— Давай я уберу вашу спальню, — предложил я, слабо улыбнувшись, — а ты в это время будешь следить за своей ненаглядной, а?

— Ага, — тоже улыбнулся Маслоу, — если ты так хочешь оттирать засохшую рвоту с ковра, то пожалуйста, давай поменяемся.

— Не, — поморщившись, произнёс я и бросил взгляд в сторону кухни. — Если так, то из двух зол я всё-таки выберу меньшее.

— Ну и отлично.

Хозяин дома начал подниматься по лестнице.

— Стой, а что мне делать, если приступ внезапно начнётся? — обеспокоенно спросил я.

— Ты же видел, что я делаю, когда это случается… Ингалятор у неё в сумочке, запасной в кухонном шкафу на нижней полке слева. Главное — не нервничай.

— Если Изабелла начнёт нервничать, это передастся и мне, ты же знаешь… Я в таком состоянии ничего не смогу сделать.

— Ладно, если всё совсем будет плохо, просто позови меня.

Я пошёл по направлению кухни, но голос друга остановил меня.

— Ах, да, ещё кое-что, — сказал Маслоу, коснувшись указательным пальцем своего правого виска. — Я должен предупредить тебя… Не удивляйся, если услышишь, что Изабелла говорит по-французски. Я, конечно, сегодня был в шоке, когда услышал от неё это, прибавь к моему шоку ещё то, что я ни черта не понимаю по-французски! В общем, когда она будет говорить с тобой на чужом языке, просто молчи и улыбайся.

«Именно это я обычно и делаю, когда говорю с ней», — подумал я и поблагодарил Джеймса за ценное предупреждение.

Когда я вошёл на кухню, моему взору сразу же открылась картина ужасающего беспорядка. Повсюду был какой-то мусор, пустые упаковки из-под чипсов, бутылки из-под пива и бренди, разлитая на полу вода, уроненный кем-то кусок торта… Среди этого бардака за столом сидела Изабелла и, икая, ела салат, который мы с Джеймсом приготовили вчера. Увидев меня, она улыбнулась и сказала:

— Salut le héros-amant. («Привет, герой-любовник» (фр.) — прим. автора.) Не знаю, зачем ты пришёл, но я занята.

И она продолжила есть салат. Я, усмехнувшись, отодвинул стул и сел на него.

На лице Изабеллы всё ещё красовались кровавые царапины, поэтому, глядя на её лицо, я не мог прогнать из головы воспоминания о вчерашней драке.

— Что собираешься делать с этим? — спросил я, не желая сидеть в угрюмом молчании, и указал на лицо Изабеллы.

Она улыбнулась, сузив глаза, и аккуратно коснулась одной из царапин указательным пальцем.

— Сучка Мэри, — проговорила она, выговаривая «р» по-французски. — Никаким тональным кремом это теперь не скроешь, с-с-сучка…

— Ну, утешься тем, что лицо Мэри сейчас выглядит не лучше. Повод для драки был не слишком достойный, правда?

— Не знаю. Для неё, может быть, и не слишком достойный.

— А для тебя?

Изабелла засмеялась.

— Достойный! — ответила она, ковыряясь вилкой в салате и не переставая улыбаться. — Я могу каждой, каждой показать, что приближаться к моему мужчине хотя бы на шаг, да ещё и флиртовать с ним у меня на глазах достойно наказания; эти действия влекут за собой неприятные последствия.

— Ты настолько ревнива? — нахмурился я. Этот вопрос о ревности Изабеллы оставался неразрешённым для меня, казался какой-то сложностью, в суть которой я никак не мог вникнуть.

— Ревность — это страх. А я не боюсь, я просто не допускаю, чтобы с Джеймсом разговаривала какая-нибудь девка, клюнувшая лишь на его внешность и телосложение.

Я хмыкнул.

— Разве ты сама не позволяешь себе флиртовать с другими? — спросил я, вспоминая поездку в Мексику, наш с Джеймсом разговор о поведении Изабеллы и не испытывая при этом положительных эмоций. — Даже у него на глазах?

Изабелла перевела на меня возмущённый взгляд. Она смотрела так, будто я знал то, чего не должен был, будто она осознавала нечестность своих поступков и в то же время наслаждалась этой нечестностью.

— Джеймс очень ревнив, — только и ответила она.

— Ревнив? То есть ты думаешь, что он боится?

— Боится, что я могу найти себе более достойного? Да, возможно.

— По-моему, ты переоцениваешь себя и недооцениваешь Джеймса, — выговорил я сквозь зубы, раздражённый словами Изабеллы. Мимоходом я мысленно отметил, что ревность, наверное, никогда не уйдёт из моей жизни.

— Tu es un spécialiste de la relation? («Ты специалист по отношениям?» (фр.) — прим. автора.)

Не поняв вопроса, я сказал:

— Я вижу, как он относится к тебе и как ты относишься к нему.

— О, не рассказывай. Я уже давно поняла, что ты не считаешь меня достойной твоего дружка.

Я усмехнулся краем рта.

— Джеймс, может быть, и ревнует, но он никогда не ставил тебя в глупое положение.

— Ой-ой-ой, какая я плохая, — покачала головой Изабелла и поцокала языком. — Кошмар.

Какое-то время мы молчали. Изабелла продолжала есть салат, а когда доела, то взглянула на меня и улыбнулась.

— Это Джеймс тебя сюда подослал? — спросила она.

— Не подослал, а просто попросил посидеть здесь немного, — ответил я, уже не желая говорить с ней.

— Ну и как ты можешь после этого утверждать, что он не боится? Боится. Ещё как.

— Это нормальный страх.

— Ты тоже боишься? — спросила Изабелла, вытянув руки вперёд, и легла грудью на стол.

Я передёрнул плечами.

— А чего можно бояться? — задал я риторический вопрос, но моя собеседница посчитала нужным на него ответить.

— Смерти, например.

— Нет, умереть не страшно. Для меня… Для меня разочарование страшнее смерти.

— Разочарование в человеке? — После моего утвердительного кивка Изабелла с каким-то наслаждением улыбнулась. — А ты знаешь, что страхи врываются в жизни тех, кто боится и кто постоянно думает об этих страхах?

— Да, мысли материальны, но я не думаю о своём страхе.

— Но ведь это не избавляет тебя от него, так?

Не ответив, я отвёл глаза в сторону. Слова Изабеллы уже давно начали меня раздражать, и я перестал вникать в их суть.

Она выпрямилась, потянулась и глубоко вздохнула.

— На самом деле страхи есть у каждого, — сказала Изабелла. Я слушал её вполуха. — И у мужчин и у женщин, особенно у женщин.

— Ага, жизнь женщины просто переполнена страхами. Не успеть накраситься с утра — что для вас может быть страшнее?

Говоря «вас», я не имел в виду поголовно всех женщин. Да, я исключал из этого списка Эвелин, потому что я не приравнивал её к остальным демонам, которые, как оказалось, окружали меня на протяжении всей моей жизни.

— Пожалуй, не успеть накраситься до того, как проснётся он, — с ироничной улыбкой ответила Изабелла.

— Кроме шуток, — посерьёзневшим голосом сказал я, — чего боишься ты?

Она снова вздохнула.

— Потерять свою девочку, — сказала избранница Джеймса, немного подумав. — Ах, Санни… Да. Это вполне объяснимый страх.

Я нахмурился, снова раздражившись от её слов.

— Потеря подруги для тебя страшнее потери любимого? — с возмущением высказал я свои мысли, сделав особое ударение на слово «любимого».

Изабелла вдруг залилась звонким смехом.

— Drôle! («Смешной!» (фр.) — прим. автора.) Нет-нет, Санни мне не подруга. — И, прокашлявшись, она снова засмеялась.

Я смотрел на неё с сердитым удивлением.

— Я говорила не о потери подруги, а о потери дочери, — сказала Изабелла с улыбкой.

Услышав это, я чуть не рухнул со стула. Слово «дочери» ударило меня по ушам, голова пошла кругом. «Бедный Джеймс!» — сразу же пронеслось у меня в голове. Побелевшими пальцами я взялся за стол и, немного наклонившись, шёпотом переспросил:

— До-че-ри?

— Дочери. О, я сейчас тебе фотку покажу. Уверяю, в эту прелесть невозможно не влюбиться!

Изабелла потянулась к своей сумочке, чтобы достать телефон, но я, схватив её за запястье, оттолкнул сумочку куда подальше.

— Прошу, не нужно! — шёпотом взмолился я. Маслоу мог войти в любую минуту, и я не хотел, чтобы его и без того раздражённое настроение ухудшилось, я не хотел, чтобы Джеймс разочаровался в своей избраннице. — Не надо, Изабелла, не надо!