— А я думал, что ты любишь меня, — неожиданно резко сорвалось у меня с языка. Я заметил, как при этом изменился взгляд моей избранницы, и почему-то сильно смутился. Я повернулся к ней спиной и устало сжал пальцами переносицу. — Я думал, ты поддержишь меня, а ты не понимаешь…

Эвелин меня не понимала! Эта мысль могла бы свести меня с ума. Ну, разве не видит она, что я на самом деле мучаюсь? Разве не понимает, что мне действительно хочется уехать?..

— Не говори так, — услышал я её обиженный голос совсем рядом и почувствовал, как она положила руки на мои плечи. — Ты же знаешь, это мой родной город, и я не могу так просто его оставить…

«Меня бы ты, наверное, оставила гораздо свободнее», — пронеслась в голове странная мысль. Я снова вернулся к размышлениям о том, как я сумел бы спасти жизнь Эвелин. «Оставить, оставить, оставить»…

— Это не значит, что я не хочу понять тебя, — говорила моя возлюбленная, обнимая меня и прижимаясь к моей спине, — и не значит, что я не готова на всё ради тебя. Но не мне ведь одной всегда понимать тебя, да?

Она, очевидно, ждала ответа, но я не отвечал. Тогда Эвелин отстранилась от меня и хотела уйти, но я схватил её за руку и с силой привлёк к себе.

— Прости, прости, прости, — забормотал я, почему-то подумав, что она сильно на меня обиделась, — конечно, я понимаю твою неготовность… Давай останемся. Я вынесу всё что угодно, лишь бы ты чувствовала себя счастливой, Эвелин, милая моя…

Уже который раз за свою жизнь я поддался ей… О боже! Неужели и меня любовь и красота превратили в раба?!

После поцелуя меня охватило странное волнение, в одно мгновение передавшееся куда-то в область живота. Почувствовав невыносимую боль в желудке, я вскрикнул, оттолкнул от себя Эвелин и, упав на колени, постарался как можно ближе прижаться грудью к полу, чтобы хотя бы немного утешить боль.

— О, дорогой… — дрожавшим голоском позвала меня моя возлюбленная и, присев рядом со мной, с сочувствием погладила меня по спине, — это снова происходит?

Чувствуя, что я не в состоянии сказать ни слова, я утвердительно замычал.

«Это» началось ещё полгода назад. Полгода меня преследовали жуткие желудочные спазмы, сопровождающиеся низкой температурой тела, ознобом и поражающей бледностью кожи. Эти спазмы случались раз или два в месяц и связаны они были с моим неправильным питанием и постоянными переживаниями. Врач, к которому я обратился, объяснил мне, что нервная и пищеварительная системы связаны между собой напрямую. Он посоветовал мне во время спазмов пить как можно больше воды и ничего не есть. Боли меня настигали обычно ночью, поэтому очень часто я проводил ночи без сна, не в состоянии даже нормально дышать от жутких ощущений в желудке.

И сегодня я в очередной раз подвёл свой организм, изведя его своим раздражением и нерегулярным питанием. Я, всё ещё одетый, лежал на кровати в позе эмбриона и еле слышно стонал в подушку. На плечах моих покоилось одеяло, которое мне принесла Эвелин. Рядом, на столике, стоял стакан воды с соломинкой, чтобы мне было легче пить из него.

В такие жуткие для меня ночи Эвелин не спала вместе со мной. Мне даже не приходилось ни о чём просить её: она сама прекрасно понимала, в чём я нуждался. Не в силах выдавить из себя ни слова, я только с щенячьей благодарностью смотрел на неё, и моя возлюбленная, понимая меня без слов, нежно гладила меня по плечу. Да, эти боли к утру всегда утихали, но я чувствовал, что не выдержал бы ни одной такой ночи без Эвелин.

Теперь, глядя на неё, уставшую, глядя в её преданные и неравнодушные глаза, я не мог понять, как ещё несколько минут назад я смел злиться на неё. Злиться на неё? На такую любящую, нежную, заботливую? Да я лучше всю оставшуюся жизнь буду вот так вот мучиться, чем позволю себе ещё хотя бы раз повысить на неё голос!

Когда за окном уже начинало светать, боль меня отпустила. Я осторожно выпрямился, накрылся одеялом и взглянул на Эвелин. Она сидела рядом, прижавшись к спинке кровати, и смотрела на меня воспалённым от недостатка сна взглядом.

— Ложись спать, милая, — прошептал я, всё ещё чувствуя слабость. — Мне уже лучше, правда…

— Но тебе ведь ещё надо выпить лекарство, — произнесла моя возлюбленная тихо и устало. Она взяла со столика стакан и таблетку и протянула всё это мне. — Держи.

— Спасибо… — Взяв в руки воду и лекарство, я какое-то время смотрел на Эвелин, будто желая ещё что-то сказать. Но я молча выпил таблетку и осторожно, боясь возникновения новой боли, приблизился к Эвелин. Поцеловав её в щёку, я ещё раз прошептал: — Спасибо.

Примерно до четырёх часов наступившего дня я провёл в постели, питаясь в основном только жидкостями. Моя избранница всё это время не отходила от меня ни на шаг, точно сидела с маленьким заболевшим ребёнком.

— Может быть, хотя бы воздухом свежим подышишь? — спросила меня Эвелин, присаживаясь рядом со мной на постель. — Или по квартире просто походи, ты такой бледный…

— Да, да, я сейчас встану. Не хочешь съездить куда-нибудь в парк?

Она сделала виноватое лицо, и я сразу понял, что ни о каком парке и речи быть не может.

— Мне нужно в больницу… — начала она оправдывающимся тоном.

— Ты поедешь туда после бессонной ночи? О, возьми выходной и останься дома…

— Я не могу взять выходной, дорогой, ты же знаешь.

Я опустил глаза, загрустив не столько от того, что мне придётся остаться в квартире одному, сколько от того, что Эвелин предстоит ещё один непростой день в больнице, к тому же после такой ночи. Слабо улыбнувшись, она прижала ладонь к моей щеке и спросила:

— Ты не злишься?

— Нет-нет, всё в порядке, — заверил я любимую и, взяв её руку, поцеловал её. — Может быть, мне даже необходимо остаться ненадолго одному. Хочешь, я заберу тебя после работы?

— Ты не сядешь за руль в таком состоянии, — сказала она таким тоном, точно отдала приказ, которому нельзя было не подчиниться. — Я приеду сама. В восемь буду дома.

Эвелин взглянула на меня и, с сожалением приподняв брови, вздохнула.

— Что-то не хочется мне оставлять тебя одного…

— Да всё будет в порядке, — улыбнулся я, согревшись от её заботы. — Я не маленький, один справлюсь.

Не желая быть бесполезным в доме, я, в часы отсутствия Эвелин, проветрил квартиру, слегка прибрался, покормил Блэкки и в завершение всего решил приготовить что-нибудь на ужин. Открыв холодильник, я изучил содержимое полок и нашёл ингредиенты, пригодные для приготовления пиццы. Единственное, я не совсем был уверен в их свежести… Однако я был ещё слишком слаб для того, чтобы дойти до ближайшего магазина: земля подо мной была ещё не очень тверда, а голова шла кругом. В итоге я решил, что духовка всё равно не испортит продукты, и взялся за приготовление ужина.

Моё одиночество длилось около четырёх часов, и оно, как я думал, действительно пошло мне на пользу. Я много всего обдумал, перебрал даже самые пугающие мысли и постарался сделать из них наиболее утешительные для себя выводы. Не знаю, помогло ли мне это на самом деле, но в тот вечер я впервые за долгое время почувствовал себя отдохнувшим и расслабленным.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила Эвелин, вернувшись домой в восемь, как и обещала.

— Теперь, когда ты здесь, ещё лучше.

Она поцеловала меня в губы и, отстранившись, улыбнулась.

— Пахнет пиццей?

— Да. Мне кажется, я уже тысячу лет ничего не готовил.

За ужином Эвелин немного рассказала мне о том, как прошёл её день в больнице, и особенно внимание уделила рассказам о девочке Карен, которую она знала дольше всех и, кажется, больше всех любила. Я слушал её и не мог перестать улыбаться; мне нравилось, когда моя возлюбленная говорила о детях. Пытаясь понять, как Карена выглядела, я почему-то представлял её похожей на Эвелин…

Когда мы замолчали, я задумчиво уставился на свою избранницу. «Ну вот, вы оба молчите, — заговорил голос где-то внутри меня, — кажется, самое время сказать об этом. Скажи же, скажи, пока она сама ни о чём не заговорила!»