- Это? – Питер вдруг осмелел. – Ты о поцелуе? Нууу… это было….

Нейтан деланно ужаснулся, приняв провокацию:

- Только давай без подробностей, – потом покачал головой, – Господи, Пит… ты мой младший брат. Ты можешь целоваться с кем хочешь, но я, кажется, ещё не готов знать об этом до мелочей.

- Да ничего толком и не было. Этого вообще не должно было произойти, он ведь с Эшли. А мы с ним – мы друзья, а это – случайность…

Несмотря на убеждающие нотки в голосе брата, Нейтан не смог не заметить его горечь. Тот совсем скатился в бормотание, но потом вдруг рассмеялся:

- Знаешь, почему он сейчас ушёл? Я назвал его твоим именем! В смысле, не когда мы… ну… а потом. Я просил его уйти, а он всё не хотел уходить, а я возьми и ляпни. Нечаянно!

Братья переглянулись, и взорвались оглушительным хохотом. Пытаясь прорваться сквозь смех, Питер с трудом добавил:

- Теперь понимаешь, почему все зовут меня придурком?

- Я теперь понимаю, почему он чуть не прострелил меня взглядом, когда сбегал от тебя!

* *

- Ты точно уверен, что всё в порядке, – Нейтан сидел на столе в комнате брата и с беспокойством смотрел на него – тот бродил по комнате, собирая вещи – воспользовавшись тем, что все в сборе, они всей семьёй решили съездить на побережье.

Питер остановился и оглянулся на него.

- Конечно. Что у меня может быть не так? Вот вернёмся, начну учиться, встречу где-то там необыкновенную девушку…

- Всё-таки решил выбрать медицинский?

- Без вариантов, – чувствовалось, что это давно было темой преткновений.

- Отец ещё надеется тебя переубедить.

- Я не буду жить чужой жизнью, – Питер привычно разволновался, – я чувствую, что у меня есть какое-то предназначение! Что-то ждёт меня там, впереди, и медицинский университет – это то, что меня туда приведёт.

Нейтан вздохнул.

- Ты всё же убьёшь когда-нибудь отца.

- Ничего, пока у него есть ты – мои странности он переживёт, – проворчал Питер, и грубовато добавил, – главное, доживи до окончания контракта с ВВС.

- Ты так уверен, что я его не продлю? – Нейтан заинтересованно посмотрел на брата.

- А ты продлишь? – вдруг распалившись, спросил тот.

- Посмотрим... – Нейтан тоже завёлся от реакции брата. Он понимал, что тот просто боится за него, но то, что из-за этого страха он не видит его мотивы, раздражало и расстраивало его, – ты не думал о том, что не только у тебя может быть предназначение?! Я тоже хочу делать что-то особенное, и пока что именно там, в небе, в самолёте, на этой грёбаной войне я чувствую, что делаю что-то значимое!

- Прости, я всё знаю, ты самый лучший, лучше меня, такой, каких не бывает, но, Нейтан, если ты… если с тобой…, – Питер замолчал, боясь даже сказать это, и сорвавшимся голосом прошептал, – то мы этого не переживём.

Нейтан молча посмотрел на него, не зная, что на это ответить.

По большому счёту, они всё понимали, оба видели все свои страхи, все свои стремления, оставались лишь сущие пустяки – не только принять эти свои разные пути друг друга, но и смириться с ними.

- Я планирую подать документы в юридический, – наконец, признался Нейтан. Отец давно убеждал его, что это лучшее применение его способностям, но ни месяц, ни неделю, ни пять минут назад Нейтан ещё не был уверен в этом на сто процентов. А теперь, кажется, решился.

Питер облегченно обмяк рядом с ним, тоже присев на стол:

- Это будет здорово! – и, мечтательно уставившись в потолок, прибавил, – мы будем суперменами, нас будут звать Доктор и Адвокат, и мы оба будем спасать людей.

Нейтан только закатил глаза.

Интересно, его брат хоть когда-нибудь повзрослеет?

====== 11 ======

Нейтан стал помощником окружного прокурора.

Питер – медбратом.

Всё было не совсем так, как они себе это представляли. Жизнь, позволив каждому из них сделать собственный выбор, окутывала, опутывала, тянула вперёд, подтачивала камушками-преградами, подталкивала крутыми уклонами, увлекала новыми изгибами.

Цели оставались теми же, но уже не застилали собой весь небосвод. Отсутствие каждодневной борьбы за них открывало для братьев возможность для маневров. И они шли, они продолжали двигаться – не потому что надо, а потому что иначе не могли, но, как большие корабли обрастают в длинных путешествиях водорослями, так и они, чем больший путь проделывали, чем больше позволяли себе отклоняться, тем больше обзаводились новыми переменными, знакомствами, важными делами, мелкими хлопотами. Всё это влияло на них, увеличивало трение об обстоятельства, мимо которых раньше бы они прошли, даже не заметив, и снижало скорость.

Это был в некоторой степени замкнутый круг, но у каждого из них оставался компас, неизменно возвращающий их на исходный курс. Один на двоих компас. Ведущий обоих к выбранными ими полюсам. Отправляющий одного на север, а другого на юг.

Этим компасом были они сами.

Они встречались теперь едва ли не реже, чем раньше, когда, в разных концах планеты, Нейтан летал, а Питер учился быть обычным человеком.

Но когда всё же встречи происходили – это всегда были маленькие столкновения, встряски, сдёргивающие зашоренность, оголяющие реальность – не ту, на которую они смотрели замыленными взглядами, а ту, на которой строились смыслы их жизней. Всегда полезно посмотреть на дело рук своих с чужой точки зрения, но не любую ты можешь принять. Друг с другом они заходили так далеко, как ни с кем больше. Другим не позволяли. Себе – да. Могли заспориться до того, что младший – тишайший в обществе юноша – начинал сносить руками предметы, а старший – хладнокровие и благородство – кричать и жмуриться от гнева всем лицом. Тем крепче потом обнимались и дольше хлопали друг друга по спинам. Редко расходились, хлопнув дверью. Чаще – с лёгкими пикировками и внутренним умиротворением.

Сталкивались – обтирались бортами – и разбегались с обновлённым ощущением своих предназначений.

* *

Но в основном их жизни сейчас протекали параллельно.

Питер спокойно поступил, спокойно учился, и даже родителям противостоял вполне мирно, умудряясь умещать в себе прежнего младшего примерного сына, искренне любящего маму и папу, и всегда готового поболтать с ними при встрече на не скользкие темы – и упрямца, чересчур увлекающегося разной «идеалистической чушью», и готового вспыхнуть от любых нападок на неё.

У Нейтана, когда он демобилизовался, напротив, всё завертелось. Война придала ему ещё больше внутренней уверенности – там он точно знал, что правильно, а что нет. Он сам принимал решения – в том числе и за чужие жизни, не оглядываясь при этом ни на какие другие авторитеты – и эти решения почти всегда оказывались верными. Ему теперь казалось, что он лучше понимает отца. Тот по-прежнему оставался для него мерилом действий и поступков, но уже не каждого мелкого шага, а чего-то большего, глобального, в том, в чём у сына не было собственного опыта.

И он закончил юридический.

Он стал помощником прокурора.

И он женился.

Хайди была чудесной. Милой, красивой, здравомыслящей. Нейтан выбрал её, потому что пришла пора вступать в брак, а она, по счастливой случайности или повелению отца – почти неважно – оказалась рядом. В нужное время, в нужном месте, и именно такая, какая была ему нужна. Пожара не было, но ему он и не был нужен, Нейтан скорее испугался бы его, памятуя об истории прошлых лет. К жене же он с самого начала относился с большой нежностью и уважением, принимая её как достойную спутницу на своём большом амбициозном пути. Она платила ему тем же. Все были довольны. С детьми затягивать не стали, и вскоре в их семье с разницей в два года появились два славных мальчугана, Монти и Саймон, которым он стал совсем не таким отцом, каким был его собственный. Может быть, не лучшим, но зато они точно знали, что он любит их безо всяких условий. Хайди расцветала, становясь по-настоящему эффектной женщиной, и Нейтан гордился своей семьёй, с облегчением думая о том, какое счастье, что их минуют любые бури, и с каждым годом уверяясь, что страсть скорее разрушитель отношений, нежели её катализатор. Без страсти было спокойнее, в её отсутствие он чувствовал себя неуязвимым.