Стало понятным, отчего бесновался Зэфус, когда решил, что его любовник нашёл себе другого. Даже встретив Далию, влюбившись в неё, маг не мог отбросить чувства к Слаю. Эта его ревность, постоянно проскальзывающая в словах и действиях, будто он не мог определиться, с кем окончательно связать свою жизнь, была так очевидна. Да что Зэфус, Ниэль в самом себе не мог разобраться, как же ему относиться к Слаю? Кто он ему? Любовник? – Да. Источник еды? – Тоже да. И всё, больше он ему никто. Это было унизительно, но выбора не было, и приходилось мириться.

Ниэль тяжело вздохнул и повернул лицо к солнечному свету, льющемуся сквозь окно. Он его не видел, но чувствовал тепло. Шум в коридоре заставил подняться из кресла и пройти к двери, щёлкнув замком, Ниэль распахнул её и остался стоять на пороге.

– В чём дело? - спросил он в пустоту.

– Господин Ниэль, командир приказал в случае чего обратиться к вам.

– Что случилось?

– Узница барабанит в дверь камеры и требует позвать Каллина.

– Хорошо, я сейчас подойду, всё равно ваш командир ещё не скоро появится.

Солдат ушел, а Ниэль вернулся к креслу за оставленным там плащом. Одевшись, оглянулся в сторону сломанного камина, прислушиваясь – оттуда не доносилось ни звука. Постояв так некоторое время, юноша нашёл на столе канделябр и зажёг свечи – вдруг вернувшимся потребуется свет, – а потом уже вышел в коридор. Повозившись с замком, захлопнул дверь и положил ключ в карман. Теперь снаружи в библиотеку было не попасть, но изнутри можно было легко выйти. Отмерив расстояние от стены, достаточное, чтобы не натыкаться на оружие и доспехи, Ниэль зашагал вдоль холодного коридора. Вскоре он достиг лестницы и, спустившись вниз, вышел наружу.

Погода стояла чудесная – был небольшой морозец, так что капюшон плаща оказался без надобности. Постояв секунду, Ниэль сориентировался на звук голосов и направился в ту сторону, по мере его приближения голоса стихали. Не доходя, как обычно, метров пяти, юноша остановился и обратился к собравшимся:

– Что здесь происходит?

Один из десятников выступил вперед и, махнув рукой в сторону маленького окошка почти у самой земли, проговорил:

– Эта… арестантка чего-то там требует.

– Каллина?

– Да.

– Но его ведь сейчас нет. Может быть, она хочет ещё чего-нибудь? – Ниэлю вспомнились слова Слая при расставании.

– Воды и еды.

– Внизу есть кто-нибудь?

– Нет, часовые стоят снаружи у входа в подземелье – командир не велел никому находиться внизу.

– Понятно, – кивнул Ниэль.

Подняв невидящие глаза кверху, прислушался к чему-то, а потом позвал:

– Розалин, подойдите сюда.

Прятавшаяся за толпой солдат любопытная кухарка только разинула рот от удивления. Кто-то засмеялся над её растерянностью. Деваться было некуда, и Розалии приблизилась к Ниэлю.

– Звали?

– Да. Чем сегодня вы намеревались кормить солдат?

– Э… пшённой кашей с вяленым мясом.

– Хорошо. Тогда сходите в кладовую и возьмите там крупы и мяса, но только совсем немного, чтобы сварить лишь несколько маленьких порций каши. Запомните откуда что будете брать. Сварите всё это в разных кастрюлях – Завалке на пробу. Самое главное – запомните, что куда кладете, для того чтобы не перепутать. Возьмите с собой кого-нибудь из солдат или Тима, пусть внимательно следят и отмечают мелом или углем, откуда и что брали.

Согласно кивнув, женщина тут же бросилась выполнять приказ. За ней следом десятник отрядил пару солдат в помощь. Остальные, услышав слова Ниэля, радостно загалдели, предвкушая окончание голодовки.

– Расходитесь, – громко сказал Ниэль, – уверен, к заходу солнца вы получите еду.

Солдаты медленно разбрелись, а возле юноши остались только два десятника и пара караульных у входа в подземелье.

– Господин Ниэль, идёмте в тепло, – предложил один из мужчин, – нечего здесь мёрзнуть.

– Хорошо, идёмте, – согласно кивнул юноша, направляясь к кухне.

Вскоре все трое сидели на лавке, наблюдая за работой Розалин. Двое следили глазами, а третий чутко прислушивался ко всем звукам.

– Сколько будет порций? – тихо спросил Ниэль соседа слева.

– Четыре – они принесли три миски пшена и четыре куска вяленого мяса.

– Понятно, – кивнул Ниэль, – значит, одна миска пшена будет поделена между двумя кусками мяса. Не перепутают?

– Нет, – покачал головой десятник. – Мальчишка скрипит пером, записывая всё на пергаменте.

Ниэль кивнул, и все трое снова затихли. Вскоре вода на плите закипела, и Розалин принялась стряпать, а не отходивший от неё Тим, старательно обмакивая гусиное перо в висящую на бечёвке чернильницу, делал пометки в своих записях. Самое трудное оказалось даже не в том, чтобы не перепутать, куда что положили, а в том, чтобы удержаться от голодных восклицаний, когда потянуло вкусным варевом. Хоть люди регулярно получали свою часть пищи, но она была не слишком велика, чтобы не думать постоянно о еде. А сутки, проведенные вообще без крошки во рту, плавили волю людей, как огонь свечку.

Ниэль посидел некоторое время, прислушиваясь к урчанию в животах голодных соседей, а потом тихонько запел. Он вспомнил какую-то детскую песенку, петую им для своих маленьких племянников, когда те из-за чего-нибудь дрались между собой. Услышав первые же слова этой песенки, дети тут же забывали свою возню и собирались вокруг Ниэля, удивленно таращась на бледное лицо юноши. Они слушали, притихнув, и Ниэль не видел, как меняются их грязные злые слишком взрослые лица, становясь удивлёнными детскими мордашками.

В кухне сделалось тихо, слышно было только бульканье каши на плите и волшебный голос Ниэля. Песенка закончилась, и началась другая, а за ней – третья. Когда юноша всё же остановился, выяснилось, что слушателей значительно прибавилось: откуда-то появились служанки, хлюпающие сейчас носами и утирающие глаза платочками, солдаты и люди из сопровождения принца. Все они стояли в дверях и в коридоре, вытягивая шеи, чтобы лучше слышать.

– Ну как, готова каша? – спросил Ниэль, заставив всех очнуться.

Розалин всплеснула руками и бросилась к плите. Остальные не спешили расходиться, они с интересом разглядывали худого юношу, сидящего сейчас на скамейке между двумя десятниками и смотрящего куда-то поверх голов. Кто бы мог подумать, что этот, такой же как и они сами, простолюдин умеет так петь. Казалось, он своим голосом заставлял молчать небесный хор. Уж не за это ли принц сделал его своим приближённым? Точно за это, потому что парень был так худ, что навряд ли смог бы вызвать к себе другие чувства, кроме жалости.

По всему выходило, что Розалин хорошо держала свой язык за зубами, а караульные возле двери в комнаты близнецов и подавно – Каллин вызывал уважение у всех своих подчиненных, чтобы ослушаться его приказа молчать обо всём услышанном там и увиденном.

– Готова! – воскликнула Розалин.

– Тогда накладывайте в чашки, и пойдёмте в подземелье, – поднялся с лавки Ниэль.

Вскоре на подносе дымились четыре плошки с кашей. Голодные люди с тоской смотрели на эту еду, не смея даже заикнуться о том, чтобы им оставили хотя бы немного – все понимали, что еда могла быть отравленной. Ниэля и Розалин сопровождали оба десятника, по-видимому, самые доверенные люди Каллина. Миновав сменившихся уже караульных, все четверо стали спускаться вниз.

========== Глава 39. ==========

Камин в библиотеке давно прогорел и тихо остывал. За окном было темно. На столе догорала последняя свеча, от сквозняка огонёк её подрагивал, заставляя шевелиться тени на стенах и книжных полках. Было тихо, только иногда со двора доносились громкие голоса людей да из-под двери жалобный скулёж Снега. Из провала в полу послышались шаги, а следом возмущённый возглас Зэфуса:

– Эй, а куда это подевались кирпичи?! И как мы теперь поднимемся, а? Ни лестницы, ни верёвки, нам что, так и сидеть здесь?

– Зэфус, ты нас всех уже просто замучил своими придирками, – устало проговорил Канцлер, – хоть бы тебя кто-нибудь заткнул, что ли, а то уже просто никаких нервов не осталось, право слово.