— Я не накачивал тебя наркотиками, — мягко сказал Лайт и подался вперед, обнимая теплого Эла. Он хотел обнимать его до тех пор, пока тот с отвращением не оттолкнет его от себя, узнав правду. Эл опустил подбородок на плечо Лайта:
— Тогда объясни, Лайт-кун, что случилось?.. — пробормотал он. — Я болен?
Лайт промолчал. Он не знал, что на это ответить. Почему Эл не замечает изменений? Почему не спрашивает, почему на нем другая рубашка или почему нет наручников? Нет, Лайт точно должен сказать ему правду, но с чего начать?.. Как сказать человеку о том, что он мертв уже в течение трех лет и сейчас он не больше, чем труп с вживленным сердцем чужого человека?
Он просто не мог придумать, как объяснить Элу, теплому, любящему, нежному, что он — его убийца.
Эта кровать — их сказочное царство, внутри которого существуют два любящих друг друга человека. Это не должно быть местом страшной истины. Но в то же время это место было обителем лжи, где Эл неизменно обвинял его, а Лайт врал, что он не Кира. Иллюзия счастья.
Лайт толкнул Эла назад и, когда тот упал на спину, навис сверху. Он понял, что Эл не просто просил его признаться, он просил его уничтожить свой сказочный мир, не оставив в его жизни даже луча теплого света.
Может, это признание могло бы освободить Эла? Если их сказка закончится, Эл сможет наконец уйти?..
Может, это единственное, что можно сделать в их положении и только ради этого Эл принял в себя чужое сердце, решившись на адские муки. Но что потом? По плану Лайта, сердце Ниа должно было вернуть Эла к жизни, но…
Лайт смотрел на Эла, лежавшего под ним, и не знал, что делать. Признаться и потерять все? Или навлечь на себя гнев мертвого Эла?
— Лайт-кун, — сказал Эл, пытаясь сесть, — я думаю…
Лайт поцеловал его. Если он не даст Элу говорить, то тот не задаст вопросов, на которые пришлось бы отвечать. Это не могло показать детективу подозрительным, ведь сейчас ночь, а они в своем «царстве»…
Но Эл уперся руками в плечи Лайта и оттолкнул его. В черных глазах поселилось подозрение.
— Разве это не твоя рубашка, Лайт-кун? — спросил он, недоверчиво глядя на парня.
— Моя, — угрюмо признал Лайт. Он ожидал, что Эл заметит на себе чужую рубашку, но был зол, что тот завел разговор, прервав поцелуй. — Гляди, — продолжил он, подняв обнаженные запястья, — наручников тоже нет.
Эл посмотрел на свои руки, убедившись в его правоте, и снова перевел взгляд на Лайта:
— Прошу прощения, Лайт-кун, может это не мое дело, — ровно начал сыщик, — но, может, посвятишь меня в тайну и расскажешь, что тут происходит? Наручников нет, моя рубашка волшебным образом превращается в твою, и все это волшебным образом случилось в промежуток, который я, как ни странно, не помню, — он склонил голову.
Лайт отстранился и сел, сложив руки на коленях.
— А какой логический ответ ты бы хотел услышать, а, Рьюзаки? — выдавил он, упрямо глядя в сторону.
— Ну, я склоняюсь к тому, что ты снова подсыпал мне наркотики, — ответил Эл. — Несмотря на то, что ты это отрицаешь. Ты усыпил меня, украл ключ и снял наручники. А насчет рубашки… Могу заключить, что ты мог что-нибудь на меня пролить и, чтобы мне не было холодно, любезно переодеть в свою.
— Может, мне было скучно смотреть на твои одноцветные унылые рубашки.
— Неужели? — Эл приподнял бровь. — Во всяком случае, я думаю, что был под наркотическим опьянением.
— Это не так.
— Если это так, то ты понесешь наказание и целую неделю будешь снизу, — Эл коварно прищурился. — И если ты осмелишься сделать это снова, наказание будет намного жестче.
Лайт недоверчиво покосился на детектива:
— Ты так просто все это принял, — пробормотал он, прищурившись. — Ты только что предположил, что я напичкал тебя наркотиками, украл ключ, снял наручники и переодел тебя, да и вообще черт знает, что я делал с тобой, пока ты был без сознания, и ты даже не спросишь меня, правда это или нет? Ты настолько самоуверен?
Эл нахмурился, будто даже не рассматривал вариант того, что он мог ошибаться в своих выводах.
— Ну, конечно, я уверен в том, что говорю, Лайт-кун, — осторожно ответил Эл. — Я больше не вижу никакого другого логичного объяснения.
Лайт снова отвел взгляд. Эл просто не ищет другого объяснения. Он убедил себя в том, во что хочет верить.
«Я знаю, почему ты делаешь вид, что уверен. Ты просто не хочешь услышать правду…».
— Да, — тихо ответил Лайт, изучая ковер под ногами. — Ты прав…
— В моем заключении или в том, что нет другого логичного объяснения?
— И в том, и в том.
— Где наручники?
— В ванной, — спокойно ответил Лайт и протянул руки к рубашке Эла, застегивая последние пуговицы, чтобы тот не увидел свои ужасные швы на груди. — Я… схожу за ними.
Он поспешно встал и направился в ванную, надеясь, что Эл не пойдем следом. Вид ванной с разбитыми зеркалами вызвал бы нежелательные вопросы. Подобрав цепь, он вернулся обратно.
— Почему ты не оставляешь попыток сбежать, Лайт-кун? — задумчиво пробормотал Эл, забирая у него наручники. — Потому что ты устал от моей постоянной компании или потому что у тебя есть темные компрометирующие дела, которые ты не можешь делать в моем присутствии?
Вопрос, скорее всего, был риторическим, потому что Эл даже не смотрел на него, перебирая пальцами холодные звенья цепи.
— Тогда, — продолжил Эл, взглянув на Лайта, — если ты такой коварный, то я вынужден принять меры, — Эл защелкнул один наручник на запястье Лайта, а второй на столбике в изголовье кровати. На бледном лице играла улыбка. — Теперь ты останешься здесь, Лайт-кун.
Лайт издал побежденный вздох:
— Ну, выходит, что так, — он снова отвел взгляд. Было больно видеть эту счастливую улыбку, зная, что скоро на ее место придет гримаса презрения.
— Что случилось, Лайт-кун? — спросил Эл, наклоняясь к нему и заглядывая в карие глаза. Он положил руки на плечи Лайта, как в старые времена. — Ты какой-то… отрешенный. Тебе нехорошо? Ты чем-то расстроен?
— Нет, я… Я в порядке.
— Хорошо, — Эл чуть наклонился, целуя Лайта в шею. Он все еще стоял за его спиной, и руки соскользнули с плеч, пройдясь ладонями по груди, плоскому животу и остановившись на пряжке ремня. — Прости, я не хотел тебя расстраивать, но срывать твои коварные планы — моя работа.
Лайт ничего не ответил, позволяя завалить себя на постель.
— Во всяком случае, — продолжал Эл, нависнув сверху, — я рад, что ты не сопротивляешься. Я уверен, что ты согласишься с тем, что твое наказание справедливо, да и я, честно говоря, сегодня не в том настроении, чтобы с тобой бороться, Лайт-кун. Занятие любовью не должно быть агрессивным, оно должно быть нежным.
От каждого его слова Лайту становилось только хуже. Что делать? Испортить такой момент чудовищным признанием или обмануть старого Эла? Нужно всего лишь перестать лгать, но это было ужасно тяжело. Но что, если Эл сам не спросит? Тогда это не будет ложью. Соврать и не сказать правду — разные вещи.
Если нет повода лгать, то и нет повода говорить правду.
Лайт просто поплыл по течению. Эл в самом деле был нежен. Лайт не возражал против того, чтобы быть снизу, напротив, он был счастлив и совершенно не чувствовал дискомфорта. Эл двигался плавно, то и дело наклоняясь для поцелуя. Мягкие черные волосы щекотали шею и щеки. Лайт чувствовал внутри коктейль из удовольствия, смешанного с болью и угрызениями совести… И он понял.
Понял, что Эл, настоящий Эл имел в виду.
Все это было иллюзией. Вдохнуть жизнь в труп детектива не означало полностью вернуть его к жизни. Доставая сердца, Лайт ничего не менял. Он не мог переписать историю и изменить прошлое. Этот Эл… не любил его. Он любил версию того Лайта, который жил три года назад и который, по сути, тоже мертв.
Эл был прав. Так не могло продолжаться дальше. Рассказать Элу всю правду — единственное верное решение. Эл должен любить его за то, кто он есть, а не за то, кем был. Он должен любить его несмотря ни на что.
