Лайт не был трусом и отнюдь не боялся Эла. Возможно, детектив своим вмешательством в свое время усугубил ситуацию. Кто знает, может совсем молодой юноша, нашедший на улице Тетрадь Смерти, вскоре бы перегорел своей идеей, если бы в игру не вступил такой соперник, как Эл, возбуждая в нем азарт.

Или сейчас, возможно, Лайт хотел отступиться от своей цели, но Эл, бродящий вокруг, был напоминанием о том, что сдаться — значит признать поражение перед своим врагом. С того самого момента, как сердце Линда Л. Тейлора остановилось, Лайт поклялся, что не успокоится, пока не победит того, кто так просто умудрился его одурачить.

Эл всегда стоял у него на пути. Что сейчас, что в прошлой жизни.

Лайт сходил с ума от скуки в своей старой жизни. Он скучал, потому что школьная программа давалась ему слишком просто, скучал, потому что «друзья» постоянно сменяли один другого, потому что Лайт не выдерживал их разговоров об аниме, девчонках, манге и тому подобном. Именно поэтому он не бросил свою цель как Киры. Потому что судьба подкинула ему такого человека, как Эл, с которым никогда не приходилось скучать.

Эл избавил его от скуки.

— Я не знаю, почему люблю тебя, — сказал он Элу.

Ложь. Он знал почему. По той же причине, по которой Эл любил его самого. Они идеально дополняли друг друга. Два холодных, расчетливых механизма, к которым никогда не подходили другие провода, нашли друг друга и завершили цепочку сложных процессов, слившись воедино. Шестеренки, прежде пылившиеся без дела, оживленно закрутились, наращивая мощность. Никогда прежде не тронутая машина внутри мрачного детектива завелась, по венам искрами разливался ток, мчась прямо к сердцу, и когда энергия достигала цели, на бледном лице вспыхивал румянец, а глаза загорались, когда в поле их зрения попадался Ягами Лайт, механизм которого работал абсолютно идентично.

Но мощность внутри Лайта была недостаточной, чтобы позволить его сердцу смягчиться, вынося смертельный приговор. Произнося страшную просьбу Богу Смерти, он был как никогда решителен.

Они враги. Играя в друзей или любовников, они всегда оставались врагами, и оба это знали.

Эл поступил бы точно так же. Лайт был уверен, что найдись неопровержимые доказательства его вины, Эл непременно отправил бы его на эшафот. Они любили друг друга, но в этой игре слишком много стояло на кону.

Оба понимали, что их чувства друг к другу никогда не были определяющим фактором. Игра зашла слишком далеко, чтобы думать о любви.

Кира был чудовищем, барьером, стоявшим между Элом Лоулайтом и Ягами Лайтом, но ему было плевать.

Всё это было ради человечества. Две пожертвованных судьбы во имя всего мира.

Так думал Ягами Лайт.

***

Выйдя из душа, Лайт посильнее затянул пояс на синем халате и опустился на край постели, вытирая полотенцем влажные волосы. Сидя на этой кровати, он невольно вспоминал фрагменты прошлой ночи.

Судорожно вздохнув, он выпустил из рук полотенце, которое упало на пол. Влажные каштановые волосы завесили лицо, стекая по затылку под махровый халат. Закрыв глаза, Лайт откинулся назад и, повернув голову, прижался щекой к прохладной ткани простыни, на которой еще вчера задыхался его детектив. Он чувствовал приятный запах, который вдыхал столько ночей подряд. Всё это осталось лишь в памяти.

Так хотелось все вернуть. Он мог позвать Рюка и выторговать в обмен на яблоки новое сердце для Эла, чтобы продлить время, когда они могут быть вместе. Он мог бы снова солгать, что этим вечером его очередь быть снизу, что сегодня выходной и никого из следственной группы не будет. Он мог лгать снова и снова, чтобы эта мука продолжалась. Чтобы он зарывался пальцами в густые черные волосы, кусал, целовал, отдавался без остатка, глядя на себя в отражении больших зеркальных глаз…

Лайт поджал губы. Соблазн позвать Рюка был слишком велик. Перед глазами отчетливо встало бледное лицо мертвого детектива, который с мольбой в голосе просил больше не возвращать его к жизни. Никогда прежде он не просил ничего так искренне.

Попросил и ушел. Ушел, оставив Лайта одного в пустой комнате наедине со своими мыслями.

С того самого поцелуя, спровоцированного злостью и обидой, Лайт не мог думать ни о чем другом. За каждый момент истинного счастья приходилось платить страданиями.

Лайт не мог перестать думать об Эле. Его покрасневшее лицо, влажный лоб, волосы, рассыпанные по подушке, и громкие стоны… Лайт сглотнул, чувствуя подступающий жар.

Прежде, чем он успел сообразить, что произошло, было уже слишком поздно. Привстав на локтях, он заметил внушающую выпуклость под халатом.

Лайт был подавлен от мысли, что он разучился владеть своим телом. Он мог врать с каменным лицом, мог убивать, сохраняя всё ту же маску, но когда дело касалось Эла, его либидо приходило в неистовство.

Сейчас он больше всего боялся, что Эл решит нанести неожиданный визит. Кто знает, когда в эту пустую голову придет идея отомстить за свои страдания. Собственно, вариантов решения было только два: подождать, пока все пройдет само, следуя старому доброму методу Эла, или просто позаботиться о себе самому, быстро избавившись от проблемы.

Лайт провел несколько мучительных секунд, взвешивая все за и против, и наконец пришел к выводу, что если не помочь себе сейчас, то уснуть будет просто нереально. Решение очевидно.

Оглядевшись и проверив комнату на наличие любопытных шинигами, он медленно распахнул халат, обнажая источник всех проблем. Закрыв глаза, он откинул голову назад и обхватил крепкий член кулаком. Он задышал чаще, снова и снова слыша в голове ласковый голос Эла, зовущий его по имени. Не Кира, не треклятый Лайт-кун, а просто Лайт. Так просто и нежно, что приятное тепло разливалось где-то глубоко внутри.

И не было никакого Киры, не было Богов Смерти, тетрадей, преемников, только мягкий звук его имени, срывающийся с бледных, искусанных губ. Лайт представлял, как размашисто двигается в нем, вбивая тощее тело в матрас. Было приятно, безумно приятно. Удовольствие ослепляло, Лайт протяжно застонал, в глазах потемнело, а в следующую секунду все, что он увидел, был серый потолок и что-то вязкое, стекающее с руки на живот.

Лайт устало вздохнул и выпрямился. Хотелось закрыть лицо руками и завыть от отчаяния, но на руках все еще были следы его слабости. Лайт был подавлен. Заболела голова, стуча по вискам и давя на глаза. Чертов Рюк, это все-таки было болезненно.

Лайт пожалел, что обменял половину своей жизни. В целом ничего не изменилось, и глаза казались бесполезными. Если бы не отчаянная потребность в именах Мэлло и Ниа, он никогда бы так не поступил. В любом случае, не пожадничай он и выкупи глаза в прошлой жизни, смог бы прожить дольше, вовремя устранив преемников.

Только эта мысль сейчас и успокаивала.

Покачав головой, он небрежно вытер руку о халат и откинул волосы назад. Повесив халат на крючок, он быстро натянул нижнее белье и забрался под одеяло. Закрыв ноющие глаза, Лайт потянулся к ночнику и, щелкнув кнопку на переключателе, погрузил комнату в темноту.

Спустя примерно двадцать минут дверь спальни тихо скрипнула, впуская в комнату полосу бледно-желтого света от коридорной лампы. Этого было достаточно, чтобы Лайт сонно заворочался, но не проснулся.

Однако, когда матрас немного просел под чьей-то тяжестью, Лайту пришлось проснуться. Что-то холодное коснулось его ноги, а затем медленно провело ледяным пальцем по спине, заставив парня дернуться и резко выкинуть руку в сторону выключателя. Лампа загорелась, заливая спальню мягким светом.

Эл, ухмыляясь, смотрел на Лайта из-под одеяла. Он был похож на ребенка, спрятавшегося в импровизированном домике.

— Не смешно, — прошипел Лайт, чувствуя, как все еще неистово бьется сердце. — Убирайся.

— Хм? — Эл удивленно склонил голову. — Странно, ведь прошлой ночью ты буквально силой втащил меня сюда.

— Тогда все было по-другому! — выдохнул Лайт. — Ты был другим…

— Какой ты непостоянный, Лайт-кун. Одной ночью я тебе нравлюсь, а другой ты выставляешь меня из комнаты, — вздохнул Эл, позволяя одеялу соскользнуть со своей головы. — Это очень странно. Но, возможно, мне бы показалось это намного страннее, если бы я не замечал этого в тебе раньше, Лайт-кун.