— Возможно, но… большая часть алхимии происходит от химических экспериментов, исследований и теорий, так что по сути она та же самая наука, только незаконная.
— Ты не понял, что я имел в виду, Лайт-кун.
— Ну так объясни.
— Алхимия происходит от человеческой жадности, — мягко сказал Эл. — Ты ведь знаешь две основные цели алхимии: создание золота и поиск способа, чтобы обмануть смерть. За это алхимики рисковали своими жизнями. Богатство и альянс со смертью занимали в их сердцах даже больше места, чем самая страстная любовь.
— Ты думаешь… что способность возвращать мертвых к жизни… это просто жадность?
— Всё не так просто, — покачал головой детектив. — Человеку свойственны эмоции, например страх смерти, горе, скорбь по ушедшим. Когда я сказал, что жадность доминирует над любовью… Возможно, ты неправильно меня понял. Если бы у человека была возможность вернуть свою погибшую любовь к жизни, он непременно бы ей воспользовался, нарушая все законы природы. Это эгоистично, и за него говорит жадность. Люди хотят контролировать все, что им неподвластно. Помнишь наши разговоры о желании? Желание доминирует над всеми факторами и делает нас слабыми.
— Я не…
— …Согласен? — Эл, не мигая, смотрел на Лайта. — Ты и не должен. У каждого из нас свое мнение на этот счет. Но давай рассмотрим себя в качестве примера. Что мы творим? Мы хотим, мы желаем, чтобы эти отношения продолжались, несмотря на то, что они не несут ничего, кроме боли. У нас не будет счастливого конца, мы знаем это, но все же не делаем никаких попыток все это прекратить. Почему? Потому что нами управляет желание.
— Тогда, можно сказать, что это слабость, а не жадность, — едва слышно предположил Лайт и уже чуть громче добавил: — Я имею в виду, возвращение к жизни человека, которого ты любил…
— Я бы не назвал это слабостью, — покачал головой Эл. — А вообще… Ты поднял серьезную тему, Лайт-кун. Золото и жизнь ценнее любви, но в то же время любовь — самая мощная вещь в мире. Она заставляет воров, убийц и самых последних людей общества жертвовать своими жизнями ради того, кого они любят. Любовь может исправить преступника или, наоборот, сделать из нормального человека чудовище. Любовь может как спасти, так и добить. Даже после смерти человека, любовь оставляет в сердце любящего огромную рану, заставляя страдать. Люди были бы намного сильнее, если бы не существовало любви, но в то же время с уверенностью могу сказать, что без любви мир был бы намного хуже, чем сейчас, потому что иногда… любовь — это единственное, что заставляет жить дальше.
Лайт грустно усмехнулся:
— Иногда ты бываешь очень сентиментальным, — отметил он.
— Думаешь? — фыркнул детектив.
Лайт не успел ничего ответить, когда Эл настойчиво потянул его на себя и лицо Лайта оказалось в нескольких сантиметров от лица Эла. Он видел перед собой черные глаза, в которых, словно в зеркале, отражался сам Лайт. Он на мгновение замер, разглядывая живые, блестящие глаза, а затем порывисто подался вперед, впиваясь в теплые губы. Эл, казалось, только этого и ждал. Обвив руки вокруг шеи парня, Эл с готовностью отвечал на поцелуй. Лайт совсем забыл, каково это — вместо льда и яда чувствовать тепло и сладкий шоколадный вкус.
Лайт немного отстранился, переводя дыхание, но уже не мог себя остановить. Оседлав беспомощного детектива, Лайт наклонился, чтобы снова поцеловать его и запечатлеть в памяти каждое мгновение этой ночи. Эл приподнялся на локте, запустив пальцы свободной руки в густые каштановые волосы.
Лайт понимал, что если бы Эл был действительно жив, то он не придал бы значения этой ночи, ведь она была бы одной из многих, но не сейчас. Он помнил стеклянные безжизненные глаза, холодную кожу и маску полного безразличия, от которой становилось не по себе. Невозможно было поверить, что это один и тот же человек.
Лайт почувствовал, как по спине пробежали приятные мурашки, когда ладонь детектива легла на его затылок, притягивая еще ближе к себе. Лайт чувствовал себя так, словно умирает от жажды.
— Мы сами выбрали этот путь, — вдруг прошептал Лайт, мягко разрывая поцелуй. — Независимо от того, какой конец нас ждет — мы сами выбрали этот путь…
— Да, выбрали, — хрипло ответил Эл, садясь на постели. — Человек может делать выбор, зная, что тот его убьет…
— Это не имеет значения, — Лайт коротко поцеловал его в губы и спустился поцелуями к шее. Эл повернул голову в сторону и слегка откинул ее назад, позволяя Лайту делать все, что он захочет.
— Разве не имеет? — пробормотал Эл и прикусил губу, чувствуя, что начинает плавиться от удовольствия.
— Нет, потому что… Ты сам сказал, что любовь — единственная вещь, которая имеет значение…
— Я так не говорил. Конечно, не только она имеет большое значение. Есть еще справедливость, честность и нормы морали. Я всего лишь сказал, что любовь — самая мощная сила из всех.
— И все же, Рьюзаки… прямо сейчас, ты единственное в мире, что имеет для меня значение.
— Это потому, что ты хочешь секса, Лайт-кун, — сухо сказал Эл. — Но все же, ты прав. Наша любовь не будет иметь счастливого конца, но для нас это не имеет никакого значения.
Лайт задумался о том, стоило ли давать ему сердце Мацуды. Никогда прежде Эл не был таким сентиментальным романтиком. Это, конечно, лучше, чем бездушная холодная кукла, но все же…
Лайт почувствовал странную боль глубоко внутри. Он вдруг вспомнил, что скоро все закончится. Скоро Эл снова станет холодным и пустым, а Лайт будет всячески его избегать. Любовь и правда страшная сила. Она отказывалась умирать вместе с Элом, как бы Лайт ни хотел ее похоронить.
— Я люблю тебя, — пробормотал Лайт, нежно прикусив мягкую кожу на шее и спустившись к плечу. — Не говори, что веришь мне. Мне все равно, так это или нет, потому что я в любом случае люблю и буду тебя любить.
— Я знаю.
Лайт натянуто улыбнулся:
— Ты никогда не признаешься мне в ответ.
— Ты умный, Лайт-кун. Я уверен, что ты сам все понимаешь.
Лайт вздохнул и взял руку Эла в свою:
— А ты скажи, — Лайт склонил голову и осторожно поцеловал запястье детектива. — Я хочу услышать это.
— Я люблю тебя, Лайт-кун, — тихо сказал Эл. — Теперь ты счастлив?
Лайт снова улыбнулся и, перевернув руку Эла ладонью вверх, прижал ее к своей щеке, ласкаясь, словно кот.
— Да, Рьюзаки. Я счастлив, — детектив заметил, как тоскливо и грустно прозвучали эти слова.
— Люди такие странные существа, — задумчиво заметил Эл.
— Ты тоже человек.
— Иногда я в этом сомневаюсь, — вздохнул он.
— Мы можем это проверить, — немного раздраженно ухмыльнулся Лайт.
— Можем, — кивнул Эл.
Лайт знал, что это значит. Спустившись ниже, он быстро расстегнул пуговицу на джинсах Эла. Послышался громкий звук расстегиваемой молнии, и ненужные джинсы, вместе с нижним бельем, полетели на пол. Лайт заметил, что Эл был возбужден не меньше, чем он сам, но решил растянуть удовольствие.
Эл внимательно следил за каждым движением Лайта, когда тот, надавив на его грудь, заставил откинуться назад. Руки заскользили вверх по его талии, останавливаясь на пуговицах рубашки. Он расстегивал их мучительно медленно и, когда дошел до середины, скользнул руками под рубашку, касаясь теплой груди и ощущая под ладонью бешеное биение чужого сердца. Подняв глаза на детектива, Лайт заметил, что Эл покраснел, а блеск его глаз был затуманен желанием.
Ухмыльнувшись, Лайт опустился ниже, проведя ладонью по ноге Эла вверх, коснувшись внутренней части бедра. Он целовал его живот, спускался ниже и ниже, будто нарочно избегая истекающего смазкой члена.
Эл, казалось, начинал выходить из себя, толкнувшись бедрами вперед, буквально ткнув Лайта в лицо, явно намекая, чтобы тот заметил его проблему. Лайт почувствовал горячую каплю на своей щеке и, подняв голову, прищурился:
— Обязательно было это делать?
— Прости меня, Лайт-кун, — выдохнул Эл, — но ты ужасно медлителен.
— Это называется прелюдия… — проворчал он, хотя внутри понимал, что нарочно издевается над ним.