Краем глаза уловив какое-то движение в стороне, он резко повернул голову и уставился на собственное отражение в висящем на стене зеркале. Надо же… Он уже и забыл… Но там был только он сам и никого и ничего больше: не было чувства, что за ним кто-то поглядывает, не было этого леденящего взгляда монстра из каждой зеркальной поверхности.
Он бы обрадовался этому, если бы его не снедало смутное подозрение, что из них двоих исчез именно он, а чудовище выбралось из зазеркалья и ходит теперь по земле вместо него. Ходит, рассказывает о боге, вздрагивает от прикосновений брата и пьёт содовую, которую он, Нейтан, терпеть не мог. А он умер уже давно, ещё тогда, в небе над Кирби-Плаза, оставшись зачем-то только эхом в теле и разуме кого-то чужого. Наверное, затем, чтобы ещё хоть как-то оберегать брата. От всего мира, и от этого чужого – тоже.
Гудки прекратились, и телефон отозвался холодным голосом Хайди.
Жизнь продолжалась.
* *
Ирландия всё также утопала в тумане, море облизывало скалы, звон часов на городской церквушке делил день на части, в порту царила извечная возня, работяги по-прежнему коротали вечера за уютными желтыми окнами разбросанных вдоль главной улицы пабов.
Кейтлин ничего не помнила, хозяйничала за барной стойкой и, как могла, приводила в порядок свой маленький мирок. Она скучала по Рикки и избегала каких-либо разборок. Улыбалась по вечерам клиентам, практически одним и тем же изо дня в день, в свободное время рисовала в подсобке, собирала монеты из разных стран и складывала их в шкатулку, стоящую внизу на полке под кассовым аппаратом.
Ту самую шкатулку…
Что именно произошло и как она вернулась из будущего, Питер так и не узнал, но, судя по всему, дело не обошлось без происков компании. Он разрывался между злостью за то, что это было сделано без него – и стыдом за то же самое.
Мысленные самоуверения, что он бы всё равно вернул её, раз это было возможно, утешали мало.
Признаться самому себе, что он пытается совершить эмоциональную подмену, он был не в состоянии, но то, что, наобум навязавшись сейчас Кейтлин, он обманет и её и себя, понимал.
Он был невидимкой.
Сидел за самым непопулярным столиком, а когда клиентов набилось столько, что заняли и его, перебрался в угол и просто смотрел, как Кейтлин порхает по кругу беспрестанных действий и по кирпичику выстраивает свою новую жизнь. Наверное, чему-то учился. Наверное, пытался понять, нужен ли он ей. И нужна ли ему она. Он что-то испытывал к ней, но не ощущал её ни своей возлюбленной, ни своей сестрой, ни просто кем-то близким. Там, в нём, всё ещё была чёрная дыра, и здесь, в нескольких метрах от девушки, рядом с которой он мог бы быть вероятнее, чем с кем-либо ещё, он как никогда остро чувствовал, что пока не разберётся с этой пожирающей его тенью, он никого не сможет сделать счастливым. Ему хотелось, чтобы у Кейтлин всё было хорошо, он хотел быть в этом уверен, но способен ли был стать полноценной частью этого «хорошо» – сомневался.
Она увидела его случайно, следующим утром, в той самой комнате, в которой когда-то вытирала с него кровь. В том самом укромном уголке, в котором они, бывало, целовались.
Приняла за заблудившегося в поисках туалета клиента, сначала немного испугавшись, но потом, убедившись в его безобидности, предложила кофе, и они неожиданно разговорились за столиком в пустом ещё пабе, запросто и шутливо, воскрешая в его памяти первые дни их знакомства, когда он был пуст и растерян, и мало чем отличался от новорожденного.
Благодарность и невозможность восполнить Кейтлин всё, что она для него сделала, сдавливали грудь и лишали непринуждённости. Противоречивое желание рассказать ей всё – и промолчать, оберегая её от новой боли, вспыхивало и гасло, терзая. Питер улыбался настороженно-заинтересованным взглядам Кейтлин, спрашивал о чём-то малозначимом, а сам мысленно выстраивал разговор о том, что произошло с ними в прошлом, о Рикки, о будущем и людях со способностями. Но потом смотрел на живость в её глазах, готовность идти дальше и без этих сомнительных знаний, и снова возвращался к милым пустякам.
Он ушел, так и не сказав ей ни одного обжигающего слова, не напомнив о себе, не рассказав, откуда у неё взялась та шкатулка и из-за чего погиб её брат. Видимо не всем, и не всегда, и не на все вопросы нужно знать ответы, и он убедился, что Кейтлин справляется и так. Что не нужно ничего говорить, не нужно ничего менять. Что без правды – она будет счастлива скорее.
Без правды и без него.
Было ли ему от этого хотя бы немного больно?
Наверное, но, продираясь через целую прорву стыда и тоски, связанных совсем не с Кейтлин, Питер признавал – и он без неё тоже…
====== 69 ======
Для Трейси Штраус понятие счастья было очень тесно связано с её карьерой.
Округ Колумбия, Вашингтон, поле действия политических игрищ – этот город был точкой концентрации того, к чему она стремилась всю свою жизнь. Стремилась не из самых худших побуждений, но не самыми лучшими способами, впрочем, не столько подлыми, сколько грешными. Как и все люди, она была рождена непорочной и, учитывая барьеры, которые ей приходилось преодолевать, и планку, которую ей удалось достичь, она и сейчас была практически образцом чистоты, доброты и определённых принципов. Была бы и без оговорок, но ей хотелось от этой жизни слишком многого и как можно раньше, а её внешность и гендерность не подразумевали на выбранной ею стезе лёгких путей.
Нет, она не хотела быть президентом Соединённых Штатов, она всего лишь хотела максимально контролировать жизнь. Поначалу только свою, но затем, в довольно юном возрасте поняв, что либо ты, либо тебя – то и чужие.
На сегодняшний день она считала, что добилась уже очень многого, из никому не нужной, практически невидимой бессемейной замухрышки превратившись в настоящую леди, которую никто бы не заподозрил в отсутствии прилично-типичного детства и влиятельных родственных связей. Она научилась использовать свою внешность для первого впечатления, а ум – для последующего, и хорошо различала, какая должность имеет лишь громкое название, а какая – реальную власть.
За спиной её называли ледяной королевой, она была помощником губернатора, и сейчас перед ней было открыто уже достаточно дверей для того, чтобы она, помимо извечной борьбы, научилась ещё и наслаждаться тем, чего уже добилась.
Интимная связь со своим работодателем была для неё не столько залогом его лояльности, сколько довольно качественным суррогатом любовных отношений. Губернатор был вполне симпатичен, зрел, но не стар, и вкладывал в их связь не больше и не меньше смысла, чем она сама.
А ещё он прислушивался к ней, и это было одним из главных его достоинств.
- Только не говори, что ты передумал!
- Я понимаю, что мы хотели рискнуть, но Петрелли как заряженный пистолет! Ты уверена, что выбрав его, мы точно получим, чего хотим?
Появление на горизонте нового молодого и уже популярного лица в момент кончины одного из старейших членов сената было весьма своевременным и, с радостью поддержав накануне эту, высказанную самим губернатором, мысль, Трейси искренне недоумевала, что заставляло того сейчас сомневаться.
- Да. Будущее. Того, кто многим тебе будет обязан.
- Он не проверен. Ему нельзя доверять.
Она подавила раздражённый вздох.
- Его уже избрали в Конгресс! В самом популярном округе в штате!
- А он от этого поста отказался! Думаешь, пресса об этом не вспомнит?
- Если их отвлечь – да! Его брата застрелили. Он чуть не умер. Но при этом выжил. И кого наш конгрессмен благодарит за это чудо? Бога!
- Бог и политика. Опасная комбинация.
Ну почему чем выше они забираются, тем трусливее становятся?
Вашингтон – город параноиков…
- Может и так, но все СМИ сейчас сконцентрированы на нём, и правые его обожают, что удачно подходит вашим приоритетам.
- Да, сейчас они его обожают…
Остановившись перед дверьми, за которыми уже ожидали губернатора, Трейси тронула его за локоть, прерывая речевой поток сомнений и заставляя обратить на себя особое внимание: