ней, здесь очень одиноко.

— И давно она спит?

— Примерно час. Пусть спит, ей нужен здоровый сон.

Какое-то время мы с ней шёпотом разговаривали. Наш разговор, поначалу отвлечённый, плавно перешёл на личный уровень, и Маккензи сказала:

— Поверь, Логан, я всё ещё жду, когда ты и Эвелин пригласите нас с Билли на свою свадьбу.

Я улыбнулся, опустив голову.

— У нас впереди ещё столько времени, — ответил я, и мой взгляд упал на руки Маккензи. На безымянном пальце её левой руки блестело обручальное кольцо: девушка уже полтора года как была замужем. — Знаешь… — задумчиво сказал я, не сводя взгляда с кольца, — ты всегда меня очень вдохновляла.

Когда Эвелин вошла в палату и увидела Маккензи, меня посетило странное, но уже знакомое чувство. Его было трудно объяснить, однако точнее всего я смог бы назвать его желанием ревности. Отчего-то мне хотелось, чтобы ревность скользнула во взгляде моей избранницы, хотя бы в одном слове… Но, как и следовало ожидать, ничего подобного не произошло.

Эвелин и Маккензи поприветствовали друг друга тёплыми объятиями: моя возлюбленная хорошо дружила со всеми сёстрами Вега. Потом она ещё немного поспрашивала о состоянии Алексы и с абсолютной искренностью сказала, что ничего не желает так сильно, как скорейшего её выздоровления. Потом мы с Эвелин решили ехать. Долго сидеть возле кровати спящей ПенаВега было, по меньшей мере, бессмысленно.

— Отвезти тебя на работу? — спросил я, когда мы сели в машину.

— Мне сегодня на работу?

— Да.

Эвелин покачала головой и прижала руку ко лбу.

— Я всё никак не могу запомнить график рабочих часов, — произнесла она с досадой. — Да, отвези меня, пожалуйста.

Я пристегнул ремень и, улыбнувшись, взглянул на неё. Всё в моей душе цвело; мне казалось, будто внутри меня наступила весна, будто на меня пахнуло свежим ветром перемен. Я ощущал такое вдохновение, что от него просто некуда было деться. Мне кажется, я ещё никогда так не любил эту жизнь…

— Логан, я хотела спросить тебя, — сказала моя избранница, бросив на меня быстрый взгляд, — что ты будешь делать?

— В каком смысле? — слегка нахмурился я.

— Ну, теперь, когда вашей группы больше нет… возможно, ты ощущаешь некоторую пустоту. Чем ты будешь заниматься дальше?

— Не знаю, милая, у меня столько идей! Я хочу взяться за каждую, но понимаю, что на все сразу у меня не хватит сил. Наверное, пока что я займусь ещё одним сольным альбомом, а дальше посмотрим.

Когда моя машина остановилась у здания больницы, я, с улыбкой взглянув на свою любовь, спросил:

— Освободишь для меня завтрашний вечер? Я приготовлю для нас ужин.

— Ладно, — подарила улыбку мне в ответ Эвелин. — Насколько я помню, завтра в девять вечера я буду уже свободна. Что я могу сделать?

— Просто будь со мной завтра вечером. Я больше ничего не прошу.

Я знал, что завтрашний вечер изменит нашу с ней жизнь, поэтому меня охватило лёгкое и радостное волнение. По пути домой я заехал в супермаркет и купил кучу всего для завтрашнего ужина. Да, он обещал быть волшебным и очень романтичным!