Когда парни, все трое, уже зашли в будку, я, отчего-то нервничая, подошёл к Мику.

— В будку, Логан, — увидев меня, лениво бросил менеджер. — Раньше начнём, раньше закончим.

— Мне нужно кое-что сказать тебе, — выпалил я, взволнованно глядя в глаза друга. — Происходит то, чего я очень боюсь и опасаюсь.

— Что такое? Успокойся и скажи нормально, Логан, тебя же всего трясёт…

— Кендалл курит.

— Курит? — переспросил Мик, прищурив один глаз и взяв меня за предплечья. — Я знаю, друг мой, я знаю.

— Ты не дослушал, — раздражённо произнёс я и скинул руки менеджера. — Кендалл курит марихуану, — по словам выговорил я, опустив голос почти до шёпота.

Челюсть Мика поползла вниз, и он бессмысленным взглядом уставился на стекло будки. Парни чему-то смеялись, их голосов не было слышно. Менеджер, напряжённо выдохнув, скрестил руки на затылке и сделал несколько шагов. Теперь и его трясло.

— Чёрт возьми, чёрт возьми, — прошептал он на вдохе, — Кендалл… Как давно? Он уже давно курит?

— Я не знаю… Я заметил это только неделю назад.

— Почему сразу нельзя было сказать мне? — сердито стиснув зубы, спросил Мик, и его глаза сверкнули. — Нельзя позволить зайти ему слишком далеко! Знаешь, к чему это приведёт? Надо рубить всё это на корню, на корню…

— Я думал, это минутная слабость, — дрожавшим голосом попытался оправдаться я. Стало немного стыдно за то, что я не сказал об этом менеджеру раньше, и за то, что сказал теперь. — Думал, всего лишь увлечение… И я говорил Кендаллу, но он… Я хочу, чтобы он вернулся к прежнему образу жизни.

Некоторое время Мик стоял, прижав скрещённые «замком» руки к губам. Дрожь медленно отпускала меня, и я чувствовал себя более спокойным теперь, когда о несчастии Кендалла знал не я один.

— Так, иди в будку, — решительным тоном сказал менеджер и подтолкнул меня вперёд. — Я постараюсь всё разрешить, Кендалл и мой друг тоже.

Я, доверившись ему, присоединился к остальным парням. Но стоило мне войти в будку, как из колонки прозвучал голос Мика, говорившего в микрофон:

— Кендалл, можно тебя на минуточку?

Шмидт коротко улыбнулся и, ни слова не сказав, пошёл к менеджеру. Карлос и Джеймс пристали ко мне с вопросами.

— О чём вы говорили? — спросил испанец. — Нам показалось, лицо Мика не выражало особенного довольства…

— Да. Мы обсудили одну очень важную проблему.

— Она касается Кендалла? — уточнил Джеймс, наблюдая за разговаривающими за стеклом.

Я молчал и тоже смотрел на них. Мик, очевидно, начал разговор спокойным тоном, но теперь он кричал, от чего синие плотные вены на его шеи набухли. Шмидт смотрел на него с недоумением и одновременно стыдом во взгляде, иногда хмурясь и опуская голову; наблюдая за выражением его лица, я думал, что до него слабо доходит смысл слов, сказанных Миком.

— Они ругаются, — комментировал наблюдение Карлос. — Или спорят.

— Да нет, ругается Мик, — поправил его Джеймс. — Кендалл, как видишь, является пассивным слушателем.

Вскоре Шмидт вернулся к нам, только на лице его больше не было той беззаботной улыбки: друг стал угрюм и мрачен. Лишь войдя в будку, он бросил на меня полыхающий гневом взгляд и несильно толкнул меня в плечи.

— Я взрослый человек, Логан, — выговорил он сквозь зубы, — и я сам умею определять, что мне нужно, а что нет.

— По твоим поступкам того же не скажешь, — довольно спокойно ответил я, глядя в пол.

— И кто тебя вообще просил жаловаться Мику? Мы что, маленькие дети? Он нам не отец, он всего лишь наш менеджер!

— Сейчас тебе нужен тот, кто присмотрит за тобой… Извини, но я думал только о тебе.

— Ох, ну, спасибо тебе большое за заботу. И за то, что считаешь меня бесхребетным и жалким неудачником!

— Я так не считаю.

— Считаешь, — напористо спорил Кендалл и метнул сердитый взгляд на остальных. — Вы все так считаете, и я теперь думаю точно так же. Да. Моя жизнь превратилась в ничтожество. Я и сам превратился в ничтожество.

Джеймс и Карлос вовсе не понимали, в чём было дело, но у меня совсем не осталось сил на то, чтобы рассказать им обо всём. Теперь, выслушав Шмидта, я в глубине души даже пожалел о том, что посвятил Мика в грязный секрет друга. Может, ему действительно нужно было время и он сумел бы справиться со всем этим сам… Может, я, как обычно, своим активным участием позволил всем планам пойти под откос…

— Что с тобой такое? — спросил меня Джеймс во время перерыва, и я поднял на него растерянный взгляд. — Ты в последнее время стал таким другим, и меня это начинает смущать. М… Что-то не то у вас с Эвелин?

«Что-то не то у нас с Эвелин», — мысленно повторил я, молча глядя на друга. Что я мог ответить ему? Рассказать обо всём том, что угнетало меня в течение долгих недель?

— Всё хорошо, — ответил я то, что заставлял себя отвечать всегда. — В чём я стал другим?

— Да во всём. Ты по-другому смотришь, даже немного по-другому поёшь, и этот потерянный взгляд… Такое ощущение, что что-то внутри тебя именно смотрит по-другому.

Я помолчал.

— Может, я просто позволяю себе слишком глубоко уходить в мир своих мыслей.

— Тогда вовремя возвращайся оттуда, дружище, — ободряющим тоном сказал Джеймс и, улыбнувшись, ударил меня по плечу. Я, тоже обнажив зубы, с улыбкой кивнул.

Это неподдельное беспокойство Джеймса действительно ободрило меня и, можно сказать, даже заставило почувствовать в себе прежнего меня. Работа, которая до этого шла не очень слаженно и продуктивно (вполне возможно, что причиной послужило состояние Кендалла, о котором ему пришлось рассказать Карлосу с Джеймсом), теперь заспорилась. Остаток дня я давил из себя улыбку, надеясь, что она заставит что-то внутри меня улыбнуться, и пытался не возвращаться к мыслям, тяжёлым грузом давящим на меня. И это, кажется, сработало: из студии я уезжал почти счастливый.

Когда мы собирались домой после порядком измотавшего нас рабочего дня, в студию вошла Мэрилин. На её лице цвела улыбка.

— Привет, Шмидти, — в первую очередь поздоровалась она со своим молодым человеком. — Привет, парни.

— О, привет, Мэрилин, — устало улыбнулся Карлос, мы с Джеймсом молча кивнули. Кендалл стоял у окна и пил воду; он даже не поздоровался с Мэрилин.

— Я за рулём, — сказала девушка, кажется, вовсе не замечая холодности, с которой с ней обходился Шмидт. А я давно замечал эту неприязнь, а может, даже ненависть немца по отношению к Мэрилин, и недоумевал по этому поводу. Если даже Мэрилин замечала и понимала это всё, то почему, почему она позволяла Кендаллу так с ней обращаться?

— За рулём? — переспросил Шмидт с каменным лицом и, подойдя к ней, слегка наклонился над её лицом. — Ты нормальная? — спросил он вполголоса, очевидно, под словом «нормальная» имея в виду «трезвая». Он не хотел, чтобы кто-то из нас с парнями услышал его вопрос, однако я услышал.

Мэрилин, сверху вниз глядя ему в глаза, кивнула. Кендалл вздохнул и, стащив с дивана свой рюкзак, попрощался с нами. Он прошёл мимо Мэрилин, слегка задев её плечо, и скрылся из студии. Девушка осталась; она со слабой улыбкой смотрела на нас с парнями.

— За мной бы так приезжали, — мечтательно вздохнул Джеймс, глядя на Мэрилин. — Только Изабелла не водит машину. Ты сама, что ли, решила за ним приехать?

— Ну, да, — всё ещё улыбалась она. — Надо ведь помогать тем, кого любишь.

— Мэрилин, ты следи за ним, — тихо сказал ПенаВега, каким-то добрым и снисходительным взглядом смотря на неё. — Надеюсь, ты поняла, что я имею в виду, и мне не придётся уточнять…

— Да она такая же, — с издёвкой в голосе сказал я и сам удивился своему тону. — Так что твои речи, Карлос, бесполезны.

Все трое уставились на меня.

— Или что? — продолжал я, обращаясь к Мэрилин. — Скажешь, что нужно поддерживать тех, кого любишь?

— Так, кажется, кому-то пора по делам, — произнёс Джеймс и взял меня за плечи, заставляя замолчать.

— Почему ты встречаешься с ним? — спросил я, не отрывая испытующего взгляда от Мэрилин. В тот момент, наверное, моё желание узнать причину, по которой Мэрилин прощала Кендаллу всё, достигло критического уровня.