Он пришёл в себя только от окрика Кейтлин, когда лицо человека, пришпиленного к стене и не имеющего возможности дышать, уже начало бледнеть.

И только тогда, растерянно моргнув, он ослабил хватку.

* *

Так кто же он?

Теперь Питер не был уверен, что так уж хочет это знать. То, что произошло, испугало его до такой степени, что теперь в каждой пустующей клетке его памяти ему мерещились монстры. Он чуть не убил человека и, скорее всего, сделал бы это, если бы не Кейтлин.

Он едва научился различать, что нормально, а что – нет; чувствовать, что хорошо, а что плохо, но сам же перевернул все свои кое-как нагроможденные представления об этом мире вверх ногами.

Как он мог делать что-то, что сам считал ужасным? Что его вело? Рефлексы? Прошлое, лишённое фактов, но сохранившее навыки?

Возможно ли такое, что в прошлой жизни он был убийцей?

И если это так – то нужна ли ему такая жизнь?

Рикки, ещё не отошедший от стресса и заливающий его доброй порцией виски, благодарный и раздобревший, слегка запинаясь, торжественно принял хмурого Питера в братство и в знак своей абсолютной искренности вручил ему шкатулку.

Не подозревая, что именно сейчас эта шкатулка, на которую Питер ещё несколько часов назад смотрел с таким желанием, была самой пугающей для того вещью.

Кейтлин не верила в его ужасное прошлое и верила в его добрую душу. Она не считала, что он должен бояться открыть коробку, но, коснувшись его, лежащей на шкатулке, руки, сказала, что если Питеру нравится кто он сейчас, то он может так всё и оставить.

Её рука была тёплой и обнадёживающей, а глаза честными и обещающими.

И, осторожно притянув Кейтлин к себе, Питер поцеловал её.

* *

Однако убежать от прошлого оказалось не так просто.

Вне зависимости от того, насколько сильно Питер стремился стать частью мира Кейтлин, и её брата, и этого городка с его доками, пабами и дождями; как бы ни отворачивался от шкатулки всякий раз, когда на неё падал его взгляд; как бы ни старался не использовать свои способности – прошлое маячило за ним туманной тенью, словно ожидая, когда он снова оступится, потеряет контроль при встрече с очередным «неизвестным» – а таким неизвестным у него сейчас было почти всё – и тело не спросит его позволения, и снова прижмёт кого-нибудь к стенке, перекроет кислород, запустит молнию, или сделает что-то ещё, новое, ещё худшее; и убийца, живущий в нём, перестанет сдерживаться той призрачной добротой души, что видела в нём Кейтлин, прорвёт оборону, разбудит память, и больше его уже ничто и никто не остановит.

Даже Кейтлин.

Иногда ему казалось, что всё это – лишь сон.

Причём сном казался не городок и его обитатели – они были как раз более чем реальны, а он сам – лишённый памяти, умеющий делать какие-то немыслимые вещи, и даже внешне отличающийся от других. Другие жесты, походка, мимика, манера речи. Всё это, в сочетании с тем фактом, что его нашли в контейнере, прибывшим с другого континента, объяснялось очень легко, но и в теорию сна это укладывалось легче некуда.

Кейтлин шутя называла его инопланетянином, а он сам порой с отрешенностью думал, что запросто может однажды взять и, взобравшись на какую-нибудь крышу, или вышку, или скалу, шагнуть в очередной утренний туман и раствориться в нём, не достигнув земли. И дрогнут стрелки на мировом хронометре, и все забудут о безымянном парне, словно его никогда и не было. Кейтлин проснётся, нахмурится, попытавшись удержать ускользающий сон, но упустит его, и отправится в паб брата. Увидит там шкатулку, удивится её содержимому – если оно вообще там есть – и, выбросив его, оставит себе коробку под всякие безделушки.

Или выбросит и её. И больше никогда не будет никого уговаривать – с флиртующей улыбкой и потаённым страхом – подсмотреть подсказки о самом себе. Не будет с кокетливым сожалением и скрытым облегчением встречать отказ и позволять утаскивать себя в укромный угол и целоваться там за закрытой дверью.

Она видела больше, чем позволял себе озвучивать Питер. Видела его раздрай и страх перед прошлым. Страх перед тем собой, которым он мог оказаться.

И, не разделяя этот его страх, желая помочь ему преодолеть это раз и навсегда, она уговаривала его иногда открыть шкатулку.

Несмотря на другой, личный свой страх.

Она знала, что Питер не злой.

Но она боялась, что он чужой.

Чужой друг, чужой брат, чужой любовник.

Боялась, что вскрытое прошлое никуда его не отпустит, утянет в свои старые, наверняка очень важные, дела, заберёт обратно вместе со всеми его способностями, доброй душой и умопомрачительными глазами.

Потому что будь она на месте того прошлого, она бы никогда и никому Питера бы не отдала.

И когда он прерывал её уговоры, с особой настойчивостью приникая к её губам, она никогда не продолжала настаивать. Даже зная, что рано или поздно, но Питеру придётся встретиться с этим запертым в коробку прошлым.

* *

Прошлое не стало ждать, пока он откроет шкатулку, и нашло его само.

В виде молодой американки, бродящей в доках между контейнерами в поисках одного особенного парня. Она рассказывала всем, что работает на одну компанию, которая не хочет, чтобы с этим парнем что-то случилось. И она казалась безобидной.

То, что кто-то рано или поздно укажет на паб, было делом времени, и вряд ли слишком долгого.

Но Питер не желал быть найденным.

Рикки отлично это понимал, как и то, что его гость неровно дышит к Кейтлин; как и то, что он им теперь совсем не гость; и как и то, что какая-то там американская блондиночка, лично его, ирландского здоровяка, уж точно не напугает!

Поэтому он убедил Питера взять Кейтлин и отправиться к ней домой, и лучше не говорить ничего сестре о собирающейся в паб гостье, к чему ей лишние волнения.

Интуиция скрипела и ворочалась внутри Питера, но он позволил себя уговорить, позволил себе думать, что теперь это не только его дело. Возможно, позволив брату Кейтлин дать американке ложный след и отвести её взор от этого городка раз и навсегда, он закроет дверь в прошлое, по настоящему закроет, и его поиски, свернув с правильного пути, когда-нибудь заглохнут сами собой.

А для того, чтобы поставить во всём этом окончательную точку, ему останется сделать лишь ещё один важный шаг, и больше он не будет его откладывать, как бы ни замирало сердце при мысли об этом. В конце концов, ну что такого страшного может быть в этой шкатулке. Вряд ли там будет записка «ты – монстр», набор трофеев серийного убийцы или фотографии ужасов и катастроф.

Но если и будет… тогда тем более следовало её открыть.

И, уверив Кейтлин в том, что кем бы он ни был раньше, теперь его жизнь – здесь, он сделал это.

* *

В шкатулке не оказалось ничего экстраординарного.

Паспорт, деньги, билет на самолёт.

Его заинтересовала только фотография, на которой он задержал взгляд на секунду дольше, чем на остальных вещах. На ней он, смешной и мало похожий на себя нынешнего, стоял счастливый рядом с каким-то мужчиной, слишком молодым для того, чтобы быть его отцом, но слишком взрослым для того, чтобы… Хотя почему слишком? Он мог быть его другом, братом, или кем-то ещё. Одно было ясно – кто бы это ни был, это был кто-то очень близкий, кому Питер доверял, и кому мог позволить вот так собственнически обнять себя за плечи, и с кем мог вот так улыбаться. Он вообще не знал, что может так улыбаться. Не знал, что идущие наискосок морщины на переносице могут разглаживаться до полной невидимости. Он даже неосознанно попытался скопировать собственную мимику с фотографии, попробовав раздвинуть брови, но у него не получилось, будто внутри, под кожей застыла невидимая маска, не дающая полностью расслабиться, заставляющая всё время удерживать на лице сосредоточенное выражение.

Может, когда он перестанет бояться прошлого, он сможет стать таким же?

С Кейтлин.

Её напряжённый вопрос, – а кто это? – заставил его убрать фотографию, – хотел бы он знать… – и, ещё на раз просмотрев найденные вещи, досадливо сложить всё обратно в шкатулку.