— Не знаю, в чём дело, — сказал Джеймс, — но в любых твоих отношениях наступает какой-то переломный момент, и я понятия не имею, с чем он связан. М-м-м… Как бы поточнее выразиться? Ты как будто начинаешь владеть своей возлюбленной… Нет, не смотри так, может, я не прав… Просто ты ведёшь себя так, будто она чем-то обязана тебе: перестаёшь звонить первым, никогда первый не говоришь, что соскучился, а ждёшь это всё от неё. Ты как будто думаешь, что она сама всего этого не скажет, а скажет только тогда, когда ты ей напомнишь. Ты как будто считаешь, что она в чём-то винит тебя, не высказывая этого вслух, но ты, осознавая свою вину, продолжаешь держать возлюбленную возле себя, понимая, что не можешь её отпустить. Не знаю, может, я наговорил полную бредятину, но так ты себя вёл с Чарис, а теперь это коснулось и Эвелин… Просто дай мне знать, если у вас с ней что-то не так, я не хочу, чтобы ты совсем замучил её, и не хочу, чтобы ваши отношения… Ты понимаешь.
Я удивлённо смотрел на друга, понимая всё то, что он наговорил, и осознавая, что он, кажется, был прав… По правде сказать, меня задела эта параллель, проведённая между Чарис и Эвелин, и в голову мне полезли самые страшные, ужасные мысли, которых я никогда не смог бы точно выразить.
— Да, да, это правда, что я мучаю её… — задумчиво покивал я и, вздохнув, устало потёр лоб рукой. — Если бы я мог, если бы я мог хоть что-то сделать по-другому… Я бы всё сделал, клянусь! Всё!
Джеймс какое-то время молча смотрел на меня.
— Может, попробуешь поговорить с ней об этом? — осторожно спросил он.
— Что я ей скажу, если и сам ни черта в этом не понимаю? Я счастлив быть с ней, правда, счастлив, но это всё почему-то происходит…
— Хотя бы дай ей знать, что любишь её…
— Она и так это знает, Джеймс. Она очень хорошо знает, что я люблю её, люблю больше жизни!
— А, — вырвалось у Маслоу, и он, нахмурившись, опустил глаза, — это ты не знаешь, любит ли она тебя?
Возвращение к прежним изматывающим размышлениям как будто бы обожгло меня, и я дёрнулся, подумав обо всём этом. Да… На самом деле я не оставил этих мыслей, и с годами это терзающее сомнение нисколько не уменьшилось… Наверное, весь ужас моих собственных мыслей отобразился на моём лице, и Джеймс, заметив это, с сочувствием сжал мне плечо.
— Дружище, ты чего это? — проговорил Маслоу, стараясь придать своему голосу уверенное и бодрое звучание. — В этом вся причина, что ли, и есть? Чёрт, да это же… это такой пустяк… Неужели ты думаешь, что Эвелин, Эвелин может тебя не… Да брось! Не после того, что между вами двумя было!
— Хватит, Джеймс, ты ничего не знаешь! — свирепо сказал я и сбросил со своего плеча его руку. Мне почему-то казалось, что поддержка друга была фальшивой, что он знал какую-то страшную для меня правду и старался скрыть её от меня, чтобы не ранить.
Маслоу посмотрел на меня с удивлением и испугом.
— Это серьёзно, Логан, — строгим тоном проговорил друг. — Неужели ты не понимаешь, что этим самым разрушаешь как её, так и свою жизнь? Я должен сказать… если ты ничего не предпримешь, она погибнет рядом с тобой… Разве ты этого хочешь?
— Я хочу, чтобы она была счастлива, — сердито выговорил я, почему-то разозлившись от его слов. — Что мне нужно сделать ради этого? Оставить её?
Он молча смотрел мне в глаза, но я не нуждался в его ответе и даже, если бы он всё же начал отвечать, заткнул бы ему рот рукой. Я часто задавал подобный вопрос и себе, однако его разрешения не ждал и от самого себя. Нет, нет, это решение слишком страшное, слишком невообразимое… Нет, нет, мне нельзя оставаться одному…
— Очень умненькая девочка, — сказал Кендалл, вернувшись за столик. На губах его играла улыбка. — Скарлетт схватывает прямо-таки на лету, просто находка! Логан, ты чего встал?
— Мне нужно домой, — мрачно выговорил я, задвигая за собой стул. — Очень мило посидели, да, но я должен ехать…
И, даже не попрощавшись с друзьями, я почти бегом покинул «Погоню».
Дверь в квартиру я открыл своими ключами, хотя знал почти наверняка, что Эвелин была дома. Настроение после разговора с Джеймсом у меня было мрачное. Если честно, я хотел как-нибудь незаметно проскользнуть мимо своей избранницы и сразу же лечь спать, лишь бы избежать взглядов и разговоров, которые, как я чувствовал, могли сделать нам обоим мало приятного.
Когда я снимал обувь в прихожей, навстречу из гостиной мне вышло маленькое чёрное и пушистое существо, издающее мяукающие звуки. Я замер на месте и с каким-то сердитым недоумением посмотрел на котёнка.
— Эвелин, — растерянно позвал я свою возлюбленную, — кажется, к нам по ошибке зашёл соседский кот… Надо бы вернуть.
— Не надо, — ответила она, тоже выйдя из гостиной. Эвелин улыбнулась и, наклонившись, взяла котёнка на руки. — Я нашла его на улице голодного, совсем одного, и решила просто погладить… А когда стала уходить, он побежал за мной. Я не смогла его оставить, Логан.
Я не знал, что можно было ответить, поэтому промолчал.
— Ты не против того, чтобы он остался у нас? — спросила моя возлюбленная и так на меня посмотрела, что, глядя в эти глаза, крайне трудно было в чём-нибудь отказать.
— Я знаю твоё стремление помочь всем вокруг, — сказал я и, подойдя к ней, поцеловал её в губы, — и разве позволю я ему снова оказаться на улице?
Что-то, проскользнувшее во взгляде моей избранницы, переменило моё настроение, и я в одно мгновенье оставил страшные мысли, безжалостно терзавшие меня ещё несколько минут назад. Эвелин улыбнулась и, приподняв котёнка, которого всё ещё держала на руках, на уровень своего лица, сказала:
— Я назвала его Блэкки. Согласись, это имя очень ему подходит.
— Соглашусь. А Блэкки не заставит меня покупать новую обувь, а? — И я, улыбнувшись, почесал нашего нового жильца за ушком.
Эвелин, кажется, обратила внимание на то настроение, с которым я вернулся из бара. За ужином она, внимательно посмотрев на меня, тихо спросила:
— Ты точно не злишься на меня из-за Блэкки?
Я тоже посмотрел на неё. В голову вдруг пришли сегодняшние слова Джеймса о том, что я будто бы делал свою возлюбленную в чём-то виноватой и вёл себя так, словно она была чем-то мне обязана… Я тут же принялся вспоминать все слова, что сказал за вечер Эвелин, и все взгляды, что я устремлял на неё. Не было ли в моём поведении того, о чём толковал мне Маслоу?..
— Точно, — уверенно ответил я. — И вообще, если бы ты не принесла Блэкки в дом, я и сам предложил бы завести какое-нибудь животное… Теперь нам есть, о ком заботиться.
Эвелин улыбнулась и посмотрела на нашего нового жильца, который сидел на полу и пил молоко из блюдечка. Я тоже улыбнулся, но очень натянуто: на ум мне почему-то снова пришли странные мысли о семье, которые я всё никак не решался высказать Эвелин.
Карлос и Алекса действительно уединились на две недели в одном очень уютном коттедже, расположенном в двадцати километрах от Лос-Анджелеса. Когда мы с Эвелин приехали, часы показывали около пяти вечера. Лучи солнца уже не обжигали так сильно, как днём, и мы вчетвером решили, что идеальным вариантом для совместного времяпрепровождения будет чаепитие на террасе.
Первые полтора часа пролетели совершенно незаметно. Честно говоря, как раз через полтора часа я заметил, что Алекса пила только зелёный чай и ничего не ела. Зная кое-что о болезнях, которые она перенесла в прошлом, я посчитал неприличным спрашивать у неё об этом. Поэтому, когда Алекса отлучилась, я осторожно спросил у Карлоса:
— Почему твоя жена ничего не ест?
Эвелин, по всему видимому, тоже мучил этот вопрос: она заинтересованно смотрела на ПенаВегу, ожидая ответа.
— Честно говоря, не думал, что ты спросишь об этом, — вздохнул испанец и устало потёр лоб рукой. — Вообще-то… дело в том, что Алекса очень близко к сердцу приняла мнение некоторых людей, любящих оставлять комментарии под её фото…
— Правда? — удивлённо спросил я. — Кто-то отрицательно высказался по поводу её фигуры?