— Да-да, мы сейчас придём, — ответил я Дейву, снова переведя взгляд на Эвелин.

Муж Уитни встал рядом со мной и, тоже взглянув на мою возлюбленную, улыбнулся. Она и Томми, кажется, разговаривали о чём-то очень серьёзном: об этом можно было догадаться по бровям мальчика, серьёзно и важно сдвинутым вниз.

— Иногда я ревную Томми к ней, — признался мне Дейв.

— Трудно было бы не ревновать.

Он изучил меня внимательным взглядом и, несколько понизив голос, спросил:

— Она никогда не говорила с тобой о своих собственных детях?

— Нет, — со вздохом ответил я, стараясь говорить настолько тихо, чтобы Эвелин нас не услышала, — ещё нет. Но ей только двадцать четыре, у неё ещё будет время подумать об этом…

— А тебе уже не двадцать четыре, Логан. Сам-то ты об этом думал?

Я, глядя на собеседника, молча покивал.

—Тогда я бы советовал перейти от бесплодных мыслей к действиям, — сказал Дейв, положив руку мне на плечо. — Не жди, пока она захочет. Действуй сам.

— Ты таким образом с Уитни поступил? — усмехнулся я. — Или вы оба этого хотели?

Он тоже засмеялся и, тепло посмотрев на сына, сказал:

— Томми — самый желанный ребёнок на свете!

За ужином я только и делал, что смотрел на Эвелин. Время, проведённое с Томми, благотворно повлияло на неё и вызвало счастливую улыбку у неё на лице. Приподнятое настроение, которое в последнее время редко посещало мою возлюбленную, не могло меня не радовать теперь. Она была счастлива, и я был счастлив тоже. Мне казалось, что этого счастья, которое мы с ней разделяли, прежде я даже не замечал, не понимал. Но как хорошо, что теперь я понимал его! Как хорошо, что мы с Эвелин вместе и так счастливы!

— Как давно ты была у родителей? — спросила Уитни свою сестру, подняв на неё вопросительный взгляд голубых глаз.

Моя возлюбленная пожала плечами, быстро посмотрела на меня и сказала:

— Наверное, мы где-то неделю назад заезжали к ним на ужин… А зачем ты спрашиваешь?

Уитни вздохнула и, поджав губы, ответила:

— Я говорила с мамой вчера. Они хотят переехать.

— Переехать? — удивлённо и даже испуганно переспросила Эвелин, и я, услышав эту новость, тоже удивился. — Но… куда? Почему?..

— Говорят, что им нет необходимости жить вдвоём в таком большом доме. Они уже присмотрели небольшой домик на противоположном конце города.

Моя избранница положила вилку на стол и, с сожалением приподняв брови, уставилась в свою тарелку.

— Но мы всю жизнь жили в этом доме, — прошептала она, обращаясь непонятно к кому. — А теперь они собираются продать наши с тобой спальни, задний двор, где мы любили играть, и эту гостиную с большим камином… В том доме осталась наша прошлая жизнь. И теперь чужие люди будут жить в наших жизнях, в нашем детстве!

— В последнее время вы редко появлялись там, — сказал Дейв, — какая теперь разница, кто будет жить там?

— Этот дом был единственной вещью, которая связывала меня с прошлым, — ответила Эвелин, не поднимая глаз.

— Но теперь у тебя есть настоящее, —настаивал муж Уитни, — которое ты не продашь и не сможешь отдать в чужие руки. Оно твоё. А прошлое, его уже нет.

— Есть, — не сдавалась моя избранница, — и нет ничего плохого в том, чтобы помнить о нём.

— В том-то и дело, что плохо его не помнить, — встал я на защиту Эвелин. — Когда я уехал из дома родителей, мне казалось, что от моего сердца оторвали кусок. Это тяжело — отдаляться от родного. Но вдвойне тяжелее, когда это родное у тебя забирают.

Дейв бросил на меня хмурый взгляд.

— Да, привязанность к местам опасна, — вздохнул он и потыкал вилкой салат.

— К местам воспоминания привязывают, — вставила слово Уитни, всё это время о чём-то думавшая. — А к воспоминаниям — люди.

— Может, мы сумеем их отговорить от этой затеи? — спросила Эвелин дрогнувшим голосом. — Они могут нас послушать…

— Сомневаюсь, что они поймут твоё разочарование, — с сожалением ответила старшая из сестёр. — Ты ведь знаешь, они понимают только материальные ценности… Да и к тому же мама очень оживилась этим переездом, а у голодного человека хлеб забрать практически невозможно.

Глаза моей возлюбленной выражали глубокую печаль. Я переплёл наши пальцы и положил её руку на своё колено; мне хотелось показать, что я очень ей сочувствую.

— В конце концов, они просто переезжают, а не умирают, — улыбнулся Дейв. — В них ведь тоже ваши прошлые жизни и ваше детство, так? Так. Мама с папой никуда от вас не денутся, Эвелин.

— Не денутся, — шёпотом подтвердила моя избранница, — но я теряю дом — место, в котором провела столько лет и которое за это время вросло мне в сердце…

— Твой дом не в бетонных стенах, — снова обнажил зубы муж Уитни.

— А в чём?

— Я не думал, что ты спросишь об этом меня… Ты ведь сама прекрасно знаешь ответ, милая.

Эвелин посмотрела на меня, улыбнулась, и я почувствовал, как наши руки ещё плотнее примкнули друг к другу.

Домой мы возвращались в двенадцатом часу ночи. Настроение моей спутницы снова изменилось: из приподнятого и весёлого оно переросло в унылое и подавленное. Эвелин сидела, подперев голову одной рукой и глядя в окно. Мы долго молчали.

— Не хочешь поговорить о чём-нибудь? — спросил я, думая, что ей нужно немного обсудить переезд родителей.

Моя избранница быстро посмотрела на меня, замотала головой и, отвернувшись, прижала ладонь к глазам. Она с силой закусила нижнюю губу и почти беззвучно всхлипнула.

— Э-эвели-ин… — с сожалением протянул я, глядя на неё. Мне всегда было непросто смотреть на то, как она плачет, и в последнее время это становилось только тяжелее. — Любимая, что не так? Скажи, скажи мне…

Я протянул к ней руку и с участием погладил её плечо, но Эвелин никак не ответила на это. После нашей последней ссоры она стала очень скрытная, так что теперь она мало чем делилась со мной. Это задевало, но больше всего меня настораживала неизвестность: я абсолютно не знал, что с ней происходило…

— Ответь хотя бы что-нибудь, — сказал я, чувствуя, что моё терпение было на пределе. — Это из-за переезда твоих родителей?

— Нет, — ответила Эвелин сквозь слёзы, пряча лицо в ладонях и не глядя на меня, — я не знаю… Меня что-то изнутри терзает, как будто прямо по сердцу режет… И причина совсем не в родителях…

— А в чём тогда? —не оставлял расспросы я. — Что с тобой?

Она молча всхлипывала. Я напряжённо вздохнул и протянул к любимой руку, но она вплотную придвинулась к дверце и посмотрела на меня заплаканными и замученными глазами.

— Ты злишься на меня, — сказала она дрожавшим голосом, — пожалуйста, не сердись… Я не хочу, чтобы мы говорили тогда, когда нами управляет злость…

Я несколько оскорбился тем, что Эвелин не позволила мне себя утешить, и удивлённо посмотрел на неё. Я совершенно не знал, как на всё это реагировать.

— А ты понимаешь, почему я злюсь? — спросил я, нахмурившись. — Почему ты просто не можешь поделиться со мной своей тоской? Эвелин, расскажи мне всё, я ведь так за тебя переживаю…

Я подумал, что и сам прежде не делился со своей возлюбленной тем, что так долго меня мучило. Я ведь точно так же молчал, когда она спрашивала о моём настроении, и не хотел ни о чём говорить… В голову мне пришли странные мысли: я решил, что жестокость моей избранницы дошла до холодной мести, и она своим поведением мстила мне за все те годы, что я изводил её. Но потом я взглянул на неё и понял, что мысль моя была ошибочной. Слёзы Эвелин были настоящими. Она коснулась моего колена и, всхлипнув, проговорила:

— Логан, я никогда, никогда, никогда бы не сумела оставить тебя…

— О чём ты? — испуганно спросил я, вспоминая нашу последнюю ссору и то, как она начиналась.

Эвелин облокотилась на спинку сиденья и, прижав обе ладони к лицу, глубоко вздохнула. Мои руки дрожали от волнения и напряжения.

— Я чувствую, что конец очень близок, — шёпотом призналась она.

Её реплика оказалась настолько неожиданной для меня, что я на секунду потерял управление автомобилем. Моя возлюбленная со страхом в глазах смотрела на меня.