Вспомнив, что совсем неподалёку был офис Нейтана, Питер потянул его в ту сторону.
Выйдя на более оживлённое пространство, они проходили мимо подозрительно смотрящих на них людей, копошащихся на покорёженном остове города, как муравьи вокруг разворошенного муравейника, замечая, как выбиваются из общей картины почти неприличной праздностью, и не задерживаясь нигде. Они молчали, не готовые обсуждать увиденное. Похоже, прошло не больше года после взрыва, судя по результатам восстановительных работ, и до полного воскрешения городу было ещё очень далеко. Если это вообще было возможно. Город походил на тяжелобольного, спасённого и уже переведённого из реанимации в отделение интенсивной терапии. Но на всём и на всех вокруг была печать пережитого, и что бы ни происходило дальше, было очевидно, что некоторые шрамы останутся навсегда.
Питер не верил, что это единственный вариант будущего. Такое он не готов был принять, усердно пробираясь туда, где должен был быть Нейтан из будущего.
А Нейтан из прошлого, следуя за братом, всматривался в лица встречаемых людей, пытаясь разглядеть в них обещанную Линдерманом надежду. Чем они все живут сейчас, что ими движет, могут ли верить в светлое будущее, блуждая по этим очень медленно возрождающимся руинам? Смотрел – и не видел ничего, кроме потерянности и усталости, и думал, что может быть прошло ещё мало времени, а может быть это не то будущее, тоже со взрывом, но другое.
Ещё не успев дойти до места, на котором он взрывался в своих снах, Питер уже начинал понимать, что ничего хорошего он там не найдёт; что, судя по всё больше чернеющим и обвалившимся стенам, они приближаются к эпицентру взрыва. А значит, это свершившееся будущее его сна. А значит, Нейтана они не найдут. Нигде.
Резко остановившись, он повернулся к брату и, схватив его за плечи, испуганно и умоляюще посмотрел на него. Он не знал, чего именно от него ждёт или хочет, и не знал, что теперь делать ему самому. Точнее, он понимал, что теперь, вернувшись в своё время, сделает всё, чтобы этого будущего не случилось, но как именно, и почему он ожидал, что к этому окажется причастен Нейтан – не знал.
* *
И они снова оказались в другом месте…
В их доме, возле кабинета. Окно в конце коридора являло им дивный мир, живой и цветущий, и даже залитый солнцем, как в утопических фильмах, или это на контрасте с только что увиденным им показалось, что такой концентрации разлитого в воздухе счастья просто не бывает. Ничто не указывало на время, в котором они оказались, но, откуда-то точно зная его, Питер, специально для брата, сказал:
- Это тот же самый день, но другое будущее, – и, проникаясь и уверяясь в том, что видел, распахнув глаза, жизнерадостно добавил, – и, кажется, в этом взрыва не было!
Всё говорило о том, что Питер прав, но Нейтан не был готов так безоговорочно этому верить. Хотя одно то, что взрыва не было в самом городе, уже говорило о многом. Но не о том, что его не было вообще. Он привык во всём ждать подвох, не верить глазам и словам, а только доказательствам и фактам. В конце концов, что они видят? Лишь солнечный день с обычной жизнью за окном. А это совсем не гарантия их собственного благополучия.
Открытая радость младшего брата только пугала его. Он хотел бы верить вместе с ним, но вера без гарантий – это ведь было не по его части, и слишком часто бывало, что излишние надежды оборачивались особенно горькими провалами.
Может быть, дом хоть что-то им раскроет? Поможет поверить или подскажет, что им делать, когда они вернутся.
Но дом, кажется, не был расположен к «общению».
Пока Питер, так и не отпуская плеч брата, восторженно пялился в окно, Нейтан, прислушиваясь к звукам, зацепился взглядом за приоткрытую дверь в кабинет, и обратил весь свой слух туда. Или ему показалось, или там кто-то был. Да, определённо был, теперь он слышал это так ясно, что было непонятно, почему не заметил раньше.
Подглядывание никогда не входило в его привычки, но это был его собственный дом, и посмотреть за дверь было очень просто, лишь шагнуть немного назад и повернуть голову.
Что он и сделал.
Почувствовав мгновенное напряжение Нейтана, Питер тут же отвернулся от окна и обратил своё внимание на него. Тот смотрел в приоткрытую дверь кабинета, и выглядел так, словно увидел там их мать, танцующую сальсу. Он казался не испуганным, но настолько потрясённым, что Питер, не раздумывая, потянулся к двери, чтобы тоже посмотреть.
Сжав его за локоть, явно не желая, чтобы младший брат приобщался к увиденному зрелищу, Нейтан, тем не менее, не смог его удержать, и, высунув голову из-за другого его плеча, Питер заглянул за дверь и точно так же замер на месте.
Там был Нейтан. Живой и здоровый.
Он стоял перед столом, с закрытыми глазами, и всё в нём, от стиснутых зубов до побелевших пальцев, было таким напряжённым, что казалось, вот-вот, и разорвутся мышцы, и лопнет внутри какая-то струна.
Его рубашка была расстёгнута и выпростана из брюк, а к оголившейся груди прижимался сидящий на столе парень, столь же напряженный, но куда менее сдержанный. Темноволосый, коротко стриженый, незнакомый, он вёл себя так, словно имел на всё это право – на Нейтана и на то, чтобы, припадая к нему, слушать его сердце и собирать ладонями невидимую для глаз дрожь от его ударов. Его плечи, рельефность которых отчётливо проступала под чёрной обтягивающей футболкой, вздымались в учащённом тяжёлом дыхании, и Нейтан не только не отталкивал его, но прижимал к себе, за плечи и голову, хотя и казалось, что он не столько провоцирует того на дальнейшие действия, сколько хочет остановить.
Это длилось, наверное, всего несколько секунд, хотя ощущение времени было абсолютно утрачено обоими зрителями сего действа. Неизвестно, сколько бы они ещё так стояли, замершей скульптурой, но в какой-то момент Нейтан из будущего открыл глаза, и взгляд его, несущий в себе все адовы муки, вспорол и эту затянувшуюся паузу, и этот солнечный день.
* *
Очнувшись, братья отпрянули от двери.
Питер перепугано посмотрел на Нейтана, и в тот же миг они оказались в самом кабинете. В своей реальности и в тех же самых объятиях, которые предваряли их маленькое путешествие во времени, и которые казались до этого такими нормальными и естественными.
Но после только что увиденного очутиться в полностью отзеркаленной мизансцене – на том же самом столе, но с другой стороны, и почти в той же самой позе, но с сидящим на столе Нейтаном и возвышающимся над ним Питером – было шокирующим.
Им обоим хватило духу не отскочить тут же друг от друга, как от прокажённых, но оба не смогли удержать скованность, и, поскольку физическая близость после этого утратила весь свой смысл, они всё же осторожно отстранились. Им хватило, однако, этого короткого, отведённого на здравомыслие, времени, для того, чтобы понять, что лучшим выходом прямо сейчас будет не придавать увиденному слишком большого значения, а в идеале – перевести всё в шутку.
Но если Питер горел желанием эту «шутку» немедленно прояснить, то Нейтан мечтал о способности, позволяющей стирать память в любом объёме и любым людям, и может быть даже самому себе.
Предупредительно склонив голову на излишне заинтересованный взгляд брата, он буркнул:
- Только попробуй. Ни слова.
Споткнувшись на невысказанном вопросе, Питер покраснел – и от смущения, и от какой-то излишней взбудораженности, которую пытался скрыть – и, всё-таки не выдержав, брякнул:
- А кто это был? Я не…
- Не знаю, – снова прервал его Нейтан, вставая со стола, и огибая брата. Бросив в его сторону формальную улыбку, он отошел в сторону, – и не желаю знать! В любом случае, это… – чувствуя, как сдавило чем-то изнутри горло, он потянулся к верхним пуговицам, намереваясь их расстегнуть, но, осознав на полпути к ним своё намерение и то, как оно будет выглядеть, отдёрнул руку назад, – …это невозможно.
- Но почему? Ведь это было правильное будущее! – страстно возразил Питер, с ощущением обделённости глядя на его прямую, вычерченную как по линейке, спину, – там не было взрыва!
