— Это не оправдание.

— Я этого и не говорил, — и он вошел в него. Без подготовки, резко, больно. Лайт выгнулся и закричал, но Эл тут же прикрыл ему рот рукой и наклонился ближе к его лицу, торопливо зашептав: — Моя любовь… кажется тебе жестокой. Что бы… Что бы ты хотел, Лайт-кун? Объятия? Цветы? Ты же знаешь… Я не такой.

— Я этого… и не хочу, — выдавил Лайт, когда Эл убрал руку от его лица. Слезы застилали глаза от непереносимой боли, когда Эл начал двигаться.

— Но ты не принимаешь… меня… таким, какой я есть, — Эл покачал головой. — Я не могу… изменить себя, Лайт-кун. Даже… даже ради тебя.

— Люди могут меняться, — задыхался Лайт.

Эл вдруг остановился и посмотрел на раскрасневшегося Лайта сверху вниз. Его дыхание тоже сбилось и он тяжело дышал:

— Да, люди… могут меняться… Я знаю, что они могут… меняться…

И очередной резкий толчок. Лайт почувствовал, как все тело свело судорогой, и он, запрокинув голову назад, кончил.

— Это было быстро, — заметил Эл, — Эмоциональное истощение сделало тебя более чувствительным?

— Наверное… Сейчас мы должны идти вниз, — простонал Лайт, продолжая бороться с галстуком.

— Пожалуйста, подожди… Еще немного, Лайт-кун, — Эл вошел в него еще несколько раз и, кончив следом, тут же вышел, сев на кровати в поисках своих джинсов.

Лайт почувствовал, как тягучая сперма выходит из него, пачкая постель.

— Рьюзаки… — пробормотал Лайт. — А галстук?..

— Подожди, Лайт-кун. Пожалуйста, имей терпение.

Лайт вздохнул и закрыл глаза, едва не провалившись в сон. Вскоре он почувствовал, что его руки снова свободны.

— Давай, Лайт-кун, — поторопил его детектив. — Идем. После чашки кофе тебе должно стать лучше.

— Мне нужно быть на внушительном расстоянии от тебя, чтобы мне стало лучше — прошипел Лайт, собрав все силы, чтобы сесть прямо. Он бросил негодующий взгляд на Эла: — Это было так необходимо?

— Я так думаю.

— А я нет.

— В любом случае, уже слишком поздно, — пожал плечами детектив.

— Снова были проблемы с утренним стояком, верно? Теперь ты так с этим борешься? — съязвил Лайт, натягивая чистую рубашку.

— Как злобно, Лайт-кун.

— Так оно и было! — Лайт быстро застегнул рубашку, не глядя на Эла, затем надел джемпер.

— Ты сказал, что люди могут меняться, — вдруг сказал Эл.

— Это были просто бессмысленные разговоры во время секса.

— Правда?

— Да. Самые распространенные разговоры во время секса это глупые признания в любви, на втором месте повторение имени партнера в момент страсти. А у нас вот такие вот философские размышления.

— Люди могут меняться.

Лайт посмотрел на него через плечо, застегивая джинсы:

— Полагаю, что так.

— Мне кажется, ты изменился, Лайт-кун. Тогда, когда ты был взаперти…

— О, только не начинай по новой! — Лайт застегнул ширинку и потянулся к ремню. — Естественно, я изменился! Я был заперт в одиночной камере в течение пятидесяти дней! Повезло еще, что я не сошел с ума.

— Как ты думаешь, преступники могут меняться?

— Я не преступник, Рьюзаки.

— Я сейчас говорю не о тебе, Лайт-кун, — Эл наблюдал за каждым движением рук Лайта. — Я имею в виду преступников в целом. Некоторые меняются, приняв определенную религию и уверовав в Бога… Неважно, какими способами они приходят к этим изменениям, смысл в том, что они «меняются». Становятся хорошими людьми.

— Да, — Лайт осторожно пожал плечами. — И что?

— Так, значит, Кира не прав, убивая всех преступников без разбору? Может, он случайно убивает и тех, кто может осознать свою вину и встать на путь истинный? Но Кира отнимает у них эту возможность.

Лайт снова пожал плечами:

— Полагаю, что да.

— Но у тебя нет определенного ответа?

— Ну… Я не думаю, что Кира прав, Рьюзаки. И ты это знаешь. Но… Японская система правосудия имеет за собой право выносить смертные приговоры за тяжкие преступления. Таким образом большинство преступников, убитых Кирой, в любом случае ждала смерть.

— Так ты думаешь, что это правильно — убивать преступников?

— Нет же! — вспыхнул Лайт. — Это была констатация факта о том, что в Японии разрешена смертная казнь.

— Верно, — рассеянно кивнул Эл и склонил голову. — Я вознагражу Киру, когда однажды его поймаю.

Лайт даже вздрогнул:

— Ты говоришь это с такой… радостью, — тихо сказал парень. — Ты одержим, Рьюзаки.

— Радостью? — повторил детектив. — Возможно. Если Кирой окажешься ты, Лайт-кун, то… не думаю, что я буду этому рад.

— Но ты все равно отправишь меня на эшафот.

— У меня нет выбора.

Лайт слегка кивнул:

— Но перед этим ты засадишь мне в последний раз, да? — горько сказал Лайт. — Прежде, чем надеть на меня наручники и передать правосудию.

— Лайт-кун… — Эл молча смотрел на него с минуту или даже две, — …ты говоришь страшные вещи.

— Я говорю те страшные вещи, которые ты бы со мной сделал, — Лайт бросил на него холодный взгляд и подошел к тумбочке. — Я в самом деле думаю, что так бы оно и было.

Лайт вытащил свой бумажник, затем пересек комнату и поднял с пола свою старую порванную на воротнике рубашку.

— Ты сердишься на меня, — наконец сказал Эл.

— Ничего себе, гениальное умозаключение, достойное трех лучших детективов мира, — саркастически фыркнул Лайт и направился к двери. — А теперь пошли, ты недавно утверждал, что мне не помешает чашка кофе.

Эл пошел следом, волочась где-то позади, потерянный и погруженный в свои печальные мысли, в которых вертелись проценты и вероятности. Он пришел в себя только тогда, когда они оказались на кухне. Лайт открыл шкаф в поисках кофе.

— Могу ли я сделать его для тебя, Лайт-кун? — вдруг спросил Эл.

Лайт обернулся, удивляясь такому предложению. Неужели принцесса решила снизойти до таких холопских забот? Золушка, не иначе. Эл никогда прежде не делал ему кофе.

— Конечно, — Лайт отошел от шкафа и сел в глубокое кресло, положив бумажник и испорченную рубашку рядом. Он с интересом наблюдал, как Эл собирается готовить ему кофе. Это поистине редкое явление.

Но спустя пять минут он сам стоял у плиты, ожидая, пока вскипит вода. Эл никогда раньше не делал кофе и поэтому облажался.

— Я мог бы сделать его, Лайт-кун, — надулся Эл, забираясь с ногами на кресло.

— Я хочу попить кофе этим утром, а не в следующем веке, Рьюзаки! — резко сказал Лайт. — Если бы ты хотя бы изредка делал что-нибудь сам, то у тебя не возникло бы с этим проблем.

Эл вздохнул:

— Я пытался хоть что-нибудь для тебя сделать.

— О, только не дави на жалость, — закатил глаза Лайт. — Ты уже по шею погряз в яме вины, Рьюзаки.

— Красиво сказал, Лайт-кун.

Парень пересилил желание снова закатить глаза и просто поставил перед детективом чашку горячего кофе:

— Держи.

— Две минуты и сорок секунд, — отчеканил детектив. — Впечатляет, Лайт-кун.

— Заткнись, — Лайт снова опустился в кресло, потягивая свой кофе, прежде чем открыть свой бумажник.

— Что ты делаешь? — спросил Эл, наклонив голову набок.

— Зашиваю свою рубашку, — Лайт вытащил из кармашка крошечный швейный набор и отложил бумажник в сторону. — Это четвертая испорченная рубашка, Рьюзаки. Мое терпение на исходе.

— Зачем ты носишь в бумажнике швейный набор?

Лайт пожал плечами:

— Могу задать встречный вопрос, почему у тебя на запястье наручник, который соединяет тебя с подозреваемым, — пробормотал Лайт, с первого раза вдевая нитку в иголку.

— Это необходимость.

— Верно, — кивнул Лайт, не глядя на него. — Здесь то же самое. Необходимость.

Эл завороженно наблюдал, как Лайт умело работает с иглой, делая маленькие стежки.

— Ты очень хорошо шьешь, Лайт-кун.

— Это не сложно.

Эл быстро потерял к этому интерес и потянулся к бумажнику Лайта, принявшись с любопытством его разглядывать.

Фотографии, карты, несколько сотен йен…

Лайт поднял голову и заметил это.

— Рьюзаки! — с негодованием прикрикнул Лайт, выхватывая у него кошелек. — Не трогай мой бумажник!